«Наш смех должен быть организованным»

11 октября 1933 года драматург, сценарист и поэт Николай Эрдман был арестован вместе со своим соавтором Владимиром Массом по обвинению в сочинении и распространении контрреволюционных произведений — сатирических басен. Оба были приговорены к ссылке в Сибирь, как и арестованный тогда же поэт-сатирик Эммануил Герман. Еще один соавтор Эрдмана, Михаил Вольпин, получил пять лет заключения в ИТЛ. К моменту ареста 32-летний Николай Эрдман — один из самых известных людей в советской театральной жизни. Его комедия "Мандат" с успехом шла в Театре имени Мейерхольда и на других сценах, о разрешении пьесы "Самоубийца" Станиславский лично просил Сталина, однако постановка была запрещена. После окончания срока ссылки в Енисейске и Томске Эрдмана освободили без права жить в Москве и еще пяти крупных городах. Пьес он больше не писал, но вместе с Михаилом Вольпиным стал автором сценариев множества фильмов и мультфильмов, в том числе комедии "Волга-Волга", получившей в 1941 году Сталинскую премию. Во время войны служил в ансамбле песни и пляски НКВД, после — получил разрешение поселиться в Москве и продолжил работу в кино и мультипликации. В 1960-х годах сотрудничал с Театром на Таганке. Умер Николай Эрдман в 1970-м

В т о р о й. <...> На сегодняшнее число мы имеем следующие смехи: их смех и наш смех.

Какая же разница между их смехом и нашим смехом? Первая отличительная черта нашего смеха — это та, что наш смех должен быть организованным. Что это значит? Что мы должны смеяться только над тем, о чем есть постановление общего собрания, что это действительно смешно. Провинция, например, должна согласовывать свой смех с центром. Авторы, например, должны согласовывать свой смех с реперткомом. Комсомол, например, должен согласовывать свой смех с Обществом старых большевиков. Что касается театров, то в театре зрители должны смеяться только в антрактах, после того, как они сообща обсудят все те места, которые вызывают у них гомерический хохот.

Милый Владимир Захарович!

<...> Несколько дней тому назад была запрещена <...> книга о Н.Н. Акимове, запрещена в тот момент, когда весь тираж был уже готов <...>. Книга запрещена из-за того, что в ней имеются ваш и Николая Робертовича портреты <...>. По требованию московского Главлита из книги должны быть изъяты не только ваши портреты <...>, но и даже страничка, где просто есть ваши фамилии. <...> Мне хотелось поставить вас в известность об этом случае, так как, мне кажется, пройти мимо, не выяснив этого вонючего дела, не стоит <...>. Мой дружеский совет: ни в коем случае не оставляйте этого дела, и если это просто переусердствовавший дурак, дайте ему по шее.

Если вы считаете нужным, сообщите эти приятные новости вместе с моими сердечными приветами Николаю Робертовичу. Только не будьте интеллигентом и не оставьте это происшествие без выяснения.

Утром звонок Оли: арестованы Николай Эрдман и Масс. Говорит, за какие-то сатирические басни. Миша нахмурился.

Я автор ряда контрреволюционных литературных произведений, так называемых "басен", получивших широкое нелегальное распространение по Москве и другим городам Союза. Ответственность за сочинение и нелегальное распространение этих басен несу я и соавтор Владимир Масс. Мы их читали не только в кругу близких друзей, но подчас и в кругу случайных знакомых. Контрреволюционный характер многих из этих басен настолько отчетливо выражен, что они заведомо предназначались не к гласному, легальному опубликованию, а только к нелегальному распространению.

Широкое распространение этих басен, несомненно, оказывало враждебное, антисоветское воздействие на определенные общественные круги. Мало того, эти контрреволюционные басни вызвали подражание. Получили широкое нелегальное распространение контрреволюционного содержания басни, авторы которых оставались нам неизвестными, но авторство приписывалось нам...

Принимаю на себя ответственность за все здесь мною заявленное, а именно: за авторство контрреволюционных басен, за их нелегальное распространение как мною, так и другими лицами, а также за создание особого жанра антисоветской сатиры, являющегося действенным орудием для врагов диктатуры пролетариата.

11 октября сего года были арестованы Н. Эрдман, Вл. Масс и Э. Герман — он же Эмиль Кроткий за распространение к[онтр]революционных литературных произведений. <...>

По постановлению особого совещания при коллегии ОГПУ от 14 октября Э. Герман выслан на 3 года в г. Камень Западно-Сибирского края. По постановлению особого совещания при коллегии ОГПУ от 16 октября Н. Эрдман выслан на 3 года в г. Енисейск Восточно-Сибирского края, а В. Масс — в г. Тобольск на Урале.

Знаменитый в те годы артист МХАТа Василий Иванович Качалов был приглашен на правительственный прием в честь японского посла. Он прочитал несколько своих классических монологов, после этого устроители приема попросили его почитать что-нибудь легкое, эстрадного характера. И Качалов, не осознав, где и перед кем он выступает, прочитал три <басни Масса>. <...> Качалов закончил чтение.

В воздухе повис роковой вопрос:

— Кто автор этих хулиганских стихов?

И участь моего отца была предрешена...

В те годы МХАТ курировал, как тогда говорили, "от ЦК партии", Авель Софронович Енукидзе. <...> Я решила обратиться к Авелю Софроновичу. Он принял меня в своем рабочем кабинете. Я просила о свидании и разрешении навестить Эрдмана в ссылке. Енукидзе всячески отговаривал меня от поездки в Сибирь, даже пригрозил, что я рискую остаться там, но я была тверда в своем намерении. Тогда он спросил меня, что заставляет меня так неверно и необдуманно поступать. Я ответила: "Любовь". Возникла долгая пауза: верно стены этого кабинета такого прежде не слыхали. "Хорошо,— сказал Авель Софронович,— я дам вам разрешение на свидание, и вы поедете в Сибирь, но обещайте, что вернетесь".

Эрдман попался, как известно, за басни, которые Качалов по легкомыслию прочел на кремлевской вечеринке. <...> все остроумцы были арестованы и высланы, причем Миша Вольпин попал не в ссылку, а в лагерь — у него, насколько я знаю, были старые счеты с органами, и он еще мальчишкой успел им насолить. Говорят, что Эрдман подписывался в письмах к матери "мамин сибиряк" и сочинил прощальную басню: "Однажды ГПУ явилося к Эзопу и хвать его за жопу. Смысл сей басни ясен: не надо этих басен!"... Такова была жизненная программа Эрдмана, и больше до нас не доходило ни басен, ни шуток — этот человек стал молчальником. В противоположность О. М., который отстаивал свое право на "шевелящиеся губы", Эрдман запер свои на замок. Изредка он наклонялся ко мне и сообщал сюжет только что задуманной пьесы, которую он заранее решил не писать.

Эрдман: <...> Когда-то я играл с собою в такую игру: кто придет на мои похороны? Вполне длинноватый получился список. Тогда я стал составлять более строгий список: кто придет на мои похороны в дождливый день? Получился много короче... А потом я никак не мог объяснить следователю, что это за списки и как я, мерзавец, вражина, вкручиваю ему, что взрослый идиот играет с собой в какие-то игры... Вызывали почти всех. А тех, кто в дождливый день,— по нескольку раз...

Разрешите мне обратиться к вам с просьбою, касающейся драматурга Николая Робертовича Эрдмана, отбывшего полностью срок своей ссылки в городах Енисейске и Томске и в настоящее время проживающего в г. Калинине. Уверенный в том, что литературные дарования чрезвычайно ценны в нашем отечестве, и зная в то же время, что литератор Н. Эрдман теперь лишен возможности применить свои способности вследствие создавшегося к нему отрицательного отношения, получившего резкое выражение в прессе, я позволю себе просить вас обратить внимание на его судьбу. Находясь в надежде, что участь литератора Н. Эрдмана будет смягчена, я горячо прошу о том, чтобы Н. Эрдману была дана возможность вернуться в Москву, беспрепятственно трудиться в литературе, выйдя из состояния одиночества и душевного угнетения.

В газете "Правда" в номере от 17 мая помещена статья В. Кирпотина под названием "Троцкистская агентура в литературе". В этой статье в связи с именем троцкиста Авербаха упоминалось мое имя. Как случилось, что я, в прошлом советский драматург, в конечном счете оказался в одном лагере с контрреволюционными троцкистами?

В свое время я написал ряд политически вредных и антисоветских произведений, за что был справедливо осужден органами НКВД. Но я никогда ни общественно, ни лично не был связан с троцкистом Авербахом и его приспешниками. Более того, я даже не был с Авербахом знаком. Авербах и его соратники создавали вокруг меня, беспартийного писателя, нездоровую атмосферу отчуждения, способствовавшую моему отрыву от писательской общественности. Изолированный от советской писательской среды, я совершал ошибку за ошибкой, в конце концов вступив на порочный путь.

С тех пор прошло более трех лет. Сейчас я свободный советский гражданин. У меня огромное желание работать, у меня есть уверенность, что я смогу создать настоящее советское произведение в драматургии, смогу вновь встать в ряды советских писателей. Для этого мне нужна общественная помощь и общественный контроль. Надеюсь, что эту поддержку в нашей стране я получу.