Ровно четыре года назад VII съезд народных депутатов России утвердил Виктора Черномырдина на посту российского премьера. С тех пор состав правительства поменялся многократно — и только Черномырдин оставался величиной постоянной. Факт на самом деле поразительный, если учесть практически полное отсутствие каких-либо положительных сдвигов в российской экономике за время его премьерства. Но все имеет свое объяснение.
14 декабря 1992 года депутаты съезда народных депутатов провели рейтинговое голосование кандидатур, представленных на пост премьера. Большинство голосов получили секретарь Совета безопасности Юрий Скоков (637 — "за", 254 — "против") и вице-премьер, министр топлива и энергетики Виктор Черномырдин (621 и 280 голосов соответственно). Исполняющий обязанности председателя правительства Егор Гайдар получил 400 голосов "за", 492 "против" и из борьбы выбыл. Борис Ельцин отказался предлагать съезду кандидатуру Скокова, тем самым согласившись с назначением Виктора Черномырдина. Он и был утвержден съездом на посту премьера — "за" проголосовал 721 депутат. Президент и депутаты, таким образом, сошлись во мнении, что России пора иметь премьера-практика.
Виктор Черномырдин действительно являлся практиком. Будучи союзным министром газовой промышленности, Черномырдин добился того, чтобы премьер Николай Рыжков преобразовал в 1989 году его министерство в концерн "Газпром". Концерн сразу же монополизировал 95% добычи природного газа и 100% серы. За три года под руководством Черномырдина концерн, по тогдашним оценкам экспертов Ъ, как минимум утроил объем контролируемого им капитала. И когда Борис Ельцин решил укреплять российское правительство практиками, выбор пал именно на Черномырдина. В апреле 1992 года "Газпрому" было разрешено оставлять 38% валютной выручки за рубежом. Уже 19 мая по инициативе министра топлива и энергетики Владимира Лопухина и. о. премьера Егор Гайдар распорядился проверить в десятидневный срок документацию "Газпрома", состояние валютных счетов и прохождение по ним средств. А 30 мая Лопухин был отправлен в отставку и его место занял Виктор Черномырдин, одновременно возведенный в ранг вице-премьера.
Конечно, Черномырдину повезло. Почти каждый руководитель советского (а затем российского) министерства или предприятия претендовал на роль выдающегося практика и крепкого хозяйственника — действительно, не теоретиком же ему было себя провозглашать. Но было очевидно, что практики они только на словах: каждое отдельное предприятие и все отрасли в целом были явно убыточными. Все, за исключением нефтегазовой промышленности (особенно газовой). Начиная с 70-х годов газовая промышленность давала стабильный валютный доход при не таких уж больших затратах — и дает до сих пор. И спорить с тем, что председатель правления концерна "Газпром" Виктор Черномырдин являлся практиком действительно, не решился бы никто.
В этом и заключается секрет долгожительства Черномырдина на посту премьера. С теоретиком может спорить любой. С практиком — никто. Не случайно все изречения премьера подчеркнуто расплывчаты (если не сказать бессмысленны) — как у любого практика, для которого слова и идеи не имеют никакого значения. В своей первой речи в качестве премьера Виктор Черномырдин заявил: "Я сторонник глубоких реформ, но — против обнищания народа"; "наша страна при таких ресурсах не должна превратиться в страну лавочников", — и с тех пор продолжает в том же духе. С чем тут, собственно говоря, спорить? А если не с чем спорить, премьеру нельзя поставить в вину ничего, даже то, что за четыре года его правления российская экономика так и не преодолела кризиса. Кто может с определенностью утверждать, что в этом виноват Черномырдин? И где вообще критерии успешности его деятельности? Для практика достаточно, что никто лучше не справляется с возложенной на него задачей. В данном случае сравнивать не с кем и не с чем — пока не уйдет Черномырдин.
Черномырдин, конечно, вполне мог расстаться со своим постом по чисто политическим причинам — или, если выражаться точнее, он мог пасть жертвой борьбы группировок в российской властной элите, как это случалось до сих пор почти со всеми членами российского правительства. Но и здесь ему повезло. У Бориса Ельцина не было повода заподозрить его в политической неверности — говоря откровенно, какой-то ярко выраженной политической позиции у Черномырдина вообще нет, а все необходимые ритуалы выражения личной преданности он выполняет неукоснительно. Для левой оппозиции испытывать неприязнь к Черномырдину было бы просто смешно — бывший инструктор ЦК КПСС и союзный министр своими повадками может вызывать у ее представителей только восхищение. У "рыночных" (или, если угодно, прозападных) группировок российской элиты тем более есть все основания считать своим "русского Рокфеллера", как называла Черномырдина российская пресса в 1992 году — тогда, когда он стал премьером.
ЛЕОНИД Ъ-БРОДСКИЙ