В последнее время налоговая полиция у всех на слуху — прежде всего из-за серии громких дел, которые ФСНП возбудила в отношении крупных компаний. О том, чем помимо уголовных преследований занимаются налоговые полицейские, в интервью корреспонденту "Денег" Галине Ляпуновой рассказал директор Федеральной службы налоговой полиции Вячеслав Солтаганов.
— Какие компании сейчас в "разработке" ФСНП?
— Конкретные компании я называть пока не могу. Отмечу лишь, что в качестве приоритетных направлений нашей работы на 2000 год выделены такие сферы, как ТЭК, кредитно-финансовый сектор, строительство, алкогольный рынок.
— Чем было вызвано одновременное возбуждение сразу нескольких громких дел — например, в отношении руководителей "ЛУКойла" и АвтоВАЗа?
— Это чистое совпадение. Уголовное дело в отношении АвтоВАЗа было возбуждено по материалам проверки Поволжской межрегиональной налоговой инспекции, проведенной еще в 1999 году. В акте была указана сумма, которую предприятие скрыло в результате махинаций с машинами-двойниками, и сумма немалая. Результаты проверки показывали руководству АвтоВАЗа. Уже тогда нетрудно было догадаться, что все это тянет на уголовное дело. Поэтому, когда Каданников говорит, что узнал о претензиях к компании из газет, он лукавит. Он не мог не знать. Мы дали АвтоВАЗу больше чем полгода. За это время они могли либо обжаловать решение налоговой инспекции в арбитражном суде, либо заплатить. Поэтому говорить, что это связано с какой-то политической ситуацией, неправильно. Наши дела отличаются тем, что они очень долго расследуются в силу своей специфики. Кстати, у АвтоВАЗа есть выход и сейчас — заплатить. Ведь Уголовный кодекс оставляет налогоплательщику шанс искупить вину — он может быть освобожден от ответственности, если совершил преступление впервые, оказал помощь следствию или полностью возместил причиненный ущерб. Только в этом году по таким основаниям было прекращено свыше 4,5 тыс. уголовных дел. И все-таки от возбуждения уголовных дел никуда не деться: слишком много натворили за прошедшие годы. Это как снег. Зимой лежит — все бело. Наступает весна, снег начинает таять — и становится видна вся грязь. Если мы хотим жить в нормальном государстве, богатые должны делиться. Хватит, 10 лет вполне достаточно, чтобы себя обеспечить. Пора работать на государство и общество. Если будет добрая воля платить налоги, если у нас будут нормальные цивилизованные отношения, таких коллизий не будет. А то сейчас многие говорят: не лезьте в нашу коммерческую тайну. Мы ведь все равно ее достанем. Для этого у нас есть оперативные методы, свои источники информации.
— И много у вас информаторов?
— Хватает. Нам порой помогают конкуренты. Они создавали специальные структуры, которые занимаются поиском компромата на конкурирующие организации. Они нам иногда подбрасывают очень качественные материалы. Мы их тщательно проверяем.
— Вы считаете, надо стимулировать стукачество?
— Мы рассматриваем это не как стукачество, а как добровольную помощь со стороны граждан правоохранительным органам. Пусть конкуренты разберутся между собой и занимаются честным бизнесом.
— Вы намерены бороться с олигархами?
— Я ни с кем не борюсь. Для меня не существует громких фамилий. Самое главное, чтобы люди соблюдали налоговое законодательство и платили налоги.
— Но все-таки на вас можно повлиять?
— Можно. Заплатить налоги в ходе расследования, и мы можем прекратить уголовное дело. Чем не гуманная организация?
— Какое у ФСНП отношение к крупному бизнесу?
— Мы нормально относимся к крупному бизнесу. Повторю, мы не сторонники сажать людей в тюрьму и считаем, что чем больше будет в стране состоятельных людей, тем лучше для государства и для общества. Вместе с тем и "священных коров" быть не должно — нормы для всех одинаковы. Поэтому я решительно отметаю все упреки в ангажированности налоговой полиции, в том, что она выполняет политические заказы. Нет, мы делаем свою обычную работу. И те громкие дела, которые в последнее время у всех на слуху,— это результат длительной оперативно-розыскной деятельности. Налоговая полиция вообще не может быть инструментом политического давления. Даже если представить ситуацию, что мне позвонили и сказали, что Иванова или Сидорова нужно прижать к стенке, я не могу ничего сделать, даже если захочу. Ведь в сфере налоговых отношений процессуальные действия таковы, что для расследования дела нужно несколько месяцев.
— Когда же прекратятся "маски-шоу"?
— Мы сейчас стараемся отказываться от "масок". Раньше была "историческая" необходимость. У предпринимателей появились свои охранные подразделения, бронированные двери. Создание подразделений физической защиты в ФСНП было вынужденной мерой. Но мы уже переболели этой болезнью.
— Недавно ФСНП получила право вести следствие дополнительно по 25 статьям УК. Это помогает в работе?
— Безусловно. Мы этого добивались давно. Налоговые преступления — это второй этаж в доме, а первый — другое экономическое преступление, с помощью которого нелегальные деньги были заработаны. Поэтому в 98 случаях из 100 при расследовании налогового преступления мы выходим на другое. Раньше нам приходилось делить такое дело пополам — часть отдавать МВД. Получалось, что два ведомства распутывают один и тот же клубок. А это и время, и силы. Одному ведомству расследовать такие дела и быстрее, и эффективнее.
— МВД не в обиде, что ФСНП отнимает у него хлеб?
— Мы не отнимаем ни у кого хлеб. Есть такое понятие — "альтернативная подследственность". МВД по-прежнему занимается расследованиями экономических преступлений, а мы — только в том случае, когда преступление связано с налогами. Это нормально. Например, в Великобритании шесть структур занимаются обеспечением экономической безопасности государства. У них правоохранительная система очень хорошо отлажена. То же самое в США.
— Значит ли это, что налоговая полиция скоро превратится в полицию финансовую?
— Де-факто мы уже вышли за рамки чисто налоговых преступлений. Осталось только оформить это юридически — сменить вывеску. Но мы с этим не спешим. Сначала надо подготовить личный состав, набить руку. А если говорить о полномочиях, то их нам хватает. Единственное, над чем стоит поработать,— это над созданием финансовой разведки. Такая структура существует, например, в Голландии. Там работают люди из разных ведомств. Они могут требовать любые документы у любых ведомств. Эта структура не правоохранительная, она только анализирует финансовые документы. В России тоже должна быть такая организация, которая будет отслеживать движение финансовых потоков — и не с помощью оперативных методов, а официально. То есть должен быть принят закон о том, что информация об определенных операциях в банковской сфере, с недвижимостью, с ценными бумагами в обязательном порядке должна направляться в определенную структуру.
Сейчас многие предприниматели прикрываются банковской, налоговой тайной. Пусть эти тайны существуют. Но должна быть прозрачность, чтобы не отмывались "грязные" деньги. Сегодня России надо определиться, какая структура возьмет на себя это бремя и поведет всех остальных за собой. Мы готовы пойти на такой шаг, мы уже созрели. Я предложил на рассмотрение президента вариант указа о возложении этих обязанностей на ФСНП.
— Финансовая разведка должна войти в структуру финансовой полиции?
— Не важно, при ком будет эта структура — при ФСНП, Минфине, ЦБ или при президенте. Важно, чтобы в стране такая структура появилась. Мне было поручено переговорить на эту тему с рядом должностных лиц.
— Как часто вы сажаете людей в тюрьму?
— Крайне редко. Реально срок в колонии, и то маленький, получили несколько десятков человек. В основном это лица, которые связаны с преступными группировками или у которых налоговые преступления тянут за собой серьезные уголовные.
— А надо сажать больше?
— Зачем? У нас же "клиент" другой. В милицию попадает кто? Вор, бандит, убийца, насильник. А у нас правонарушители в белых воротничках. Наша задача — не посадить бизнес за решетку, а заставить его платить налоги. Нам важно сохранить его для государства как потенциального налогоплательщика.
— В свое время была идея создать специальные тюрьмы для "белых воротничков". Она еще жива?
— Была идея создать не тюрьмы, а следственный изолятор в Москве. У нас сейчас нет своего СИЗО. Мы хотели для этих целей хотя бы несколько камер оборудовать, но так этого до сих пор и не сделали. Поэтому задержанный, находящийся в федеральном розыске, сидит в обычном кабинете. А наши сотрудники идут в буфет и за свои деньги ему кефир и колбасу покупают.
— Сколько сейчас получает налоговый полицейский?
— Смеяться будете. Человек, который проработал в ФСНП лет 15, получает сегодня около 3 тыс. рублей.
— То есть от получающего $100 сегодня зависит, возбуждать или нет дело на многомиллионные суммы?
— Да.
— Но это же почва для коррупции...
— Мы это понимаем. Но вопрос с нашей зарплатой должно решить правительство.
— Тем не менее как вы боретесь с коррупцией?
— Есть главное управление безопасности и борьбы с коррупцией. В прошлом году за коррупционные действия в отношении сотрудников налоговой полиции было возбуждено 93 уголовных дела, в отношении сотрудников МНС — 337. В этом году возбуждено уже 60 уголовных дел в отношении наших сотрудников и 130 — в отношении сотрудников МНС. Мы эти цифры не скрываем, но они нас, разумеется, не радуют.
— Вы не считаете, что реально взяток берут больше, чем говорит статистика?
— Жизнь очень сложная. Все же живые люди, и не все идут в налоговую полицию, чтобы честно служить родине. Есть другие мотивы. Мы все чаще сталкиваемся с тем, что и в полицию, и в инспекцию представителей делегируют криминальные структуры. Поэтому у нас очень жесткий отбор на службу в налоговую полицию.