Собирая материалы для курсовой работы, я провела три недели в Санкт-Петербурге. Все это время я снимала там квартиру, которая принадлежала няне друга нашей семьи. Сама няня, как и большинство россиян, проводила лето за городом, но ее беременная дочь Настя с мужем Толиком жила в соседней квартире...
Я надеялась, что общение с Настей и Толиком станет приятной компенсацией за те долгие часы, которые я проводила в молчании за чтением и переводами. Однако супруги строго придерживались политики доброжелательного невнимания. После стольких дней, проведенных без настоящего общения, даже иконы, висевшие в моей комнате, начинали глядеть на меня с сочувствием, когда я вслух жаловалась на что-то, связанное с курсовой. Как же я обрадовалась, когда однажды в понедельник вечером Настя и Толик заглянули ко мне и пригласили съездить на денек в Финляндию — они собирались подыскать недорогой участок под дачу. Я, естественно, согласилась.
В среду в 9 утра мы погрузились в их старенький светло-синий седан. За рулем Толик, Настя — рядом с ним, а я поместилась на заднем сиденье... Сняв деньги в ближайшем банкомате (на взятки на границе?), мы отправились в путь. Толик тут же начал засыпать меня вопросами: "Правда, что в Америке у всех есть оружие? У тебя есть чернокожие друзья? Какая пенсия у твоей бабушки? Какая у тебя машина?" Я даже подумала, не занимался ли он специально составлением списка вопросов с тех пор, как я приехала. На большинство вопросов я не ответила, сославшись на незнание (фраза "я не знаю" — одна из моих любимых в русском языке), или возразила, что "Нью-Йорк вообще-то не совсем Америка". А Толик, то ли исчерпав список вопросов, то ли устав от моих дипломатичных ответов, вскоре включил радиостанцию с российской поп-музыкой и успокоился.
Зато я никак не могла расслабиться. Я переживала о своих легких (в машине сильно пахло бензином) и зубах (не раскрошатся ли они от вибрации двигателя?) и в то же время с тоской посматривала на купленную книжку стихов (если бы я только захватила с собой наушники...). Деревья по обеим сторонам подходили к самой дороге; в лесу особо не на что было смотреть, все казалось одинаковым. Наверное, подумала я, мне лучше было бы остаться дома.
Перед границей Толик выехал на обочину и приглушил музыку. "У тебя есть паспорт?" Я протянула ему паспорт, раскрытый на странице с визой. И тут я вдруг поняла, что это одноразовая виза и, если я выеду из России, обратно меня уже не пустят. "Спрячь,— сказал Толик.— И ничего не говори". Выезжая обратно на дорогу, он улыбался. Приближались будки пограничников. В голове у меня промелькнул образ российской тюрьмы. Толик опустил стекло и заговорил с пограничником так, будто они давние друзья и вместе учились в школе. Через две минуты пограничники пропустили нас в Финляндию, проверив только водительские права.
Толик и Настя, похоже, заранее не выбрали какое-то конкретное место: они внимательно оглядывали окрестности в надежде, как мне казалось, просто заметить подходящий участок для дачи, освещенный лучами солнца... Но, как оказалось, они искали воду. Толик свернул на неасфальтированную дорогу, идущую вдоль берега большого озера. Она привела нас к большому обветшалому зданию, в котором, судя по виду, когда-то был приют. Пока Толик и Настя искали какую-то женщину, чтобы расспросить ее о здешних местах, я отошла в сторону, чтобы сфотографировать гниющий в лесу Jeep.
На обратном пути мы заехали в Выборг, чтобы посмотреть древнюю шведскую крепость. Как это часто случается на севере России, день, поначалу ясный и безоблачный, вдруг стал холодным и серым. И не успели мы выйти из машины, как тучи прорвало.
"Бежим!" — закричала Настя.
В музей мы влетели мокрые насквозь и запыхавшиеся. Настя, смеясь, отжимала волосы, и струйка воды стекала с них на пол. Толик купил нам в автомате по чашке кофе, который мы пили стоя. Потом дождь утих, и мы решили подняться на башню. За те 15 минут, что мы взбирались по крутой винтовой лестнице наверх, уже выглянуло солнце, на небе появилась радуга...
Обратный путь был долгим и мучительным. Когда мы добрались домой — около шести вечера — я была уже настолько голодна и раздражена, что жалела, что отдала целый день уединения за один-единственный прекрасный момент под дождем.
Но после этой поездки что-то изменилось. Настя предложила мне угощаться ее вареньем. Толик предлагал мне сигаретку всякий раз, когда сам выходил покурить, хотя я неизменно вежливо отказывалась. Этот дождь как будто смыл какую-то невидимую преграду между нами.
В декабре я получила от них имейл — они поздравляли меня с Новым годом. "Если соберешься приехать в Санкт-Петербург на Новый год, заходи к нам на чай",— писали они. А внизу стояла подпись: "Твои русские друзья".