Освоение шельфа — это всегда риск, а сегодня цена вопроса на фоне сложной экономической обстановки значительно возросла. Директор Института энергетики и финансов ВЛАДИМИР ФЕЙГИН рассказал “Ъ” о том, в каком направлении стоит идти российским компаниям на шельфе Арктики, чтобы не потерять миллиарды и получить кумулятивный эффект, используя мировой опыт.
Фото: Василий Шапошников, Коммерсантъ
— Может ли освоение арктического шельфа помочь в развитии экономики РФ — и если да, то как?
— Освоение шельфа Арктики — это инвестиции в сотни миллиардов долларов. Каждая скважина тут стоит значительно дороже, чем сухопутная,— соответствующая сумма может достигать сотен миллионов. Чтобы открыть и освоить месторождение, нужны десятки скважин, а значит — бурильные установки, платформы и подводные сооружения для добычи, инфраструктура связи с берегом и так далее. То есть для масштабного освоения арктических ресурсов необходимо участие большого количества смежных отраслей: судостроение и машиностроение, сервис. И тут встает вопрос: вкладывать деньги внутри России или просто покупать услуги на мировом рынке. Если выбирать первое и строить что-то новое на своей базе с участием отечественного оборудования, то инвестиции, идущие в экономику, становятся крупным драйвером ее роста. Это то, что нам сейчас нужно. При этом важным условием развития является спрос. Ведь можно создавать технологии и оборудование, продираясь на мировой рынок и видя, что там это востребовано, а к моменту готовности столкнуться с тем, что туда уже пришел конкурент и победил. Инвестиции в продвинутые области достаточно рискованные в силу того, что все быстро меняется. Разработка шельфа может решить эту проблему, обеспечив востребованность и базовый заказ со стороны таких заказчиков, как «Газпром» и «Роснефть».
— То есть основной экономический эффект ожидается не от прибылей от добычи, а за счет консолидации отраслей в рамках освоения?
— Да, главное тут — кумулятивный эффект. Если посмотреть на пример Южной Кореи, она в значительно большей степени потребляет энергоресурсы, чем добывает или производит, но у нее большая часть экономики построена на создании судов и платформ. Еще 30 лет назад ничего этого не было, но они увидели эту сферу, активно вошли в нее и вытеснили других. России в этом случае проще, потому что есть запрос внутри страны, а они работали на международный рынок, повышая конкурентоспособность. Если мы не будем развивать это направление, то сможем разрабатывать только самые простые ресурсы, что в перспективе повлечет снижение добычи с учетом того, что у нас в стране осталось больше именно сложных ресурсов.
— И как этого избежать? Что нужно учитывать при разработке месторождений в Арктике?
— Есть сразу несколько факторов, которые влияют на рентабельность любого добычного проекта: эффективный ресурс, глубина, дебит скважины, качество нефти или состав газа, миллион вещей. Еще один важный элемент — логистика. Тут надо понять: насколько есть готовность к разработке, ведь в Арктике мощные движущиеся льды — и вряд ли это кардинально изменится в разумной перспективе. Бурить можно два месяца в году, а добывать вы должны круглогодично. Поэтому надо четко понимать, какие объекты вы должны создать для того, чтобы они эффективно противостояли всему этому, сколько это будет стоить. Как только вы увидите, что все эффективно, все доказуемо, можно переходить к промышленной стадии. Но нужно вести работу долгосрочным образом, создавая потенциал вокруг себя. Например, вы занимаетесь разведкой, так добейтесь того, чтобы через пять лет вы этой разведкой занимались уже на судах российских компаний и заводов. Если вы получили лицензии и вам предстоит разведка, задумайтесь над тем, чтобы ее вели российские компании на российском оборудовании. Таких направлений — 10, 15 и даже больше. Мы как страна такого по масштабу проекта, как освоение нефтегазовых ресурсов Арктики, не осуществляли очень давно. Он объективно сложный, объективно очень масштабный. Но, как правило, это хорошо.
— Может ли государство помочь в этом, например, через обещанные льготы для шельфовых месторождений?
— Льгота выглядит как какой-то подарок, а государство должно давать стимулы разными способами: партнерством, инвестиционным климатом, ресурсами, финансами. Надо продолжать то, что уже начато: создавать диверсифицированную налоговую систему, приспособленную к различным условиям разработки месторождений, потому что ресурсы разные, регионы разные, прибыльность их разная. Конечно, в этом случае сложные ресурсы типа шельфа напрямую дадут меньше с точки зрения налогов, но если нет дифференцированного подхода, они вообще разрабатываться не будут. Вы получите ноль. Если же такая система будет работать, то используется внутренний потенциал, к нему впоследствии добавятся инвестиции от партнеров, которые будут вкладывать здесь. И за счет этого косвенного эффекта вроде бы потерянные для бюджета средства окупятся многократно. Это вопрос правильного маневра, баланса между прямыми изъятиями налогов и стимулированием бизнеса.
— Насколько точно можно просчитать параметры проекта в таком совершенно новом регионе, как Арктика? Ведь на фоне нынешней экономический ситуации компании могут получить серьезные убытки вместо прибыли…
— Каждый проект каждой компании имеет свой бизнес-план, жизненный цикл и не всегда предварительные оценки оправдываются на всех последующих стадиях подготовки проекта. У нас есть такие негативные примеры, как Штокман. Деньги вложены, проект подготовлен, но происходит замораживание. Но со временем и развитием технологий их можно пересмотреть и вернуться к реализации.
Компании не могут избежать затрат на подготовительную работу, в том числе на создание проекта, технико-экономического обоснования, бурение разведочных скважин. Все предпроектные мероприятия могут стоить миллионы, сотни миллионов, но не миллиарды, как правило. Они необходимы, чтобы лучше понять объект, чтобы принять правильные решения. Но не всегда объект выстреливает, так что порой лучше его заморозить, чем потерять огромные средства при неэффективной реализации проекта. Здесь не подходит принцип «кровь из носа, но мы это сделаем». Если вы вот так рисково вложили свои миллиарды, а ситуация изменилась, расходы, как правило, растут по сравнению с тем, что вы запланировали, вы рискуете гораздо больше.
Cейчас такая ситуация складывается в Австралии на крупных проектах по СПГ. Туда вложили очень большие компании, такие как Chevron и Shell, в ожидании очень большого роста потребления в Азии. Но все оказалось медленнее, дороже и труднее, чем предполагалось. Стоимость этих проектов постоянно растет и уже составила десятки миллиардов долларов, а перспектива на азиатском рынке ухудшается в связи со снижением мировых цен на нефть и ожидаемым ростом собственной добычи угольного и сланцевого газа. К тому же есть большой шанс, что американский газ в тех или иных объемах поступит в АТР. При этом ведь сейчас снижается цена на нефть, а, значит, снизится цена на газ. И, если это снижение будет долгосрочным, то нельзя исключать замораживания проектов, притом что они уже на дальней стадии, там уже вложены большие деньги. Поэтому семь раз отмерь, один раз отрежь. Это правило не всегда выполняется даже опытными глобальными компаниями. Поэтому затраты на старте опасны, но не критически опасны. А вот попасть в подобную ситуацию где-то в середине инвестиционного цикла гораздо серьезнее. Поэтому, возвращаясь к Арктике, нам надо создавать технологии, приращивать запасы, потому что пока все это все требует подтверждения, развития компетенций и т.п., и последовательно реализовывать проекты с учетом возникающих ситуаций и используя возможности, которые дает рынок. Когда-то несколько замедляя этот процесс, когда-то ускоряя. Но в целом двигаясь в этом направлении.
— Есть ли конкретные примеры экономической эффективности для страны от работы на шельфе?
— Компаний-лидеров в области добычи на шельфе в мире не так много, их порядка семи. Среди них норвежская Statoil. А ведь не так давно было время, когда норвежцы мало что умели в добыче нефти и газа на шельфе и тем более в инновационных вопросах. Но они поставили себе задачу стать конкурентоспособными и вырастить своих глобальных игроков. Они принудили (в рыночном смысле и рыночными методами) более опытных партнеров делиться с ними знаниями, создавать совместные проекты на своей территории, и в результате такой политики они сейчас среди мировых лидеров. И мы, если будем действовать правильно, сможем давать подобный потенциал — это несомненно.
— Но России на фоне санкций придется исходить только из собственных возможностей…
— Нам в любом случае нужно взаимодействовать c мировым сообществом. Если мы начнем сами все придумывать с нуля, это займет у нас в лучшем случае те же 30 лет, которые заняли в мире. Мы должны проскочить эти этапы во взаимодействии с теми, кто знает и умеет работать там, куда мы только выходим. Конечно, санкции затрудняют этот процесс, но, как китайцы говорят: кризис — это возможность. Санкции не затянутся навечно. Может быть, сейчас надо идти самостоятельно в этом направлении, впоследствии привлекая опытных партнеров и осваивая те технологии, которые они уже представили в России.
— Есть ли возможность оценить, когда будет пик эффективности от разработки месторождений в Арктике?
— Конечно, это будет растянуто во времени. По моему собственному мнению, пик придется на вторую половину следующего десятилетия, когда начнется полномасштабная реализация Арктики как проекта. С позиций того, что предстоит сделать, это совсем не дальняя перспектива.
Дополнительно
• Приразломная жизнь
• Экономический потенциал Арктики
• Влияние санкций на будущее проектов на шельфе
• Экологические аспекты работы на шельфе
• Как безопасно добывать в Арктике
• Фотогалерея: Подводная жизнь Печерского моря
• Фотогалерея: Лица «Приразломной»
• История русской Арктики
• Интерактивная карта платформы «Приразломная»
• Схема ликвидации разлива нефти