В московский прокат вышла "Пианистка" (La pianiste) австрийского режиссера Михаэля Ханеке (Michael Haneke) — самая громкая картина европейского арт-хауса в этом сезоне. Премьера в кинотеатре "Ролан" сильно отличалась от той, что была на Московском фестивале. Там профессионалы-журналисты нервно смеялись, на сей раз публика выходила из зала в застенчивом молчании. Наиболее откровенные признавались, что испытали шок.
За полгода, прошедшие со дня каннской премьеры, об этом фильме написано больше, чем о любом другом. И о том, что он удостоился особой звездочки в каталоге — для фильмов, способных нарушить психику зрителей. И об эпизоде в ванной, где Эрика — Изабель Юппер (Isabelle Huppert) — делает себе бритвой надрез в самом интимном месте. И "о вреде фортепьянства": оборотной стороной австрийского музыкального мужского гения оказываются судьбы безымянных учительниц, находящихся не в ладу со своим либидо.
Все в итоге свелось к тому, что "Пианистка", поставленная по роману писательницы-неоавангардистки Эльфриды Елинек (Elfriede Jelinek),— кривое зеркало феминизма. Не только австрийского: и у нас целое поколение женских отпрысков интеллигентных семейств с детства пичкали уроками музыки. Стремление презрительно и цинично "использовать" мужчин приходит теперь в Россию как составная часть морали свободного рынка. Новый соблазн для интеллектуалок — хотя вряд ли они, как Эрика, посещают магазины "Интим" и держат под письменным столом набор садомазохистской амуниции.
Жанр фильма Ханеке — феминистский гротеск, трагедия, но без пафоса и с оттенком фарса. Эрика не только жертва мазохизма, но и воительница против канонов мужской цивилизации. Она отвоевывает себе мужское право вуайера, пытается доминировать над своим партнером и в итоге расплачивается за это. В силу своей актерской мощи Юппер заставляет видеть в своей почти карикатурной антигероине чуть ли не Федру или Жанну д`Арк.
Между тем фильм не только о самой пианистке, но и о ее матери и ее любовном партнере: в рамках этого треугольника кипит беспощадная борьба за власть. Мать — макабрическая мегера Анни Жирардо (Annie Girardot) — воплощение мании многих матерей владеть своим девичьим чадом до его седых волос и принюхиваться к его постельному белью. В дочке, выращенной без отца (его заживо схоронили в сумасшедшем доме), властолюбивая мать видит несостоявшуюся звезду музыкальной сцены и мстит ей за эту несостоятельность.
Третий угол треугольника — юноша-холерик Вальтер, абитуриент, который разглядел женщину в сухой консерваторской училке, годящейся ему в матери. Развитие их отношений — гротескный парафраз стриндберговской борьбы полов, в которой каждая сторона стремится подавить другую, причем теперь обе пользуются типично мужскими методами. Если у Эрики такие методы продиктованы культурной перверсией, Вальтер — это ничем не тронутая природа, девственная мужественность.
Чтобы достичь ее, стильного и умненького Бенуа Мажимеля (Benoit Magimel) выкрасили в арийского блондина, заметно оглупили и вдобавок сделали хоккеистом (в романе Елинек он тоже спортсмен, только байдарочник). Правда, по ходу дела ему приходится сыграть несколько музыкальных фраз Шуберта, но чего не сделаешь ради обладания желанным сексуальным объектом.
В декорациях псевдолюбовной драмы Ханеке демифологизирует европейскую цивилизацию и культуру, воплощенную в обобщенном образе венского большого стиля. Финальная сцена, когда Эрика удаляется от ритуального здания консерватории с ножом в плече (но не в сердце, как хотелось бы думать),— последний аккорд крещендо, в котором схлестнулись темы Пианистки и Хоккеиста. Ее мнимая девственность, украденная Шубертом, так и не будет нарушена его неумелыми телодвижениями, скованными хоккейными доспехами, годными для ледового, но не любовного побоища.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ