Против Лема нет приема |
"Сумма технологий", появившаяся в 1964 году, к славе Лема-фантаста прибавила славу Лема-философа |
Фантаст
Было бы некорректно просто надергать броских ярлыков из обстоятельных, умных и логически выстроенных статей. Тем более в случае со Станиславом Лемом, к словам которого следует отнестись со всей серьезностью. Поэтому вот еще одна — длинная и законченная — цитата (из статьи, опубликованной в 1996 году): "Я, конечно, не единственный 'вопиющий в пустыне пророк' информационной саранчи, информационного потопа, информационного насилия и мошенничества... На смену архаическим паролям и кодам приходят сложнейшие фильтры, долженствующие защитить систему, включенную в глобальную сеть, от отмычек, при помощи которых взломщики — порой с другого конца света — пытаются проникнуть в охраняемую сердцевину. На смену холодной войне приходит информационная. Боюсь, все труднее будет отделять зерна от плевел, истины от неправд, подлинные данные от фальсификатов, а уж особенно трудно — отсеивать информационный мусор. Виртуальные библиотеки и магазины превращаются в виртуальные лабиринты. Фанатикам Информационной Магистрали и ее боковых ответвлений (таких, как киберпространство) желанным идеалом неведомо почему представляется человек, замкнутый в непроницаемом электронном коконе, который с другими людьми контактирует чуть ли не исключительно через Сеть, и который, благодаря Мировой Паутине, может, неподвижно застыв в своем кресле, посещать континенты, покупать, инвестировать, заводить знакомства, включаться в дискуссии, играть в тысячи игр и лотерей, переживать сладостный шок при виде наготы противоположного пола, и наконец, подвергаться фантомизации (если воспользоваться термином из 'Суммы технологии')".
Согласитесь, это уже не шаманские завывания на тему "назад, в пещеры". И тем более, к сожалению, не фантастика — тут с польским философом трудно спорить даже самому горячему апологету информационных технологий. Впрочем, за свои полвека с небольшим творческой деятельности Лем пережил периоды и умеренного технологического оптимизма, и сдержанного скепсиса. Но никогда не опускался, как большинство его коллег, до тривиального восприятия технического прогресса как "черно-белого кино". То есть не пел ему осанны, но и не предавал анафеме.
Станислав Лем родился 12 сентября 1921 года во Львове, там же закончил школу и поступил в медицинский институт. Однако учебу прервала война. Во время немецкой оккупации недоучившийся врач работал автослесарем, сварщиком, участвовал в польском движении Сопротивления. После окончания войны он вместе с семьей переехал в Краков, где наконец-то закончил медицинский факультет Ягеллонского университета.
С 1946 года Лем начал печатать научно-фантастические рассказы и повести и после успеха первых же романов окончательно оставил медицинскую карьеру, всецело посвятив себя литературе.
Сегодня не будет преувеличением назвать Лема живым классиком научной фантастики. Его романы и сборники рассказов изданы в десятках стран миллионными тиражами, его цитируют как одного из видных мыслителей второй половины ХХ века. Почетный доктор Вроцлавского политехнического института, лауреат многих национальных и иностранных литературных премий, в том числе Государственных премий ПНР (1976) и Австрии (1986), Лем, по ироничному замечанию одного критика, "только потому до сих пор не был выдвинут на Нобелевскую премию по литературе, что кто-то, видимо, настучал членам Шведской академии: оказывается, этот польский писатель пишет научную фантастику!"
Любителям ее нет нужды перечислять названия книг Лема; тем же, кто научную фантастику принципиально не читает, они все равно ничего не скажут. Исключением стал лишь роман "Солярис" — да и то благодаря более чем вольной экранизации Тарковского: фильм приобщил к творчеству писателя миллионы кинозрителей, хотя у самого автора романа вызвал состояние, близкое к ярости (что для пана Станислава, в общем, нехарактерно). Впрочем, дело не в книгах Лема, интереснее проследить эволюцию его взглядов на кибернетику, информатику, виртуальную реальность и все прочие, уже знакомые нам черты информационной эры, во многом переставшие быть фантастикой.
Пророк
Он — один из немногих, кто отнесся к существующим возможностям этих технологий максимально серьезно и вдумчиво, попытавшись художественно осмыслить то новое, что искусственный разум неизбежно внесет в обыденную жизнь. "Даже если отдельные компьютеры и рассматривать с антропологической или психологической точек зрения,— писал Лем,— надо помнить, что ничего человеческого в них нет... Это — совершенно иное в нашем окружении. Ничего подобного никогда не было ни в одной из предшествующих цивилизаций. И посему относиться к этой проблеме следует по-новому: путем отказа от повторений, от опыта, от аналогий с чем-то, что мы когда-то знали и пережили".
Лем неоднократно ругал на чем свет стоит "примитивных" роботов, в изобилии придумываемых коллегами, а затем сам с легкостью придумывал дюжины самых невообразимых кибернетических существ. На полном серьезе рисовал перспективы "научно-фантастической кибернетики", а потом вдруг начинал резвиться, изобретая уже целую кибермифологию.
Достаточно лишь бегло вспомнить его героев: Трурль и Клапауциус, профессор Тарантога, доктор Диагор, Лимфатер, Йон Тихий (начинавший как обыкновенный выдумщик и враль — эдакий звездный Мюнхгаузен, а в последних произведениях заметно посерьезневший), Пиркс... Все они либо сталкивались с механическими или электронными творениями рук человеческих, либо сами относятся к таковым. А есть еще загадочная Маска из одноименной повести, мучимая раздвоением личности (одна из половин которой "машинная", а другая — уже человеческая), и не менее загадочный суперкомпьютер-мессия Голем XIV.
Уже в первых, безгранично оптимистических лемовских утопиях 1950-х годов (времена повального кибернетического оптимизма) диссонансом прозвучали тревожные нотки. Это военный суперкомпьютер в "Астронавтах" (1951), бессмысленно выполнявший свою работу даже после гибели создавшей его цивилизации, а также "героиня" вставной притчи в "Магеллановом облаке" (1953) машина Тьюринга, посмеявшаяся над своими творцами.
В популярном сатирическом цикле "Кибериада" Лем построил целую вселенную, населенную роботами и киберорганизмами. Люди там тоже водятся, но лишь на положении игнорируемого меньшинства (бледнотики). А роль Создателей в этой остроумной пародии на религиозные мифы и научные теории играют забавные киберконструкторы Трурль и Клапауциус.
Куда серьезнее роман "Возвращение со звезд" (1961), в котором описаны реалы — предшественники современных устройств для создания виртуальной реальности. Это не просто объединение будущих отдельных видов массовых развлечений, но полная замена (с участием всех органов чувств) той реальной жизни — с риском, опасностями, переживаниями, страстями, поисками, болью, надеждами и разочарованиями,— которой по своей воле лишились обитатели будущей утопии. Решив раз и навсегда избавиться от животного атавизма — агрессивности, они не рассчитали, что вместе с ней уйдет из жизни и все перечисленное выше. А взамен останется лишь новый электронный наркотик, погружающий в сладостный дурман, неотделимый от яви.
В своих фантазиях Лем додумался до (обратите внимание на даты выхода произведений!): компьютера на жидкой основе ("Доктор Диагор", 1964); новых систем информационного оружия, превращающего нынешние боеголовки в никому не страшный мусор и в детские рогатки ("Профессор А. Донда", 1976; "Мир на Земле", 1986); до распыленных в атмосфере микрочипов, создающих своего рода "этическое поле", препятствующее совершению преступлений (роман "Осмотр на месте", 1982); интерактивной электронной "сетературы" ("Do yourself a book", 1971) и электронных энциклопедий, которые из-за обилия заключенного в них материала уже практически невозможно читать ("Экстелопедия Вестранда в 44 магнитомах", 1973).
И до многого другого — перечислять придется долго.
Скептик
Впрочем, размышлениям о перспективах и проблемах информационных технологий посвящены не только фантастические произведения Станислава Лема, но и его философские и публицистические статьи и эссе. А также три книги, вошедшие в золотую библиотеку интеллектуальной литературы ХХ века: "Диалоги" (1957), "Сумма технологии" (1964) и "Философия случая" (1968).
В философских работах писателя можно отыскать истоки многих фантастических тем и сюжетов, позже перекочевавших в художественные книги. Так, предсказанная им "фантоматика" — технология создания иной реальности, неотличимой от привычной (то, что сегодня мы называем киберпространством или виртуальной реальностью),— глубоко и всесторонне разработана в "Сумме технологии", а в более популярной форме представлена в сатирической повести "Футурологический конгресс" (1971). В ней Лем доводит до абсурда упования на то, что фантоматика осчастливит человечество: в результате случайного "опытного использования" новой технологии население Земли погружается в состояние наркотического электронного сна и уже не в состоянии заметить приближающейся глобальной катастрофы и неизбежного вырождения вида homo sapiens.
И вот — последние статьи и интервью Лема, в которых он открыто выражает скепсис относительно очередной утопии — "дивного нового мира" всеобщей информатизации. Приведем лишь пару цитат, от которых становится не по себе:
"В самом начале были примитивные компьютеры, работавшие в одиночку. Потом они стали соединяться в сети, сначала в университетской и банковской сфере, а затем — я перескакиваю через десятилетия — разрослись в глобальную сеть, Интернет. Одновременно, под радостные возгласы апологетов, возник информационный рынок, куда немедленно устремились крупные инвесторы капитала, ведь XXI век обещает стать веком информации.
Недобрые последствия короткого информационного замыкания Всего и Всех со Всеми для меня очевидны, хотя свои предчувствия я не могу подкрепить достаточно мощной батареей доводов. Информация как обмен полезными данными — это лишь аверс. Реверс, неотделимый от аверса,— небывалый размах преступности нового типа. Это электронные войны, компьютерные преступления. Подслушивание, подглядывание, шифры, борьба с компьютерным шпионажем и компьютерными взломщиками-хакерами. Информация сама по себе становится чем-то вроде наркотика для шифровальщиков и дешифровальщиков, а то и просто маньяков Сети".
"Я вижу беду в том, что сейчас в обществе происходит техническая интервенция, информационный прессинг. Иногда мне начинает казаться, что не человек произошел от обезьяны, а обезьяна от человека. Ей, обезьяне, что нужно? Есть да смотреть на мир. Потребности разговаривать, думать, читать у нее не возникает. Так и мы со своими телевизорами, разнообразными спутниковыми тарелками только то и делаем, что едим и тупо смотрим на экран".
Звучит мрачновато, однако, как и всегда в высказываниях Лема, убедительно и логично. Примерно о тех же страхах — не перед новыми технологиями, а перед возможностью их применения не во благо — в последнее время неоднократно высказывались и другие интеллектуалы, например автор культового романа "Имя розы" Умберто Эко. Ничего удивительного: экономические преступления, совершаемые в наши дни с помощью последних достижений информатики, стали уже обычным сюжетом газет и теленовостей. А ведь о Всемирной сети отдельные провидцы, и среди них Станислав Лем, грезили еще в 60-е годы прежде всего как об универсальной библиотеке, хранилище знаний и самом надежном орудии против тоталитаризма, изоляции, цензуры и духовной несвободы.
Впрочем, Лем не был бы Лемом, если бы после всех этих тревожных предположений не сделал необходимой оговорки. Совершенно естественной для всякого настоящего ученого, мыслителя и абсолютно недоступной пророку, мессии: "Впрочем, возможно, что я ошибаюсь. Я никогда не выдавал себя за ясновидящего, за провидца, напротив, старался честно признаваться в своих ошибках и промахах, в прогностической близорукости. Будущее представлялось мне в неоправданно возвышенном виде; быть может, теперь я ударился в неоправданно глубокий пессимизм, смотрю сквозь слишком зачерненные стекла".
ВЛАДИМИР ГАКОВ