Этот спецпроект готовился весной 2016 года, когда открытие Ирана после снятия санкций только начиналось. Судьба многих проектов казалась более радужной, чем выглядит год спустя. Ситуация полностью актуализирована на январь 2017 года в отраслевых разделах. Общие же подходы и оценки за год в принципе не изменились — скептическая оценка “Ъ” перспектив как российского, так и международного участия в экономике Ирана пока полностью оправдывается.
Фото: Ruhollah Yazdani / Mehr News Agency / Reuters
Частичное снятие с Ирана санкций, в условиях которых страна существовала последние 20 лет, открывает перед инвесторами возможности, которые бывают раз в несколько десятилетий. По своему географическому положению, размеру населения, экономическому и политическому потенциалу Иран может стать самым важным рынком, который присоединяется к глобальной экономике со времен падения железного занавеса. Сейчас Иран по номинальному размеру ВВП стоит в конце третьего десятка стран рядом с Австрией и Норвегией, а по ВВП по паритету покупательной способности — в конце второго, опережая Австралию.
Большинство аналитиков уверены, что присоединение к глобальной экономике должно резко ускорить темпы экономического роста в Иране. Так, в 1989 году, в начале реформ в Турции, экономика Ирана в номинальном выражении была больше турецкой примерно в полтора раза, теперь же она уступает примерно вдвое. По оценкам побывавших в стране экспертов «Ренессанс Капитала», только в 2016 году в Иран из-за рубежа в том или ином виде вернутся минимум $38 млрд, или 9% ВВП. Всемирный банк ожидает роста ВВП страны в 2016–2017 и 2017–2018 финансовых годах (с марта по март) на 5,5% в год и далее — на 3,5–4% в год.
ОСНОВНЫЕ ВНЕШНЕТОРГОВЫЕ ПАРТНЕРЫ ИРАНА ($ МЛН)
Источник: МВФ.
Падение занавеса
После вступления в силу Совместного всеобъемлющего плана действий по урегулированию ядерной проблемы и снятия санкций Совбеза ООН Иран стал стремительно набирать политический и экономический вес. Иранские дипломаты были приглашены (во многом благодаря действиям России) к участию в работе Международной группы поддержки Сирии. Иранские военные (вместе с российскими) приняли участие в военной операции по предотвращению падения режима сирийского президента Башара Асада. Иран начал наращивать добычу нефти, отказавшись замораживать ее, несмотря на давление членов ОПЕК. Первые лица страны вновь стали желанными гостями на Западе, а высокопоставленные делегации одна за другой сменяют друг друга в Тегеране. ЕС, Китай и Россия вступили в борьбу за доли на многообещающем внутреннем рынке Ирана.
США в битве пока фактически не участвуют: Вашингтон хотя и снял с Тегерана санкции, имеющие отношение к ядерной программе, но сохранил ограничения, связанные с «поддержкой терроризма» (группировки «Хезболла») и разработкой баллистических ракет. При этом Конгресс постоянно грозит Ирану, продолжающему испытывать новые ракеты, дополнительными санкциями. Не способствует восстановлению отношений и недавнее решение Верховного суда США, что Иран должен выплатить почти $2 млрд из своих замороженных активов американским семьям, члены которых погибли от рук «спонсируемых Тегераном террористов» (при взрывах казарм миротворцев в Бейруте в 1983 году, а также в ходе теракта в башнях «Хобар» в Саудовской Аравии в 1996 году). Еще $10,5 млрд из своих заблокированных активов Иран может потерять в пользу страховых компаний и родственников жертв теракта 11 сентября 2001 года: в марте федеральный окружной судья Нью-Йорка Джордж Дэниелс удовлетворил иск, сочтя, что Тегеран не смог доказать свою непричастность к организации и финансированию террористов. В иранском МИДе действия США назвали «воровством». Госсекретарь США Джон Керри тем не менее на днях заверил, что Вашингтон не намерен мешать иностранным компаниям и банкам, желающим работать с Ираном и не нарушающим санкции.
Открытием иранского рынка активнее всего заинтересовались страны ЕС. Хотя и Брюссель оставил в силе ряд санкций в отношении Ирана, европейские официальные лица потянулись в Тегеран, не дожидаясь даже полной отмены ограничений Совбеза ООН. Кульминацией стало январское турне президента Ирана Хасана Роухани, посетившего Италию и Францию. Подписанные в ходе визита контракты открыли ряду европейских компаний доступ на иранский рынок в стратегических отраслях — энергетике, металлургии, авиации и транспорте. Директор «Делойт», СНГ Данияр Адигамов добавляет, что и в китайско-иранском сотрудничестве «наступила новая эра» после первого за 14 лет визита в Тегеран председателя КНР Си Цзиньпина. По итогам стороны говорили о планах увеличить товарооборот в ближайшие десять лет на порядок, до $600 млрд. Для России активность европейских и азиатских компаний стала сигналом: отечественный бизнес в Иране будет вынужден действовать в условиях жесткой конкуренции.
ТОВАРООБОРОТ МЕЖДУ РОССИЕЙ И ИРАНОМ ($ МЛН)
Старый друг на обочине
Еще осенью 2014 года Россия и Иран подписали меморандум о взаимопонимании, согласовав комплекс проектов на $70 млрд. Но большая часть договоренностей так и осталась на бумаге. Прежде всего это грандиозные планы в рамках так называемой сделки «нефть в обмен на товары»: предполагалось, что Иран поставит РФ нефть (для реэкспорта в третьи страны), а на вырученные средства будет приобретать российскую продукцию (вагоны, гражданские самолеты, строительную и сельхозтехнику, оборудование, зерно) и оплачивать услуги (электрификацию железных дорог, строительство ТЭС).
Из-за срыва сделки остро встал вопрос о финансировании запланированных проектов. Тегеран обратился к Москве с просьбой предоставить кредиты. По итогам состоявшегося в ноябре 2015 года заседания межправительственной комиссии и визита президента Владимира Путина в Тегеран было объявлено, что речь идет о двух кредитах — по линии Внешэкономбанка (ВЭБ) на €2 млрд и Минфина РФ на $5 млрд. Однако переговоры затянулись.
После снятия основной части санкций 16 января у Ирана резко расширился круг возможных партнеров, что немедленно привело к дополнительным требованиям к России. Так, в Тегеране заговорили о возможном удешевлении контрактов с РФ по ТЭС (проект «Технопромэкспорта») и на электрификацию железной дороги Гармсар—Инче-Бурун (проект ОАО РЖД). Оба проекта были на грани срыва, но ситуацию, похоже, все-таки удалось спасти. В середине апреля заместитель министра финансов РФ Сергей Сторчак объявил, что основные разногласия по государственному кредиту Ирану улажены. Первый транш ($2,2 млрд) Москва обещала выделить в этом году. Переговоры с ВЭБом продолжаются. В очередь на распределение этих кредитов встают почти все крупные российские компании, заинтересованные в проектах в Иране: других источников средств не видно (см. “Ъ” от 21 марта). По этой и ряду других причин эксперты отмечают, что российский бизнес может уступить позиции конкурентам на иранском рынке.
Но и политические отношения Москвы и Тегерана после снятия санкций начали буксовать. Сильнее всего это заметно в Сирии: тогда как РФ и США выступают за национальное примирение и радикальные политические реформы, в Тегеране считают главной целью сохранение у власти Башара Асада (см. “Ъ” от 21 апреля).
Одним из признаков охлаждения отношений выглядит перенос на осень очередного заседания российско-иранской межправкомиссии, исходно запланированного на весну.
Пока же оптимистично ситуация выглядит лишь в военно-техническом сотрудничестве. Поворотный момент тут наступил год назад, когда Владимир Путин отменил введенный в 2010 году запрет на продажу Ирану зенитно-ракетных комплексов (ЗРК) С-300. В ноябре гендиректор «Ростеха» Сергей Чемезов заявил, что Москва и Тегеран уже подписали новый контракт. Иранские военные получат четыре дивизиона С-300ПМУ-2, первая партия ЗРК поставлена, остальные планируются до конца года. Сумма сделки составляет около $1 млрд. По словам источников “Ъ”, иранские военные хотели бы приобрести российскую военную технику и вооружения не менее чем на $8 млрд (см. “Ъ” от 15 февраля).
Динамика экономразвития
Create column charts
Трудности перехода
Не в пользу российских инвесторов и исторические факторы. Хотя экономика Ирана уже долго существует в условиях изоляции из-за санкций, исходно она ориентирована на продукцию западных компаний и их технические стандарты. До революции 1979 года очень сильные позиции на иранском рынке, в том числе в ключевой нефтегазовой отрасли, занимали американцы. Затем их заменили европейские компании. Во время последнего ужесточения санкций крупные игроки сохранили либо представительства в Иране, либо тесные неформальные контакты из офисов в Дубае, готовясь к возвращению в страну, говорит один из собеседников “Ъ”.
Отечественному крупному бизнесу, напротив, не на что опереться, поскольку, если не считать нефтегазовой сферы, последние крупные совместные проекты относятся к сотрудничеству СССР и Ирана еще в 1960-е годы. «Иранцы хорошо знают и привыкли работать с брендами вроде Siemens, Alstom, Airbus, все нефтегазовое оборудование соответствует стандартам API (Американского института нефти.— “Ъ”), так что здесь у нас нет преимуществ, скорее наоборот»,— говорит собеседник “Ъ”.
Западные компании также могут черпать кадры из весьма внушительной иранской диаспоры, которая стабильно пополняется молодыми иранцами, едущими в Европу и США на учебу или в поисках работы. Безработица среди молодежи в Иране в последние годы составляет около 30%. Несмотря на политическое и идеологическое противостояние, западное образование пользуется признанием в Иране — как минимум шесть членов нынешнего иранского правительства получили степень PhD в западных университетах, в том числе три — в США.
При этом интерес к западной науке отнюдь не означает приверженности западным стандартам ведения бизнеса: по словам собеседников “Ъ”, имевших бизнес с иранцами, последние готовы по-восточному долго вести переговоры и своеобразно понимать условия заключенных соглашений. Огромное, часто решающее значение имеют неформальные личные связи и умение учитывать интересы различных групп влияния, о взаимоотношениях между которыми у большинства крупных российских компаний очень смутное представление.
«У нас люди нацелены на государственные институты — они привыкли, что если ты с министром договорился, в протокол межправительственной комиссии проект записал, то можно уже людей нанимать и начинать стройку, а в Иране это само по себе ничего не гарантирует»,— отмечает один из собеседников “Ъ”. В то же время действительно важнейшие экономические структуры Ирана, такие как крупные холдинги, подконтрольные Корпусу стражей исламской революции, или фонд Setad, контролируемый верховным аятоллой Ирана, пока вне внимания российских компаний. «Поддержка государства важна, но важнее найти надежного местного партнера, который отстаивал бы ваши интересы, конечно, сверхприбылей вы при этом не получите»,— говорят источники “Ъ”.
Самым главным практическим препятствием для всего бизнеса с Ираном является то, что он требует от инвесторов самим находить деньги для проектов, а от поставщиков — предоставлять кредит или иначе обеспечивать возможность закупок. Например, заключенный в январе меморандум о закупке самолетов Airbus и договоренность о возвращении в Иран Peugeot и Renault сопровождались сделкой с французской Total по закупке иранской нефти.
Хотя по условиям ядерной сделки Иран должен получить доступ примерно к $30 млрд замороженных активов, реально ситуация оказалась сложнее. Помимо конфискации $2 млрд из этих активов по решению американских судов возвращение денег обставляется неформальными условиями. «Одно дело, если иранцы купят западную продукцию, а другое — если собираются потратить деньги на российские или китайские товары, тут могут возникнуть сложности»,— говорит один из собеседников “Ъ”.
Поскольку американским банкам фактически запрещено работать с Ираном, а европейские все еще опасаются это делать, то инвесторы могут рассчитывать, по сути, только на свои средства либо госкредиты своих стран. Между тем, по словам собеседников “Ъ” в российском правительстве, выделение новых госкредитов для Ирана, даже уже согласованных $2,2 млрд, в нынешней бюджетной ситуации — вопрос далеко не решенный и будет зависеть от согласования параметров конкретных проектов и политических указаний руководства страны. Кроме того, очевидно, что преимущества получат проекты строительства новых атомных блоков и продажа оружия.
В этих условиях, как показывает уже имеющийся опыт игроков из телекоммуникационного, продовольственного и металлургического секторов, российский частный бизнес, не только крупный, но и средний, может оказаться более успешным, чем госкомпании, завязанные на межгосударственный диалог.
ЧИСТЫЕ ИНОСТРАННЫЕ ИНВЕСТИЦИИ В ИРАН ($ МЛРД; ИРАНСКИЙ НАЛОГОВЫЙ ГОД — С МАРТА ПО МАРТ)
