В финансовом мире сложилась парадоксальная ситуация: во всех странах власти делают все, чтобы граждане и банки не боялись кризиса, а успокоенные граждане с банками делают все возможное для того, чтобы этот кризис случился.
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
После мирового финансового кризиса 2008-2009 годов власти всех стран поняли, что кризисы вызываются не только безответственными действиями граждан и банков, но и недостаточными усилиями государства по обеспечению безопасности на финансовых рынках.
И государство решило активнее вмешиваться в деятельность банковского сектора. Так, американские власти сегодня заявляют, что собираются создать систему, при которой 90% потерь на рынке ипотечного кредитования покроет госбюджет. В настоящее время в США застрахованы все банковские вклады граждан на сумму до $250 тыс. В других западных странах эта сумма составляет в среднем $100 тыс.
Государственная помощь банкам в виде субсидий и гарантий в индустриальных странах в целом составляет $630 млрд. Таким образом, государственное участие в частной банковской деятельности превышает совокупную прибыль тысячи крупнейших банков мира.
В 1856 году редактор британского еженедельника The Economist Уолтер Бэджет писал, что биржевые крахи в мире вызваны, как он выразился "слепым капиталом". Имелись в виду периоды, когда инвесторы, игнорируя риск, вкладывают деньги в самые невероятные проекты, надеясь на повышенную прибыль, а потом при малейших признаках кризиса в панике бегут с финансового рынка и тем самым делают кризис реальностью. Как отметил Бэджет, государству необходимо вмешаться и разработать правила, которые сделали бы финансовый рынок безопасным. Сам он предложил систему, при которой центральные банки любой страны своими деньгами гарантируют, что частные банки в любом случае не обанкротятся и вкладчики свои деньги не потеряют — однако за право воспользоваться деньгами центробанков частные банки должны заплатить как можно больше, чтобы они не начали считать, что им все позволено.
К середине XIX века мир видел множество финансовых кризисов и множество примеров безрассудного поведения инвесторов, надеявшихся на быструю и значительную прибыль.
В 1710 году британское правительство выдало лицензию на торговлю с экзотическими странами акционерной Компании Южных морей с условием, что она возьмет на себя часть госдолга. Компания быстро расширяла операции, привлекая все больше капитала с помощью продажи акций, и в 1720-м правительство решило, что она способна взять на себя весь госдолг, который тогда составлял Ј30 млн, и выплатить его в течение 25 лет. Ясно, что акции компании, способной на такую грандиозную операцию, должны были привлечь большое количество покупателей. Тогдашний британский министр финансов Джон Эйслаби, перед тем как направить на рассмотрение парламента предложение о передаче Компании Южных морей всего госдолга, лично приобрел ее акции на Ј27 тыс. При рассмотрении этого проекта член парламента Роберт Уолпол, впоследствии ставший первым в истории Великобритании премьер-министром, заявил: "Речь идет о порочной практике игры на курсе акций, которая отвлекает национальный гений от торговли и промышленности. Она способна довести доверчивых людей до разорения ложной надеждой на прибыль". Тем не менее парламент проект утвердил, после чего Уолпол немедленно сам приобрел акции компании на значительную сумму.
Акции Компании Южных морей начали расти в цене невероятно быстро: за три месяца они подорожали втрое, за год — в десять раз. Эйслаби и Уолпол получили от своих вовремя сделанных акционерных вложений весьма неплохой доход.
Видя такой ажиотажный спрос британцев на финансовые инструменты, предприимчивые люди стали в огромных количествах создавать собственные акционерные компании, производя первичные размещения акций прямо на лондонских улицах. Уинстон Черчилль в своей книге "История англоязычных народов" писал: "В каждой кофейне Лондона мужчины и женщины инвестировали свои деньги в любую компанию, согласную у них эти деньги взять. Доверчивости публики не было предела. Особую популярность имели акции "Компании, которая осуществляет предприятие небывалой прибыльности, хотя никто не знает, в чем заключается это предприятие". Для продажи этих акций предприниматель открыл контору в Корнхилле — контору осаждали толпы желающих немедленно инвестировать. После того как предприниматель собрал Ј2 тыс. наличными, он разумно предпочел скрыться".
Власти начали бороться с этими небольшими акционерными компаниями. Но исключительно под давлением Компании Южных морей, которая сочла их конкурентами, отвлекающими широкую публику от покупки ее собственных акций. На акционеров Компании Южных морей, не знавших подлинной причины, по которой британские власти вздумали вмешиваться в действие механизма свободного фондового рынка, такая борьба произвела крайне неблагоприятное впечатление — они стали немедленно избавляться от акций, пока с ними чего-либо не случилось. Акции компании подешевели в десять раз. По словам Черчилля, "толпы разорившихся инвесторов устроили бунт и решили рассчитаться с правительственными чиновниками, которых они сочли виновниками своего несчастья; старший министр по фамилии Стэнхоп скончался от нервного напряжения, вызванного обоснованным страхом перед физической расправой; генеральный почтмейстер предпочел принять яд".
В США в 1790 году было пять коммерческих банков. Министр финансов Александр Гамильтон решил создать центральный банк — Банк Соединенных Штатов — и продавать его акции. В 1791-м из $10 млн акций банка граждане за час приобрели $8 млн, при этом три четверти стоимости акции они должны были заплатить не деньгами, а гособлигациями. Так появился американский рынок облигаций. Что касается акций, то они с июля по август того года подорожали с $25 до $300. За первые два месяца своего существования Банк Соединенных Штатов выдал кредиты, которые спекулянты пустили на покупку акций. Потом в марте 1792 года банк из-за нехватки денег сократил выдачу кредитов, началась паническая распродажа купленных акций, и облигации за две недели подешевели на 25%. Гамильтон приступил к спасению финансовой системы: на бюджетные деньги он стал покупать гособлигации, повысив их цену,— тем самым он поддержал и Банк Соединенных Штатов, и спекулянтов. Также он заверил коммерческие банки, что они могут занимать из бюджета, сколько захотят под 7% годовых. Начались дискуссии о том, что инвесторы слишком наивны, а финансовые инвестиции слишком рискованны. В 1792 году в Нью-Йорке были запрещены фьючерсные сделки с ценными бумагами — в ответ 24 трейдера встретились на Уолл-стрит и основали свой торговый клуб, который стал Нью-Йоркской фондовой биржей.
В 1820-е годы британские инвесторы увлеклись вложениями в получившие независимость испанские колонии в Латинской Америке. С 1822 по 1825 год Колумбия, Чили, Перу, Мексика и Гватемала разместили на Лондонской бирже гособлигаций на Ј21 млн. Спекулянты также стали покупать акции британских добывающих компаний, планирующих освоить латиноамериканские месторождения. Акции одной из таких компаний, Anglo Mexican, за месяц подорожали с Ј33 до Ј158. Проблема заключалась в том, что до Америки нужно было плыть шесть месяцев, и никто не представлял себе, что там происходит и каково состояние экономики стран--эмитентов облигаций. Приходилось полагаться на благоприятные отзывы журналистов, которые были подкуплены властями этих стран. Инвесторы исходили из того, что Мексика и Колумбия платили по своим облигациям 6% годовых, и покупать их гораздо выгоднее, чем облигации Великобритании с их 3%. Однако платить такие проценты новые латиноамериканские страны, естественно, были не в состоянии хотя бы из-за отсутствия налоговой системы. И к концу 1825 года цена облигаций Перу уже составляла только 40% их номинальной стоимости. Упали цены и на облигации других новых латиноамериканских стран. Началось падение акций добывающих компаний, которые так и не приступили к разработке латиноамериканских месторождений, так как не были уверены в их существовании. Британские банки, вложившие значительные суммы в эти облигации и акции, понесли потери. Почувствовав плохое финансовое состояние банков, вкладчики бросились забирать из них деньги. Банк Англии приступил к операциям по спасению банков, предоставив деньги и самим банкам, и их фирмам-должникам. Несмотря на это, к 1826 году 10% английских банков обанкротилось.
В дальнейшем Британия испытывала финансовые кризисы раз в десять лет: следующие произошли в 1837 и 1847 годах. Кризис 1857 года отличался тем, что он впервые стал глобальным: падение акций американских железных дорог на 80% вызвало банковский крах в Нью-Йорке, оттуда он перекинулся в Ливерпуль и Глазго, ведущих торговлю с США, далее — в Лондон с банкротствами банков, привлекшими значительные средства вкладчиков и кредитовавших Америку, оттуда — в Париж, Гамбург, Копенгаген и Вену. Важным элементом английской банковской системы были так называемые дисконтные дома — они кредитовали промышленные компании и привлекали деньги вкладчиков на счета до востребования (то есть по сути были обычными банками во всем, кроме названия). При этом они надеялись на то, что Банк Англии их в любом случае выручит, и один из таких домов с капиталом в Ј10 тыс. выдал рискованных кредитов на Ј900 тыс. Однако Банк Англии счел такую кредитную политику совсем уж наглостью и выручать дисконтные дома не стал.
Самая крупная государственная банковская операция произошла в ходе мирового финансового кризиса 1929-1933 годов. В марте 1933-го ФРС вообще закрыла все американские банки, из них две тысячи — навсегда. Зато из оставшихся 14 тыс. банков шесть тысяч получили от государства в качестве помощи $1 млрд. А в 1934-м в США было введено государственное страхование вкладов до $2500 (очень значительная по тем временам сумма), чтобы граждане в случае каких-либо проблем в экономике сразу не бросались снимать деньги со счетов.
В целом история финансовых кризисов показывает, что государство неуклонно наращивает свое присутствие в финансовом мире и сейчас нарастило его до предела. Цель проста — успокоить банки и их вкладчиков и сделать так, чтобы они не очень боялись кризиса. Предполагается, что кризис выражается в том, что вкладчики поддаются паническим настроениям и бросаются срочно забирать деньги из банков, вызывая их крах. При этом создана настоящая всемирная система страхования вкладов и самих банков.
Одновременно власти продолжают повторять, что необходимо сделать так, чтобы граждане и банки прекратили свою безрассудную инвестиционную политику, которая во всех предыдущих случаях являлась первопричиной кризисов. Однако сейчас граждане во всех странах, успокоенные более чем щедрой системой страхования вкладов, охотятся только за повышенными процентами по этим вкладам, менее всего заботясь о том, что такое поведение является не чем иным, как риском в надежде на большие деньги. И платить повышенные проценты может только банк, который сам осуществляет рискованные инвестиции. А банки, успокоенные госгарантиями, сейчас как раз стараются рисковать в надежде на повышенную прибыль. В общем, в современном мире власти сделали все, для того чтобы никто не боялся кризиса. В результате никто его и не боится — во всяком случае, ведут себя все именно так.