Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
Мы можем пока только фантазировать, на каких условиях иранцы допустят иностранцев к своим недрам и удастся ли договориться с Тегераном о крупных проектах в транспорте или тепловой энергетике. Но уже есть целая отрасль, где Иран, видимо, понимают очень неплохо: долгая и мучительная история достройки первого блока АЭС "Бушер" свежа в памяти. И любому российскому инвестору, который проявляет активный интерес к Ирану, неплохо бы для начала поднять архивы атомного проекта.
Справедливости ради надо сказать, что основную часть технических проблем россияне создали себе сами, согласившись на безумную идею не строить АЭС с нуля, а вписывать в отечественный проект немецкое оборудование, поставленное еще при шахе и годами пылившееся на стройке. А это все равно что коробку передач с "Трабанта" в новый КамАЗ устанавливать. В имиджевом плане потенциально солидный плюс: теперь на вопрос: "А так сможете?" заказчику можно отвечать: "Да мы Бушер достроили!" На фоне той истории промелькнувшая как-то на днях в новостях идея канала от Каспия до Индийского океана даже кажется не совсем бредовой, а лишь слегка навязчивой.
Потом выяснилось, что контракт на АЭС является "планово убыточным" настолько, что экономика "Атомстройэкспорта" — ключевого внешнего бренда российской атомной отрасли — убита, видимо, навсегда. Здесь обычно объясняют, что атомщикам в 1990-х годах было не до коммерческих успехов, требовались хоть какие-то проекты, чтобы поддержать заказами стоявшие заводы. Но проблемы нарастали как снежный ком.
Выяснилось, что даже те скромные деньги, что Тегеран согласился отщипнуть за АЭС, платятся неохотно. Новостные архивы прошлого десятилетия пестрят сообщениями о том, как иранцы недоплатили какой-то очередной транш по контракту, из-за чего россиянам приходится снова ехать на переговоры. Поэтому, когда в 2015 году наши источники совершенно в другой отрасли вдруг начали намекать, что уже после снятия санкций иранские контрагенты якобы тянут с платежами за отгруженную продукцию, ссылаясь на некие сложности с проведением денег через банки, возникло стойкое дежавю. Где-то я такие речи с заметным персидским акцентом уже слышал, только разговор шел про мирный атом. Так что даже если Тегеран обещает платить, на всякий случай в иранский проект без длинной и льготной кредитной линии за пазухой лучше не соваться.
Наконец, по моим наблюдениям, иранские официальные лица склонны к пафосным публичным заявлениям — к месту и не совсем. Например, в 2007 году один тамошний чин вдруг объявил, что до пуска АЭС осталось три-четыре месяца. В Москве только головой покачали, так как понимали, что мороки с проектом еще не на один год ("Бушер" заработал в 2011 году). Но если такое обещание публично даст, например, министр или, не дай бог, религиозный лидер? Придется либо выполнять невыполнимое, либо позволить уважаемому человеку потерять лицо — что не улучшит отношения местных к иностранному капиталисту.
И еще: АЭС "Бушер" стала, по сути, уникальным примером российско-иранского сотрудничества не только потому, что в других отраслях договориться не удавалось, а в том числе из-за ужесточения санкций, которое вымело из страны почти всех иностранцев. "Бушер" сохранился чудом, да и то, каждый раз как осложнялся конфликт вокруг обогащения Тегераном урана до оружейного уровня, доставалось и мирному атому — а вдруг русские там не АЭС, а центрифуги ставят?! А ведь санкции как сняли, так и вернуть могут, так что любой контракт с Ираном — это, боюсь, ровно до того момента, как Тегерану или Вашингтону вдруг приспичит опять устроить на Среднем Востоке очередной раунд словесной войны.
