— Анатолий Михайлович, давайте попробуем теоретически перенести ситуацию, которая развивалась в Нью-Йорке и Вашингтоне, например, на Москву. Скажем, вылетает рейсовый пассажирский самолет из Шереметьево и направляется, допустим, не в Новосибирск, а поворачивает в сторону нашей столицы...
— Скажу, что у нас, наученных горьким опытом, как только поступил сигнал от экипажа о захвате или от диспетчерской службы, что самолет выполняет полет не по заданному маршруту, все будут стоять на ушах. Начиная от меня — я первым узнаю об этом буквально через минуту. И сразу начинаются действия. Но откровенно скажу, если, не дай бог, такое случится непосредственно в Московской зоне — и не только в Шереметьево, но и в Домодедово, Внуково, Быково или на других аэродромах, например в Астафьево или Ступино,— мы просто не успеем изготовиться и открыть огонь, потому что все наши зенитно-ракетные дивизионы несут постоянное дежурство в готовности номер два, и на приведение их в готовность номер один, из которой они смогут вести огонь на поражение, требуется 10-12 минут. Ведь люди должны добежать до своих боевых постов, включить и настроить аппаратуру... Да, это самая трудная ситуация, и, конечно, теперь тут есть над чем думать. Ведь мы не можем постоянно держать дивизионы включенными и нацеленными, в готовности к немедленному открытию огня.
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Конечно же, самая последняя надежда на переносной зенитный ракетный комплекс (ПЗРК) типа "Стрела". И теперь он, наверное, будет использоваться на любом объекте особой важности. Несмотря на то что на каждом таком объекте есть соответствующая система противовоздушного прикрытия, причем достаточно мощная, я полагаю, что привлекающие или, скажем так, могущие привлечь внимание террористов объекты должны быть защищены и непосредственно с помощью ПЗРК. Он надежен в том плане, что очень быстро действует. Только по телефону сказал: "Вон с того направления летит цель. Сбивайте!" — он "Стрелу" на плечо, выстрел — и готово. Это исключительно быстро. И я думаю, что на особо важных объектах внутри Москвы, на высотных зданиях, наверное, надо иметь стрелков-зенитчиков. Мы вообще-то подымали этот вопрос в ту пору, когда только начался терроризм... Ничего другого тут не придумаешь.
— То есть, если самолет, вылетевший из другого города, например Санкт-Петербурга или Нижнего Новгорода, вдруг отклонится от курса и несанкционированно пойдет на Москву, успеете среагировать по полной программе?
— В принципе да. Однако по действующему сейчас приказу мы можем уничтожать лишь боевые самолеты и не имеем права открывать огонь по самолетам с пассажирами, пусть даже и с захваченными заложниками на борту. Только в случае, если будет достоверно известно, что на борту захватчики-террористы, пытающиеся угнать самолет, но без заложников, без пассажиров, и если они не выполняют общепринятые команды и сигналы на посадку, тогда нам разрешено открывать огонь на поражение. Теперь, после того, что случилось в США, я полагаю, что, конечно, все наши правила должны быть пересмотрены.
— Кем пересмотрены?
— Тем, кто издал этот приказ. Раз это приказ министра обороны, значит, министр обороны и может его отменить. А в его отсутствие это мог бы сделать начальник Генштаба, ведь он же замещает министра. Сейчас мы действуем в соответствии с приказом министра обороны, которым введено в действие руководство по организации и несению боевого дежурства (приказ был издан в 1995 году.—Ъ). Если бы, к примеру, ФСБ или органы управления воздушным движением подтвердили, что на борту самолета есть заложники, но там есть и террористы со взрывчаткой или с бомбами и самолет направляется в сторону Москвы, то я бы тотчас доложил министру обороны и предложил ему отдать приказ на уничтожение самолета. И тут сомнений ни у кого не должно быть никаких. Я считаю, нисколько не сомневаясь, что такое же решение приняли бы и господин Буш, и министр обороны США, отдав точно такое же распоряжение.
— И потерять заложников?
— Да, потерять, может быть, при этом и заложников, хотя это и очень печально, но избежать гибели гораздо большего количества людей на земле, что случилось в США. Пока ведь там еще достоверно даже неизвестно общее количество погибших. Но то, что их в сотни раз больше, чем было пассажиров-заложников в самолетах,— это вполне очевидно, судя по тем телекадрам, которые все мы видели.
— А как можно попасть пассажирским самолетом в небоскреб?
— Это все равно что идти на дерево — если не отвернешься, то лбом ударишься. Так и здесь. Камикадзе перед собой видит дом, влево, вправо чуть-чуть довернул штурвал. Безусловно, это были люди, прошедшие подготовку, но не летчики. Нормальные летчики на это неспособны — прежде всего психологически.
— То есть впервые севший за штурвал летящего самолета не сможет на нем лететь?
— Конечно, обязательно надо иметь хоть начальную летную подготовку, иначе просто потеряешь контроль над самолетом и завалишь машину. К тому же они не обучены всем премудростям преодоления ПВО, и труда их уничтожить не будет никакого.
— Сколько времени может длиться такая подготовка?
— Несколько месяцев. И стоит она недешево.
— Возможен ли у нас столь массовый практически одновременный угон пассажирских самолетов?
— Ну, я думаю, что уж такого, как в Америке, чтобы сразу восемь или 11 самолетов угнать,— это у нас невозможно. Мало того, неизвестно, где еще четыре угнанные машины. Они вообще пропали бесследно. Где они? Где-то в прериях незаметно приземлились или разбились? Поэтому, чтобы такое количество было угнано у нас и об этом никто ничего не знал, это я исключаю полностью. Ведь у нас немедленно первым извещают Центральный командный пункт ВВС, а потом уже ФСБ, МЧС и т. д., всех остальных. Первые получаем сигнал мы. Улетел ли самолет не по заданному маршруту или не выполняет команды, немедленно мы получаем информацию. И еще перед выяснением ситуации разговорами через зональные или районные центры оперативный дежурный, в первую очередь дежурный генерал ЦКП, немедленно приводит дежурные силы в готовность номер один. По поступлении такого сигнала немедленно приводится готовность один из дежурных дивизионов 1-го корпуса ПВО, отвечающего за Московскую зону. Тут этот алгоритм отработан до автоматизма, и сомнений никаких нет.
— После воздушных терактов в США президент Буш привел в повышенную готовность вооруженные силы страны. А что предприняли у нас?
— Действительно, в Америке были приведены в повышенную готовность вооруженные силы. Но, на мой взгляд, это было сделано преждевременно. Ведь пойти на эту меру можно лишь в двух случаях: или для страны есть реальная военная угроза, или существует непонимание обстановки. Правда, нас известили об этом заранее, заявив, что эти действия продиктованы исключительно внутренней обстановкой. Ну и попросили нас, чтобы мы не беспокоили их нашими дальними самолетами в районах Атлантики, Тихого и Северного Ледовитого океана, где наша дальняя авиация проводила в то время учения. Мы сразу отреагировали — я отдал распоряжение, и эти полеты не выполнялись.
А 11 сентября с 17 часов 30 минут на всех командных пунктах ВВС были командиры и командующие. Меня, правда, не было на Центральном КП ВВС, но там был начальник Главного штаба. А я в это время летел из Энгельса. Не было в Москве и министра обороны, но за него был начальник Генштаба, который вправе принимать решения при отсутствии министра обороны. Первое, что было нами сделано,— сразу закрыты все зоны для полетов над Москвой и Санкт-Петербургом, в том числе для вертолетов ГИБДД, для санитарных и пожарных вертолетов. Второе — было усилено радиолокационное поле вокруг Москвы. Обычно дежурное поле вокруг столицы начиная с высоты 200 м создают 15 станций. Мы увеличили количество дежурных радиотехнических рот, чтобы гарантированно обнаружить любой самолет-нарушитель. Третье — дополнительно были приведены в готовность четыре экипажа самолетов-истребителей. Четвертое — немедленно была установлена постоянная связь со всеми центрами организации воздушного движения — начиная с главного и кончая зональными. Это было сделано с тем, чтобы ужесточить контроль за пересечением государственной границы и правилами извещения войск противовоздушной обороны. К этому очень серьезно отнеслись, и я скажу, что это были единственные сутки, когда не было ни одного нарушения правил извещения. Ведь обычно каждые сутки ВВС фиксируют не менее 15-20 нарушений правил извещения.
Вот за день до трагедии в Америке украинский самолет без оповещения пытался пролететь курсом на Минводы. Раз без согласования, без разрешения — мы его тут же развернули. Так было, когда недавно иностранный самолет без оповещения пытался пересечь госграницу и улететь в Западную Европу, но мы его посадили в Домодедово для разбирательства. Этот факт известен. Тогда мы даже истребитель вынуждены были поднять, потому что экипаж никак не реагировал на наши запросы. Но потом, когда передали открытым текстом: "Если не будете выполнять наших приказов, то применим активные средства", сразу сказал: "Все, я сажусь в Домодедово". Сел, разобрались — пожалуйста, летите дальше. И таких моментов, кстати говоря, очень много. Вот, например, другой случай. Дело было в июле 1994 года в Кубинке. Если вы помните, тогда техник самолета Ан-26 произвел с аэродрома несанкционированный взлет. Мы ведь тогда готовы были уничтожить его в воздухе в случае, если он пойдет на Москву или на другой населенный пункт. У него тогда пара истребителей висела на хвосте. А западный сектор системы защиты Москвы был готов к открытию огня. Все дежурные дивизионы сопровождали тогда эту цель. И приказ был уже отдан: если самолет пойдет на Москву, то уничтожить его огнем. Но не пришлось, потому что тогда самолет упал сам.
— В принципе, есть ли разница между построением ПВО в США и у нас?
— Есть, и большая. В Америке действует командование ПВО североамериканского континента, так называемая система NORAD. Безусловно, контроль воздушного пространства она обеспечивает, но средства поражения сосредоточены исключительно по периметру континента и нацелены на поражение вероятного противника извне. В отличие от нашей объектовой ПВО там активных огневых средств внутри страны не имеется.
— После случившегося в США какие-то задачи президент и министр обороны ставили перед нашими ВВС?
— Нет, дополнительно никаких задач не было поставлено. Сейчас идет осмысление произошедшего. Я думаю, что мы предложим меры и мероприятия по предотвращению подобных фактов. Ну, по системе разведки тут мы нового ничего не изобретем. Федеральная программа развития системы разведки и контроля воздушного пространства есть, она утверждена президентом. Ее просто надо выполнять и не бойкотировать. Речь идет о пунктах контроля двойного назначения. Скажем, на Севере мы занимаемся обеспечением контроля воздушного пространства: там нет гражданских диспетчеров. А есть пункты, где мы, военные, не в состоянии обеспечить такой контроль, где сидят только гражданские диспетчеры, которые в принципе должны оповещать нас о нарушениях воздушного пространства. К сожалению, коллеги из Государственной службы гражданской авиации очень плохо идут на контакт с ВВС в этом вопросе, и в результате мы имеем только 24 пункта контроля двойного назначения на территории России, а их должно быть по крайней мере около 150. Мы готовы сотрудничать, но, к сожалению, не все вопросы здесь решены.
Кроме того, нужен — обязательно нужен — закон об ответственности за нарушение правил полетов над территорией страны. Обязательно. И жесткий закон, который бы предусматривал не только материальную, но и уголовную ответственность за нарушение этих правил. Тогда можно заставить людей строго соблюдать правила полетов, строго соблюдать воздушный кодекс, строго соблюдать правила полетов над особыми зонами, каковыми являются Москва и Подмосковье. К сожалению, такого закона нет, и наши попытки предложить его к рассмотрению не увенчались успехом. Я думаю, что события в США это подхлестнут и мы решим этот вопрос.
Вообще же, если взять систему построения нашей ПВО и в центре иметь "главный объект" (так мы называем Москву), то первый эшелон ПВО начинается на рубеже атаки истребителей — на Северо-Западе России и в Белоруссии. Следующий эшелон — это зенитные ракетные войска Белоруссии и наши в Северо-Западной зоне. Затем новый эшелон — это авиация Московского округа ВВС и ПВО, 4-й и 6-й армий ВВС и ПВО. Следующий эшелон — зона совместных действий авиации и зенитных ракетных войск. И наконец, замыкающий эшелон — это только зенитные ракетные комплексы, что стоят вокруг Москвы. В эту зону мы истребители не вводим: это запрещено категорически. И тех дивизионов, которые стоят вокруг Москвы, я думаю, хватит для того, чтобы уничтожить и цель типа Руста, и цель типа "Боинга". Это я гарантирую.
— То есть Руст больше не пройдет?
— У нас в ВВС ежесуточно на боевое дежурство заступают около 5 тыс. человек. Если учесть, что 5 тыс. заступают, а 5 тыс. меняются, то где-то 10 тыс. в сутки непосредственно заняты решением вопросов боевого дежурство. Организация боевого дежурства по ПВО России и воздушного пространства СНГ такова, что ежесуточно заступают на дежурство 310 командных пунктов, из них 250 только в России. 51 зенитный ракетный дивизион. Заступают также 28 экипажей истребительной авиации, шесть экипажей вертолетов, один экипаж комплекса радиолокационного дозора и наведения, три поста радиоэлектронной борьбы, 81 пост радио- и радиотехнической разведки. Об этом немногие знают, но тем не менее это довольно эффективное средство по вскрытию любого замысла и вскрытию действий с любого направления. Всеми этими средствами можно уничтожить одновременно до 250 самолетов-нарушителей. Мы их можем уничтожить только составом дежурных сил — без дополнительного усиления. Согласитесь, это не такие уж слабые возможности. А если еще привлечь! Да, бывают отдельные моменты, когда мы вынуждены усиливать боевое дежурство. Так было во время событий в Югославии. Так было, когда обострилась ситуация в Центрально-Азиатском регионе. Причем мы привлекали тогда не только истребительную авиацию, но и ударную авиацию, потому что она хоть и немного, но также может решать и задачи ПВО.
— Так все-таки Руст...
— Ссылаться на Руста — это, я вам скажу, некорректно. Замечу, что силы ПВО проектировались и создавались не для борьбы с воздушными хулиганами типа Руста. Но вот жизнь вносит свои коррективы, и сейчас не учитывать возможность хулиганского полета или захвата какого-нибудь самолета, какого-то террористического акта, каких-то камикадзе, как в Америке, просто уже нельзя.
|