Тихий ход истории
Анна Толстова о выставке Михаль Ровнер в Мультимедиа Арт Музее
В Мультимедиа Арт Музее открыта выставка специального гостя VI Московской биеннале Михаль Ровнер «Смещения». Это вторая выставка знаменитой израильской художницы в России: она принимала участие и в самой первой биеннале современного искусства в Москве
Бараки Освенцима — те, где нет экспозиций о жизни лагеря смерти, то есть об организации процесса уничтожения в нем,— отданы странам--участницам Второй мировой, так что весь музей представляет собой что-то вроде чудовищной всемирной выставки с национальными павильонами, в каждом из которых рассказывается своя правда о войне. И отдельные национальные правды временами входят в противоречие друг с другом, обвиняют друг друга, ненавидят друг друга, так что в целом зрелище это кажется еще более безнадежным и безысходным, чем "инсталляции" из груд чемоданов, очков и расчесок. Среди "национальных павильонов" есть и барак Израиля, не участвовавшего в войне по причине отсутствия на политической карте мира. Израиль сделал выставку о Катастрофе, о Шоа, и это изумительная кураторская работа — без слов, без обвинений и деклараций, вся построенная на звуках и образах, с прекрасными мультимедийными инсталляциями. Там есть один зал, откуда все выходят, изменившись в лице. Вначале кажется, что в зале ничего нет, кроме белых стен, но потом, приглядевшись, замечаешь, что прямо по стенам на уровне глаз идут бледные рисунки, нарисованные чаще простым, реже цветными карандашами. Это детские рисунки. Птички, кошечки, собачки и совсем уж фантастические звери. Мамы с колясками и мальчики на самокатах. Кастрюльки, тарелки, ложки, вообще еда. Повешенные на виселице, расстрел партизан в лесу, вокзал и люди с чемоданами, на чемоданах — надпись "Terezin". Цветочки и сердечки — pour maman, fuer Mutti. Скупая аннотация напоминает, что в Шоа погибло полтора миллиона еврейских детей, а это — рисунки детей, убитых в Освенциме, которые собрал и перерисовал художник. Имени художника не называют. Это — Михаль Ровнер.
Всякого художника, родившегося и живущего в Израиле, неизбежно воспринимают в контексте еврейства, еврейского мировоззрения, что бы под этим ни понималось, и еврейских тем — вплоть до арабо-израильского конфликта. У Михаль Ровнер были работы, которые трудно воспринять иначе, вне политического контекста, скажем, инсталляции и фильм, сделанные на израильско-ливанской границе, или те, где основой для фотомонтажа, видеопроекций или конструкций наподобие минималистских руин стали камни из брошенных арабами домов. Но она, самый известный в мире художник Израиля, имеющий сравнительно мало общего с израильской художественной сценой и сделавший блестящую международную карьеру, против "узко еврейских" интерпретаций своего творчества. Первым шагом на этом карьерном пути стал переезд в Нью-Йорк, где Михаль Ровнер поначалу работала ассистенткой Роберта Франка, изучая философию фотографии на практике, словно бы познаний в философии, полученных в Университете Тель-Авива, и в фотографии, полученных в Академии Бецалель в Иерусалиме, оказалось недостаточно. Однако прославила ее не фотография, не живопись и не скульптура, а видео, видеокартины и видеофрески с "орнаментом масс", чем она занимается с середины 1990-х. Именно с видео связаны все наиболее важные заказы и ангажементы Михаль Ровнер в последнее время. Мегаломанская выставка в Лувре, превратившая весь ансамбль — от подвалов с древними фундаментами до двора Наполеона со стеклянной пирамидой Ио Мин Пея — в экран и сцену ее видеоискусства. Оформление спроектированной Алвару Сизой и Эдуарду Соуту де Моурой станции метро в Неаполе, где проект по созданию андерграундного в буквальном смысле музея современного искусства курирует Акилле Бонито Олива. Сценография постановки "Трубадура" в неаполитанском театре Сан-Карло. Ее видеоработы зачаровывают многих — например, Филипа Гласса и Хайнера Геббельса, писавших к ним музыку.
Собственно, только видео и показано на выставке "Смещения": восемь видеокартин (жидкокристаллических экранов в черных рамах) и две видеофрески (проекции на стену). Все они объединены одним сюжетом: плоскость фона, напоминающего разом растрескавшийся камень, пустыню, море, географическую карту и рябь на мониторе телевизора, в разных направлениях пересекают вереницы людей, непрестанно идущих друг за другом и в то же время как будто бы не сходящих с места. Зрелище могло бы показаться несколько однообразным, если бы финалом его не была колоссальная видеофреска под названием "Трещины времени", шедевр нынешней московской выставки, который невольно переименовываешь в "Лию и Рахиль". Те же бесконечные ряды анонимных людей, бредущих по каменной поверхности, покрытой то расширяющимися и углубляющимися, то затягивающимися, как раны, трещинами, проходят сквозь две гигантские темные фигуры в правой части фрески. Фигуры, вероятно женские, медленно движутся, время от времени воздевая руки, словно плакальщицы, или склоняя головы, словно молящиеся, меняют очертания и интенсивность цвета, но, в сущности, не изменяются. Трудно не истолковать эти "орнаменты масс" как метафору хода истории, причем не в абстрактно-популярных его пониманиях, дескать, в одну воду нельзя войти дважды, но повторится все, как встарь, а в понимании еврейском и религиозном. Когда историческая миссия народа — свидетельствовать о том, чье имя не произносят, свидетельствовать до последнего вздоха в очереди в газовую камеру.
Мультимедиа Арт Музей, до 29 ноября