В саксонском городе Торгау открывается выставка "Лютер и государи" — общегерманский музейный проект, посвященный предстоящему 500-летию Реформации.
Фото: Hans Peter Klut/Staatliche Kunstsammlungen Dresden
Фото: Walter Bayer/Diozesanmuseum Freising (Leihgabe der Metropolitankirchenstiftung Zu Unserer Lieben Fra
Идиллический старинный городок Торгау с его красными черепичными крышами, аккуратной брусчаткой и громадным ренессансным замком Хартенфельс (где, собственно, и развернута выставка) сейчас выглядит как тихая туристическая достопримечательность. Нужно известное усилие, чтобы представить себе, что именно здесь, в многовековой резиденции саксонских правителей, разворачивались многие события, без которых первоначальная история немецкой Реформации — с войнами, бунтами, анафемами и перекройкой политической карты — просто не состоялась бы. Лютер бывал в Торгау неоднократно: здесь он, бывший монах, похоронил свою жену, бывшую монахиню Катарину фон Бора, здесь помогал саксонским герцогам наладить новую систему управления церковью; здесь в 1530 году протестантские князья Германии договорились о военно-политическом союзе, и здесь же были составлены вероисповедные документы, которые для лютеранской церкви до сих пор имеют большое значение.
В Германии будущий юбилей Реформации — большое государственное и общественное дело, готовиться к нему начали давно, еще в 2008-м объявив о старте "Лютеровского десятилетия", в котором каждый год посвящен какой-нибудь социальной или нравственной теме. В позапрошлом году была "терпимость", в прошлом — "политика", в этом — "образ и Библия": подразумевается, что главное не в том, чтобы отбить бюджет протокольными мероприятиями, а в том, чтобы призвать к размышлению и к обсуждению. В бескрайнем перечне событий на оставшиеся два с лишним года "Лютер-декады" есть, кажется, все возможное: фестивали, богослужения, конкурсы, концерты, представления (вроде премьеры "поп-оратории" "Лютер", например).
И выставки, разумеется. Ожидаются еще три больших выставочных проекта — в Виттенберге, Эйзенахе и Берлине, но это потом, в 2017-м, а вот "Лютера и государей" решили открыть загодя. Может быть, потому, что через два года общественность уже успеет утомиться от юбилейных торжеств, а может, из-за обстоятельств межмузейной логистики: в списке участников выставки почти восемьдесят музеев, и это не только немецкие собрания, но и громкие международные бренды вроде парижского Лувра, амстердамского Рейксмюсеума, лондонского Музея Виктории и Альберта, венского Музея истории искусств и нью-йоркского Metropolitan.
Так что на момент открытия выставки 500 лет исполнится еще не лютеровским "95 тезисам", а всего лишь решению папы Льва Х посулить полную индульгенцию тем, кто пожертвует на строительство собора св. Петра. Из-за которого, собственно, на сцене и появились любимый советскими авторами атеистических брошюр торговец индульгенциями Тецель, а потом и ученый августинец по имени Мартин Лютер, возмущенный творившимися от имени папы безобразиями. Римский папа — по существу, первый из тех "государей", о которых говорит выставка, показывая не только буллы об отлучении Лютера, но и свидетельства о строительстве ватиканской базилики. Среди них, между прочим, циркуль, принадлежавший, по преданию, Микеланджело: экспонат прибыл из Ватикана, где в выставке тоже сочли за лучшее поучаствовать (и такому благодушию сам Лютер и его соратники по борьбе с "римской блудницей", надо думать, немало бы подивились).
Еще один государь — это император Священной Римской Империи Карл V, пытавшийся было, отвлекаясь от бесконечной войны с Францией, растоптать нарождающийся протестантизм в зародыше, но в результате вынужденный воевать и со взбунтовавшимися имперскими князьями Германии, которая уже никогда не вернется к религиозному единству. Это Карлу V, хотя ему того совершенно не хотелось, пришлось в конце концов одобрить Аугсбургский религиозный мир, фактически ставивший протестантов наравне с католиками. Желающего, как говорил Сенека, судьба ведет, а нежелающего тащит. Вот так и с императором Карлом. В 1527 году его войско захватило и разграбило Рим — ну, как-то случайно так получилось. А еще получилось, что немецкие ландскнехты из этого войска все как один последователи Лютера и потому особенно рады насиловать монахинь и грабить храмы. Так что в результате получилась полная и довершенная картина абсолютного раздрая, которого еще не знала христианская Европа: Рим лежит в руинах, папа едва успел убежать от солдатни, северные страны одна за другой отпадают от католицизма, да еще и турки стоят неподалеку от Вены.
Реформация — это большая бюрократическая работа по созданию новой церковной структуры, во главе которой стоит уже не папа или архиепископ, а сам монарх
Впрочем, основное внимание уделено не этому апокалиптическому валу событий и не сверхдержавам, а немецким владетельным князьям. И тому, чем для них было распространение лютеранства (а потом и кальвинизма). Для кого-то это была всерьез ощущаемая страшная угроза, и оттого пламенная защита католической традиции (что в политике, что в искусстве) так и осталась с тех самых пор важной частью локального самосознания — как в Баварии. Кто-то принял новую доктрину с распростертыми объятиями — как саксонский курфюрст Фридрих III Мудрый, главный покровитель Лютера, спасший его от общеимперской опалы. Кто-то лавировал — как в Пфальце, где на протяжении XVI столетия государственная религия менялась несколько раз. Все эти князья торжественно представлены так, как велит стандарт исторической выставки: портреты, документы, оружие, утварь, кое-где и парадная одежда, так что фигура самого Лютера на таком роскошном фоне выглядит даже несколько бледно.
Не сказать, чтобы это была выставка исключительно о политике. Совсем нет, и кураторы старательно обозначают несколько сюжетов, выводящих Реформацию в разряд культурных событий. Например, Реформация и гуманизм. Культурная пропасть между тихим ученым затворником наподобие Эразма Роттердамского и каким-нибудь бесчинствующим ландскнехтом, может, и велика, но это именно гуманисты предложили подходить с методами филологической критики не только к Платону и Цицерону, но и к Писанию. И в первом поколении реформаторов было предостаточно не только харизматичных и громогласных проповедников, но и кабинетных людей, пишущих благочестивые стихи на латыни и неспешно обсуждающих грамматический строй греческого текста Евангелий.
Или, скажем, Реформация и немецкий язык. К началу XVI века в Германии единого литературного наречия не существовало, что неудивительно, если учитывать раздробленность и разобщенность Первого рейха. Но раздробленность никуда не делась, а вот литературный язык появился — его фактически создал собственным переводом Библии все тот же Лютер.
Это, правда, вряд ли бы ему удалось, если бы книги распространялись так, как в XV веке. Реформация — это еще и революционный взлет книгоиздательского дела и массового спроса на печатные издания. Исследователи подсчитали, что в 1518 году на территории Германии было издано около 150 книг, а к 1524 году выходило уже до 800 книг в год, причем по большей части это были именно сочинения Лютера и его последователей. К моменту смерти Лютера в 1546 году суммарный тираж одной только Библии в его переводе доходил до полумиллиона экземпляров. Для неграмотных было припасено другое оружие — сатирический лубок и карикатура. Вникать в тонкости дискуссии об искуплении широким массам было недосуг, зато очередная картинка с ослом в папской тиаре, очевидно, была способна мобилизовать эти массы в два счета.
И все-таки в большей степени выставка кажется сагой о хитрых, умных и амбициозных правителях, взявших на вооружение идеи Лютера отнюдь не только из-за того, что им так нравилась доктрина оправдания верой. По-своему назидательно, что последние разделы выставки развернуты в помещениях канцелярии курфюрста. Самостоянье человека, великий духовный переворот, крушение средневекового мировоззрения — это все, конечно, хорошо, но у протестантских князей были и резоны более мирского порядка. Реформация — это еще и огромные приобретения для казны из-за роспуска монастырей и конфискации их собственности, это большая бюрократическая работа по созданию новой церковной структуры, во главе которой стоит уже не папа или архиепископ, а сам монарх. Для тысяч людей водоразделом между западнохристианскими конфессиями так и остался вопрос, кому подчиняться, Риму или местному светскому фюрсту, а вовсе не вопросы о таинствах, искуплении или чистилище. И даже будущая Екатерина II, приехав в Россию и обнаружив здесь во главе церкви коллегию на немецкий образец, подчиненную императору, наивно писала отцу, что не находит "почти никакого различия между религиею греческою и лютеранскою". Так что зря считают, что уроки Реформации (впрочем, как и Контрреформации) прошли мимо России — один из них усвоен очень даже основательно.