|
Пиратство по наследству |
 |
В соответствии с коммунистической доктриной искусство принадлежит народу, а этот самый народ в СССР олицетворяла административно-командная система. Все артисты, исполнители — от корифеев до таперов в ресторанах — рассматривались как обычные советские служащие, приписанные к филармониям, театрам, учебным заведениям и т. п. В качестве таковых они были поголовно охвачены членством в соответствующих профессиональных союзах, например в профсоюзах работников культуры, где истинные звезды были уравнены в правах со служителями музеев и корректорами в издательствах. Схема оплаты труда — ставки и начисление гонораров по категориям артистов — была аналогична тарифной сетке рабочих должностей: все были разделены по категориям (у рабочих это были всем известные разряды), в соответствии с которыми начислялось вознаграждение — вне всякой связи с популярностью, тиражами пластинок и т. д. Разумеется, подобный подход только с виду казался очень демократичным и нисколько не отвечал реальности.
C другой стороны, в Советском Союзе среди разнообразных объединений и союзов творческих работников никогда не было объединений артистов. Были писатели и композиторы отдельно, кинематографисты отдельно, а театральные актеры со своим обществом и домом с популярным рестораном, но без союза — отдельно. А вот собственно артисты, исполняющие авторские произведения — певцы, чтецы, инструменталисты из оркестров и солисты,— были простыми служащими филармоний и членами профессионального союза работников культуры. И это было по-своему логично: союзы с членством придумывались для тех, кого по причинам чисто технологическим невозможно приписать к какому-нибудь месту службы,— для композиторов и писателей. Всех, кого можно было прикрепить к службе, принимали в штат либо театра, либо филармонии. Так была реализована государственная монополия на искусство, которое, как декларировала советская власть, принадлежит народу.
В том, что касается индустрии звукозаписи, то ситуация была еще более прозрачна. Сформированная в 60-х годах государственная фирма "Мелодия" стала, как теперь говорят, вертикально интегрированным холдингом, включавшим в себя студии, тиражирующие предприятия, склады и магазины. Весь этот гигантский конгломерат управлялся из единого центра и работал по единому плану, в котором регламентировалось абсолютно все: репертуар, тиражи, география их распространения и, конечно, артисты, допущенные к народу и к печатному станку. Артист, не приглянувшийся начальникам той или иной филармонии или театра, еще мог попытать счастья на периферии, особенно в союзных и автономных республиках, имевших видимость культурной автономии, но путь в "народ" — на радио и телевидение, так же как и путь к изданию на носителях — был ему перекрыт.
Именно это и являлось причиной бешеного спроса на бытовые магнитофоны. Понятно, что создание народом с помощью этих аппаратов неофициального параллельного каталога записей никак не влияло на оплату труда артистов. И этот факт сыграл не последнюю роль в том, что Россия до сих пор остается заповедником музыкального пиратства — поколения людей выросли с пониманием того, что любимая музыка официально в магазинах не продается.
Ситуация стала меняться лишь в конце 80-х, когда первые ростки независимого от государства предпринимательства — совместные предприятия и кооперативы — стали пробиваться в тогда еще существовавшем Советском Союзе, осваивая наиболее выгодные, то есть наиболее искалеченные вечным дефицитом сегменты рынка. Более всего это было заметно в отраслях, обслуживающих идеологию: появились не издававшиеся ранее книги и звукозаписи. Появились первые независимые от государства фирмы грамзаписи. Создавались они разными путями и очень разными людьми: кто-то выделился и построился на элементах государственных структур "Мелодии", кто-то пришел с первоначальным капиталом из кооперативов, кто-то воспользовался ресурсом эффективных, в том числе и родственных связей, кто-то занялся этим бизнесом просто потому, что любил музыку и хотел эту свою любовь разделить с другими.
В это героическое время никто не задумывался о сколько-нибудь внятном оформлении отношений с правообладателями — и авторами, и артистами. Да и задумываться не было повода.
Во-первых, не было никакой юридической базы. В позднем Советском Союзе незадолго до августа 91-го были приняты Основы гражданского законодательства, десять статей которого в самых общих чертах описывали режим охраны авторских прав, причем в качестве основ этот акт не был законом прямого действия. После августа прошел почти год, и Верховный совет России своим решением подтвердил действие этого акта для суверенной Российской Федерации. Прошел еще один год, когда летом 93-го был наконец-то принят и введен в действие первый в нашей истории закон "Об авторском праве и смежных правах". Какие оценки действиям новорожденных компаний грамзаписи можно было давать в этой ситуации? Как можно говорить, что кто-то был более, а кто-то менее законопослушным, если не было закона, а обычаи, которые отнюдь не менее важны в музыкальном бизнесе, создавались на ходу из подручного материала? В дело шли обломки полузнаний западного опыта и стиля, более или менее здравый смысл, а зачастую и понятия. В этом хаотическом процессе не было ни правых, ни виноватых. Просто так это было.
Во-вторых, такая ситуация устраивала практически всех участников процесса. Едва ли не больше других были довольны артисты. Главное, они избавились от гнета реперткомов, они получили возможность исполнять, что они хотят (для многих это заодно означало — как они хотят, и часто получалось как попало), сколько хотят и где хотят, если, конечно, могут. Не менее важна была возможность получить за запись живые и относительно нормальные деньги, количество которых теперь не зависело от утвержденных когда-то и кем-то тарифов и ставок. Довольны были многие авторы, которые в новые времена получили возможность публиковаться и тоже, как артисты в компаниях грамзаписи, получать какие-то реальные деньги за свои произведения здесь и сейчас, а не в кассе ВААПа когда-нибудь и сколько-нибудь. Естественно, никто тогда не заикался о нормальной выплате потиражных денег — вознаграждения за каждый проданный носитель, которое потом назовут красивым иностранным словом "роялти". Столь же естественно возник перманентный конфликт у практически всех новых фирм грамзаписи с наследником ВААПа — Российским авторским обществом. Руководители многих новорожденных фирм вообще не понимали, почему надо еще куда-то платить, если они уже заплатили за оригинал фонограммы и даже подписывали какие-то бумаги, которые им обещали все возможные права навсегда. То есть отношение к оригиналу фонограммы (мастер-тэйпу) было как к обыкновенному товару: единожды приобретя его по договору и заплатив за него, дальше с ним можно делать все что угодно, и какие-либо претензии третьих лиц, хотя бы и авторско-правовой организации, по меньшей мере неуместны. Лучшие эксперты по данному вопросу, изучившие все тонкости закона и прошедшие в Европе специальные стажировки по применению закона, ничего не могли с этим поделать и не находили слов и аргументов, чтобы изменить ситуацию. Требовалось время, чтобы соблюдение, в сущности, элементарных требований закона превратилось в нормальный деловой обычай, который в любой корпоративной среде имеет едва ли не большую силу и влияние, чем закон. А корпоративная среда только-только начинала складываться.
Начался новый век. В нем живут те же люди, но с новыми надеждами. Я убежден, что в XXI веке в России будет решена проблема охраны смежных прав, и фирмы грамзаписи наконец-то получат все, на что имеют право по закону. И сделают это не большие деньги, не имена, пусть громкие и уважаемые, и уж тем более не энтузиасты-любители. Это сделают грамотные профессионалы, потому что их время, кажется, пришло. Их время приходит. Не может не придти.