Меценат, презиравший искусство

200 000 руб. вложил князь Вячеслав Тенишев в созданное им этнографическое бюро. Он был рационалистом и никогда не стал бы тратить столь значительную сумму просто ради удовлетворения научного любопытства. На основе полученных сведений князь надеялся выработать универсальную методику управления российским населением. Методика так и не появилась, зато любители истории, которых князь совсем не уважал, считают собранные им материалы важнейшим источником информации о быте русских крестьян. А равнодушный к гуманитарному знанию и современному искусству топ-менеджер вошел в историю как один из отцов русской этнографии и один из основных спонсоров художников Серебряного века.

АЛЕКСАНДР КРАВЕЦКИЙ

"Характерно русский self-made-man..."

Время после отмены крепостного права для многих дворянских семей было не особенно радостным. Вписаться в новые экономические реалии удавалось немногим. Русская классическая литература меланхолично прощалась с уходящим дворянством, вздыхая по поводу продажи дедовских усадеб и вырубки вишневых садов. А о тех дворянах, которые в новой реальности чувствовали себя как рыба в воде, вспоминалось намного реже.

Канва жизни князя Вячеслава Тенишева идеально подходит для бодрого рассказа о людях, которые в последней четверти XIX века создавали российскую промышленность. Здесь есть все: и стремительное превращение небогатого молодого инженера во "владельца заводов, газет, пароходов", и сверхзадачи, на решение которых он направил существенную часть заработанного, и блестящее окружение, и, в конце концов, почти профессиональная игра на виолончели.

Мальчик из провинциальной аристократической семьи, возводящей свой род к мурзе Тенишу Кугушеву, которому Василий III пожаловал поместье в Мещере, не особенно походил на человека Серебряного века. К искусству и прочим вещам, не сулившим практической пользы, он относился без большого энтузиазма. Поступив на физико-математический факультет Петербургского университета, он через какое-то время по настоянию отца поехал доучиваться в Германию. Причина переезда была проста: российское студенчество было сильно политизировано, и Николай Иванович, отец Вячеслава, опасался, что сын вместо учебы увлечется вредными идеями. В результате молодой человек завершил образование в Технологическом институте в Карлсруэ, выпускниками которого были многие выдающиеся инженеры — например, вместе с Тенишевым учился Карл Бенц.

Профессия инженера путей сообщения в послереформенной России, переживавшей железнодорожный бум, была очень востребованной. Промышленная революция требовала развития дорог. Железнодорожные концессии позволяли в течение нескольких лет сделать миллионное состояние. Одним из узких мест железнодорожного строительства было производство рельсов, и Вячеслав Тенишев, скооперировавшись с двумя другими молодыми инженерами, перестроил лесопильню купца М. П. Губонина в металлургический завод. Молодым инженерам за пару лет удалось наладить производство стальных рельсов, которых в России катастрофически не хватало. Вскоре было освоено производство паровозов, железнодорожных вагонов, мостов и инструментальной стали. За первые 10 лет работы завода прибыль составила более 6 млн руб., при том что заработок высококвалифицированного рабочего составлял рубль в день, а сам князь Тенишев начинал карьеру, получая в месяц 50 руб. К 1878 году на долю Акционерного общества Брянского рельсопрокатного завода, техническим руководителем которого был Вячеслав Тенишев, приходилась треть российской стали.

Род деятельности накладывает на человека отпечаток. Несмотря на княжеский титул и соответствующую родословную, Тенишев был больше похож на энергичного купца, чем на рафинированного аристократа. "Ничего княжеского ни в наружности, ни в манерах у Вячеслава Николаевича не было. Широкое квадратное лицо с густой белокурой бородой было самое простецкое, мужицкое,— вспоминал художник Александр Бенуа,— да и широкоплечая приземистая фигура скорее подходила для какого-нибудь торговца с Апраксина рынка, нежели для особы, украшенной титулом. Это был характерно русский self-made-man, собственным умом и смекалкой составивший себе огромное состояние и продолжавший с успехом его увеличивать посредством всяких деловых операций и индустриальных предприятий".

Но меня интересуют не "операции и индустриальные предприятия" князя Тенишева, не история инженера-бизнесмена, проделавшего путь от мелкого служащего с пятидесятирублевым жалованьем до "владельца заводов, газет, пароходов". Истории стремительных обогащений были востребованы в 90-е годы, когда это было в новинку. В судьбе Тенишева занимательны не столько накопление, сколько траты. Его история — это история гениального менеджера, убежденного, что мир рационален и что российскую жизнь можно переформатировать на основе здравого смысла и последних данных науки. Но Серебряный век рационализмом не отличался, и результаты проектов князя были блестящими, но совсем не теми, какие он ожидал.

"Чем бы жена ни тешилась, лишь бы не блажила..."

Если Вячеслав Тенишев не жаловал искусство и гуманитарное знание, то его жены (он был женат дважды) были, как и положено дамам Серебряного века, поклонницами актуальной культуры. Про его первую супругу — Анну Дмитриевну — известно, что, посетив популярную лекцию, посвященную Фридриху Ницше, она настолько воодушевилась, что отправила философу письмо, которое недоумевающий Ницше воспринял как объяснение в любви. Вторая его супруга — Мария Клавдиевна — вошла в историю искусства как меценат и инициатор многочисленных культурных и просветительских проектов рубежа веков. Тенишев считал эти увлечения супруги блажью, но честно их спонсировал. "На мою страсть к искусству и коллекционерству,— сетовала Мария Клавдиевна,— он смотрел снисходительно, как на игрушку избалованного ребенка, и ко всем моим художественным затеям, устройству мастерских в городе и деревне применял известную пословицу, перефразируя ее — "чем бы жена ни тешилась, лишь бы не блажила"".

Кротость Вячеслава Тенишева достойна восхищения. Человек, видевший в искусстве лишь бессмысленное, хотя и безвредное времяпрепровождение, заставивший своего друга-виолончелиста поступить на службу в банк, поскольку "мыслящему человеку быть исключительно музыкантом — недостаточно и унизительно", безропотно платил художникам и антикварам, которых опекала супруга. Создание портретов княгини Тенишевой превратилось в своеобразный бизнес. Мария Клавдиевна жаловалась на то, что Репин периодически начинал ее обхаживать и восклицать, как ему хочется написать ее портрет. А когда портрет был готов, художник выставлял счет, оплачивать который приходилось уже Вячеславу Николаевичу. Что же касается самих репинских портретов, оба супруга считали их крайне неудачными, но не заплатить за работу было невозможно. Семейные сцены вызывали и счета за портреты Серова, а после того, как скульптор П. П. Трубецкой за небольшой бюст княгини потребовал 4 тыс. руб., Вячеслав Тенишев торжественно объявил, что ни портретов, ни бюстов он больше не оплачивает. Поэтому не вызывают никакого удивления жалобы княгини на то, что муж относился к художникам "с презрением, иногда с каким-то странным любопытством, точно видел перед собой нечто вроде заморского зверья". Среди окружавших Марию Клавдиевну художников князь выделял лишь Виктора Васнецова, которого считал человеком деловым и практичным.

На средства князя Тенишева начал выходить журнал "Мир искусства" — первое периодическое издание русских символистов. Мария Клавдиевна буквально вынудила своего мужа встретиться с Сергеем Дягилевым и Саввой Мамонтовым (он должен был выступать в качестве второго спонсора) и подписать соглашение. Тенишев дал на журнал 12 500 руб., а взнос Мамонтова в конце концов ограничился 5 тыс. Недоброжелатели откровенно издевались над тем, как Дягилев доит своего спонсора. В журнале "Шут" была напечатана карикатура "Идиллия", изображавшая княгиню Тенишеву в виде коровы, которую доит Дягилев. Перед коровьей мордой с лавровым венком на тарелке стоит Илья Репин, а из навоза выклевывает зернышки петух, в котором современники легко узнавали Льва Бакста.

Вячеслава Тенишева подобные истории сильно раздражали, а выделенные на художественные проекты средства он считал бесполезно потраченными. Но сейчас, когда все эти истории уже давно закончились, выясняется, что деятельность его супруги в значительной степени определила развитие русского искусства Серебряного века, а презиравший это искусство князь Вячеслав Николаевич вопреки собственному желанию стал одним из основных его спонсоров. В Талашкино (Смоленская губерния) на средства Тенишева была создана школа и кустарные мастерские, в которых эксперименты художественного авангарда объединялись с приемами традиционного народного искусства. Марии Клавдиевне даже удалось уговорить религиозно индифферентного князя оплатить строительство в Талашкино храма Святого Духа со знаменитыми мозаикой и росписями Рериха. Князя и похоронили в крипте этого недостроенного и неосвященного храма, что для агностика было, по всей видимости, не столь уж и важно.

С Талашкино так же, как и с Абрамцево, связаны биографии многих русских художников. Любопытно, что Савва Мамонтов, на средства которого создавалось Абрамцево, сделал свое состояние во время железнодорожного бума — так же как и Вячеслав Тенишев. Такие вот неожиданные результаты железнодорожного строительства.

Сочетая финансовую поддержку современного искусства с презрением к этому искусству, Вячеслав Николаевич охотно привлекал художников из окружения супруги при подготовке русского павильона на Всемирной выставке в Париже. Кроме таких предсказуемых вещей, как карта Франции, выполненная из уральских самоцветов, литой чугунный павильон Каслинского завода или главный павильон, воспроизводивший очертания Московского Кремля, здесь впервые было показано новое русское искусство. Парижская выставка стала триумфом художественных экспериментов на фольклорные темы, которые пропагандировала княгиня Тенишева. Расписанные Михаилом Врубелем балалайки, декоративные росписи и панно, выполненные Филиппом Малявиным, Валентином Серовым и Константином Коровиным, были прекрасно приняты публикой. Сам Вячеслав Николаевич тоже оценил дарование Коровина — правда, не как художника, а как тонкого знатока французских вин. Таким образом, выяснилось, что непохоже рисующие, бесполезные и сильно пьющие русские художники не столь уж и бесполезны, если уметь их правильно употребить.

"В тетрадках, приборах, стеклянных колбочках и немецких книжках..."

Борьба князя Тенишева с отвлеченностями могла носить довольно неожиданный характер. Он, например, написал объемную книгу "Математическое образование и его значение". Сочиняя это популярное введение в математический анализ, Вячеслав Николаевич изо всех сил сражался с математикой как с чистой наукой. Он постоянно оговаривает, что матанализ описывает взаимные отношения реальных величин и математические выражения осмысленны лишь в той мере, в какой они связаны с действительностью. При чтении книги кажется, что он куда меньше опасается невежества, чем попыток превращения математики в науку наук. Он категорически не принимает интеллектуальные построения, в которых математика "превозносится до святилища, от которого исходят всемирные законы".

Чтобы готовить рационально мыслящую элиту, Тенишев на свои средства создает училище, действующее по уникальной программе. Вообще-то в конце XIX века открывать частные школы было очень модно. Дело в том, что в 1887 году Министерство просвещения издало доклад "О сокращении гимназического образования" (обычно этот доклад называют циркуляром о кухаркиных детях), в котором директорам гимназий рекомендовалось не допускать к обучению "детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей... за исключением разве одаренных гениальными способностями". Общественной реакцией на этот указ стало появление альтернативных учебных заведений, где могли учиться те, для кого государственные школы отныне были закрыты. Однако Тенишевское училище как раз не было школой для всех. Даже наоборот. Это было экспериментальное учебное заведение для подготовки хорошо образованных практиков. По замыслу основателя в основе учебного процесса должны были лежать точные науки и работа в мастерских. В старших классах преподавались политэкономия, бухгалтерия, товароведение. В специально выстроенном здании имелись лаборатории, оранжерея, ремесленные мастерские. "Наглядные методы,— вспоминал один из выпускников,— заключались в жестокой и ненужной вивисекции, выкачивании воздуха из стеклянного колпака, чтобы задохнулась на спинке бедная мышь, в мучении лягушек, в научном кипячении воды... К концу дня, отяжелев от уроков, насыщенных разговорами и демонстрациями, мы задыхались среди стружек и опилок, не умея перепилить доску. Пила завертывалась, рубанок кривил, стамеска ударяла по пальцам". В школе поощрялся спорт, а в младших классах не запрещались драки, так как, по мнению педагогов, это было полезным спортивным занятием. Оценки не ставились. Лишь выпускные экзамены — дань министерским требованиям — были с оценками.

Концепция школы была близка С. Ю. Витте, который в качестве свадебного генерала посещал торжественные собрания в начале учебного года. Думаю, ни одно учебное заведение не стало бы возражать против регулярных визитов министра финансов. В школе были блестящие учителя, которых привлекали высокая зарплата и возможность экспериментировать. Кажется, единственным человеком, резко критиковавшим Тенишевское училище, была княгиня Тенишева, видевшая в нем совершено нерациональную трату денег. В отличие от мужа, княгиня была сторонником массового народного образования и полагала, что на те же средства можно было бы содержать десяток школ и без всяких изысков учить там крестьянских детей. Но Вячеслав Николаевич к мнению жены не особенно прислушивался и считал свою школу весьма удачным проектом.

И он был прав. Среди выпускников Тенишевского училища много незаурядных людей и даже имеется один нобелевский лауреат. Но и здесь жизнь, которая сложнее любых схем, жестоко подшутила над рационализмом князя. Среди выпускников преобладали не коммерсанты и управленцы, а гуманитарии. А два самых знаменитых выпускника — Владимир Набоков и Осип Мандельштам (его воспоминания об измывательстве над мышами я цитировал выше) — и вовсе сбились с пути истинного и стали литераторами. И не только они. "В Тенишевском училище,— вспоминал школьные годы Мандельштам,— были хорошие мальчики. Из того же мяса, из той же кости, что дети на портретах Серова. Маленькие аскеты, монахи в детском своем монастыре, где в тетрадках, приборах, стеклянных колбочках и немецких книжках больше духовности и внутреннего строя, чем в жизни взрослых". Нерациональность жизни снова торжествовала.

"Действия других выходят из нашей сферы понимания..."

Любой администратор тратит массу усилий на то, чтобы растолковать подчиненным, что же от них требуется. Но избежать взаимных непониманий и коммуникационных неудач не удается никому. Обычная реакция в таких случаях — сетования на тупость персонала и неправильное устройство мироздания. Вячеслав Тенишев попытался посмотреть на взаимное непонимание рабочих и работодателей как на задачу, решение которой требуется найти. Князь Тенишев был человек последовательный, и в 1896 году он отошел от коммерческой деятельности, чтобы больше времени оставалось для занятий социологией.

Тенишеву явно не давали покоя коммуникационные неудачи, которые он испытывал при общении с рабочими, прислугой, крестьянами. Он хотел рационально объяснить, почему представители разных сословий плохо понимают друг друга. "Честному труженику,— писал Тенишев,— непонятны чувства, которыми руководится в своей деятельности вор; холостяку кажутся странными привязанности семьянина; доблестному солдату представляется невозможным бегство с поля сражения и т. д. Вообще многие действия других выходят из нашей сферы понимания, и никакие указания психологов не могут согласовать их с нашими чувствами". Таким образом, секрет рационального управления оказывается очень простым. Нужно описать особенности поведения людей, принадлежащих к разным сословиям, и на основе этих описаний учить менеджеров правильному общению. А материалом для такого универсального описания должны были стать результаты массового социологического обследования жителей России. Чтобы грамотно составить вопросник подобного исследования, Вячеслав Тенишев написал две большие работы, одна из которых была посвящена деятельности животных, а другая — деятельности человека. Он исходил из того, что поведение человека не так уж и сильно отличается от повадок животного. В человеке он видел социальное животное, отягощенное жизненным опытом, национальными традициями и сословными предрассудками. Собрав материал про все эти традиции и предрассудки, Тенишев надеялся построить модель человеческого поведения, а значит, и избежать непониманий, и заодно выяснить, какие черты национального характера при помощи дрессировки следует несколько изменить. Такие простые и рациональные методы князь считал единственно научными и с жаром сражался с психологией, полагая, что современные психологи пренебрегают открытиями естественных наук и "ведут свои рассуждения от древних греческих философов, чем, между прочим, поддерживают преувеличенное в сравнении с естествознанием значение, которое до сих пор придают изучению древних языков".

Подавляющее большинство жителей России были крестьянами, поэтому начать исследование человеческого поведения решили именно с них, а уже затем перейти к горожанам. А дальше все становилось легко и понятно. "Собранные и приведенные в порядок сведения,— полагал князь Тенишев,— не только прольют свет на поступки и поведение людей, с которыми нас связывает жизнь, но еще дадут нам возможность во многих случаях предвидеть, как эти люди отнесутся к предстоящим обстоятельствам. Каждому администратору необходимо иметь сведения о поступках и поведении управляемых. Виновность в суде не может быть правильно определена без достоверного знания условий жизни подсудимого. Нельзя быть хорошим коммерсантом, не умея обходиться с покупателями... Врачу надо знать образ жизни своих пациентов. Учителю нужно сообразовываться со средою, в которой живут его ученики, и т. д.".

"От него требуются факты, а не выводы..."

Для сбора материалов по всей стране была разослана толстая книга с вопросами, ответы на которые нужно было отправлять в находящееся в Санкт-Петербурге Этнографическое бюро князя В. Н. Тенишева. Идея обращаться к стране и миру с просьбой проводить на местах различные опросы сама по себе не была новой. Еще Владимир Даль пользовался этим методом, когда собирал материал для своего словаря. А уж во второй половине XIX века кто только не задействовал энтузиастов, готовых ради идеи собирать различные сведения. Но до Тенишева никто и никогда не оплачивал работу собирателей.

Теперь же сбор материала поставили на коммерческую основу. Присланные рукописи не просто оплачивались, но оплачивались дифференцированно, в зависимости от полноты и качества материала. И оплачивались весьма щедро, что делало эту работу весьма привлекательной. На свой проект Тенишев выделил 200 тыс. руб. (ровно столько, сколько вложил когда-то в акции Брянского металлургического завода).

От корреспондентов ожидался конкретный материал, а не общие рассуждения. На первой странице вопросника было напечатано предупреждение, что от сотрудников "требуются факты, а не выводы", поэтому следует не рассуждать, а отвечать на вопросы. "Общие же выводы будут сделаны... в центральном этнографическом бюро в Санкт-Петербурге". Материалы были получены от 350 корреспондентов. Все они были перепечатаны на машинке, чтобы при работе над книгой князю не приходилось разбирать плохой почерк.

Вячеслав Тенишев скончался в 1903 году, так и не успев засесть за свой обобщающий труд. В рамках проекта было издано лишь несколько книг, посвященных таким частным проблемам, как крестьянское правосознание (эта работа была актуальна в связи с готовящейся реформой суда), народная медицина и т. д. А начавшаяся революция и последовавшие за ней изменения социальной структуры российского общества обессмысливали саму исходную идею Тенишева. Та реальность, которую описывали корреспонденты тенишевского бюро, безвозвратно уходила в прошлое.

Таким образом, идея составить универсальное пособие для менеджеров, пытающихся взаимодействовать с русскими крестьянами, не была реализована, но тенишевские материалы зажили собственной жизнью. Исчерпывающие сведения о быте крестьян, собранные незадолго до того, как этот быт был практически полностью разрушен, сами по себе являются уникальным историческим материалом. И проект Вячеслава Тенишева оказался востребованным не управленцами, а теми, кого князь не особенно уважал, этнографами и фольклористами. Ведь не знающий реалий историк испытывает те же проблемы понимания, что и менеджер, которому пытался помочь Тенишев. Избежать проколов и ляпов здесь мало кому удается. Например, Александр Солженицын, вообще-то отличающийся этнографической точностью, размышляя о поведении подростков в лагере, описывает сцену, когда мальчики, мирно разговаривающие с девочкой, вдруг вскакивают и хватают ее за ноги. "Она оказывается в беспомощном положении: руками опираясь о землю, и юбка спадает ей на голову. Мальчики держат ее так и свободными руками ласкают. Потом опускают не грубо. Она ударяет их? убегает от них? Нет, садится по-прежнему и продолжает спорить". Солженицын воспроизводит этот эпизод, чтобы показать, как лагерь портит детей. Между тем их поведение связано не с тюремной культурой, а с крестьянской. И в материалах тенишевского бюро имеются описания точно таких же сцен.

Для подобного рода комментариев тенишевские материалы совершенно незаменимы, но я сильно сомневаюсь, что Вячеслав Николаевич затеял бы свой этнографический проект, если бы предполагал, что его читателями будут не управленцы-реформаторы, а любители прошлого. Но от судьбы не уйдешь, и все рационалистические проекты князя Тенишева оказывались адресованными той категории людей, которую он не особенно уважал. Учить бухгалтерии и товароведению Владимира Набокова, чтобы тот в конце концов получил Нобелевскую премию по литературе — это вполне по-тенишевски.