Новое лицо Москвы

 
       Конец 2001 года ознаменовался двумя крупнейшими архитектурными выставками в Москве. В начале ноября в Большом Манеже проходило "Зодчество-2001", на котором представлялись работы последних двух лет. А 11 декабря подводятся итоги конкурса московского Союза архитекторов "Золотое сечение" — это тоже происходит раз в два года. Обе акции преследовали серьезные цели — сделать архитектуру общественным культурным явлением. Инициатива архитекторов показательна. Раньше им не приходилось заботиться о выходе из профессионального пространства — этим занимался Юрий Лужков. Два года архитектуры, которые являются предметом выставки,— это архитектура при Владимире Путине. Архитекторы, за годы постсоветского существования так и не сумевшие зажить без власти, ищут новые ориентиры. Каким же будет путинский стиль?

Архитекторы без Лужкова
Юрий Лужков не сам ушел от архитектуры — его увели. Начиная с памятной борьбы "Единства" с "Отечеством" строительство оказалось одной из самых уязвимых точек деятельности московской мэрии. Периодически появлялись обвинения в воровстве астрономических сумм. У Лужкова отобрали дорожные деньги. Был осуществлен чудовищный силы удар по самому дорогому, что есть у мэрии,— памятникам архитектуры, истории и культуры (то есть половине недвижимости в центре города), которые вдруг оказались федеральной собственностью. От него ушли крупнейшие проекты — например, реконструкция Большого театра. Больше того, в Москве отыскались территории, находящиеся в федеральной собственности,— чуть не четвертая часть города, причем экономически наиболее перспективная, которую теперь федеральный центр намерен развивать самостоятельно.
 
       Нет, очень многое осталось. Остался московский строительный комплекс, остались архитекторы "Моспроектов", осталась система согласования проектов в городе (более 200), остались огромные территории. Но исчез кураж. В 90-е годы архитектура Лужкова развивалась от одного большого проекта к другому, от комплекса на Манежной к восстановлению храма Христа, от храма к перекрытию Гостиного двора, и победный марш этих инициатив создавал ощущение каких-то гигантских, неостановимых преобразований. Большие проекты у Лужкова остались: есть гигантский котлован, вырытый под Сити, есть план строительства пиратского Диснейленда силами Церетели, есть программа строительства аквапарков, фонтанов — есть множество идей. Но в условиях "холодного мира" с федеральным центром с помпой начать и закончить эти проекты невозможно. Сегодня возникает четкое ощущение, что Лужков перестал ими интересоваться и в результате они стали отчасти утопическими мечтаниями.
Смысл обращения к истории в жилых комплексах теперь не в политике, а в экономике: они хорошо продаются. Жилой комплекс на Рубцовской набережной в Москве построен по проекту заместителя главного архитектора города Юрия Григорьева
       Результат не замедлил сказаться. Он не в том, что Лужков перестал строить, а в том, что архитекторы стали строить не по-лужковски. Вместо экзотического историзма московского стиля стали появляться здания, выполненные в духе современной европейской модернистской архитектуры.
       Их много, они составляют уже значительный архитектурный пласт, счет зданий идет на десятки. Летом этого года на выставке "Арх-Москва" был даже создан спецпроект — рейтинговое голосование определило список из 37 архитекторов этого направления, их ряд был назван "Выставкой победителей". Первые имена этого списка — Александр Скокан, Михаил Хазанов, Андрей Боков, Сергей Скуратов, Николай Лызлов, Владимир Плоткин — оказались фигурантами и шорт-листа "Золотого сечения", и отдельной экспозиции "Новые лидеры" на выставке "Зодчество".
       Эта архитектура существует как бы в двух перспективах.
 Оставшись без пригляда московской мэрии, зодчие пытаются играть в собственные игры. Председатель московского Союза архитекторов перед зданием кегельбана, построенным бюро "Рождественка"
       Первая — это перспектива победы над лужковским стилем. Эта победа наполняет архитектуру культурным пафосом и значительностью. Сравнение чистых изысканных и элегантных линий торгового комплекса на Большой Семеновской Николая Лызлова с аляповатыми киосками Церетели внутри Большого Манежа наполняет сердца архитекторов и критиков гордостью за наш ясно видимый европеизм. Такт и изящество, с которыми Сергей Скуратов вставляет свой дом в Зубовском проезде в окружающую застройку, после хамских жестов лужковского стиля Центра Галины Вишневской оказываются проявлением подлинной воспитанности. Александр Скокан пошел еще дальше и в своем центре "Гвоздь" в конце Волоколамского шоссе даже позволил себе игровые элементы в стиле поп-арта — здание прибито к земле гигантским гвоздем.
В архитектуру стало пробираться современное искусство. Московский неомодернист Александр Скокан позволил себе в стиле поп-арта прибить здание магазина "Гвоздь" к земле гигантским четырехэтажным гвоздем
       Вторая — это перспектива собственно западной архитектуры модернизма. Если первое сравнение для данной архитектуры весьма выгодно, то второе — убийственно. Дом Николая Лызлова действительно можно представить себе в Швейцарии, но там таких домов — десятки, это рядовая застройка. А уж рекламные средства в отдаленных торговых комплексах на окружных дорогах настолько радикально превосходят скромный жест Скокана, что в этой перспективе всерьез говорить о поп-арте становится как-то неловко. Беда этой архитектуры не в том, что она плохая, но в том, что она очень средняя. Русские архитекторы сегодня существуют в довольно специфических условиях. Благодаря российскому закону об архитектурной деятельности западные звезды не строят в России — закон требует, чтобы у любого западного мастера в качестве ведущего соавтора был российский архитектор, что несовместимо со статусом звезды. Поэтому наши архитекторы тщательно изображают западную архитектуру, одновременно не допуская ее сюда. В результате возникает версия по определению провинциальная.
       Это довольно горький диагноз. Противостояние лужковскому стилю делало из этих архитекторов героев, сегодня, в отсутствие противостояния, они просто показывают, на что способны. Этой архитектуре срочно необходим новый героический пафос. Но откуда его взять — пока неясно.
       
Лужков без архитекторов
В последнее время в Москве появились рафинированные модернистские здания, очень похожие на сегодняшнюю Европу. Николай Лызлов. Магазин на Большой Семеновской
       Начало выставки "Зодчество" было омрачено ужасным событием. За неделю до него на градостроительный совет в Москомархитектуре, где рассматривался проект нового дома одного из лидеров неомодернистского направления Владимира Плоткина, неожиданно пришел Юрий Лужков. Он был чрезвычайно недоволен и этим домом, и этим стилем. В свойственной ему неформальной манере он жестко отчитал архитектора, после чего провозгласил: "Московский стиль — это эклектика, и мы не допустим нарушений этого стиля".
       Можно сказать, что архитекторы ухватились за этот случай прямо-таки с жадностью — до такой степени, что даже стали готовить некое коллективное письмо в защиту Плоткина, приготовили всю выставку, но так и не подготовили. Наблюдая этот процесс со стороны, трудно было отделаться от ощущения, что самое важно в нем — просто сам факт того, что он идет. Лужков воскресил тень былого противника, неомодернизм вновь обрел традиционный смысл противостояния с московским бескультурьем и живо зацвел. Если Лужков действительно вернется в архитектуру, усилия архитекторов вновь обретут большой культурный смысл.
Даже любимую Юрием Лужковым мемориальную тему архитекторы стали решать в стиле сдержанного минимализма — без всяких признаков скульптуры. Михаил Хазанов. Мемориальный комплекс "Катынь"
       Однако всерьез рассчитывать на это не приходится. Большая задача Лужкова в утверждении его московского стиля заключалась в своеобразной легитимизации. Опираясь на историю, он доказывал свою преемственность от традиционных московских форм власти; отрицая неомодернизм, демонстрировал дистанцированность от политики модернизации в целом, не пуская на российский рынок западных архитекторов, проявлял патриотизм и патернализм. Все это имело смысл в движении к месту первого лица в государстве. Как только эта составляющая действий московского мэра отпала, у его архитектуры не стало культурной составляющей. Архитектура — слишком дорогое дело, чтобы проводить в ней стилистическую политику просто так, без всякой сверхцели, посему всерьез ожидать реанимации московского стиля не приходится.
       Но это не значит, что он исчез,— он видоизменился. Вместо больших общественных проектов в московском стиле теперь строится жилье. Крупнейшие московские инвестиционные компании, близкие к московской мэрии, прежде всего "Донстрой", взяли этот стиль на вооружение, считая, что он хорошо продается.
С уходом Юрия Лужкова из большой политики его архитектура потеряла культурную составляющую. Новый лужковский стиль — не грандиозные общественные сооружения, а жилые комплексы
       Крупнейший из этих проектов — строительство новых высотных зданий. Одно из них — на Соколе — уже построено до уровня пятого этажа, строительство остановлено из-за неверно оформленного землеотвода и протестов местных жителей, однако, скорее всего, это временное явление. На очереди — конкурс на еще 14 таких небоскребов, кроме того, в ближайшее время должно быть продолжено строительство центрального корпуса высотки у Павелецкого вокзала (два крыла уже построено) и высотки на Кутузовском проспекте. К этому следует добавить множество проектов жилых домов в том же стиле, так называемые "дворянские" таунхаусы — в Куркине, "Покровское-Глебово", "Золотые ключи". Стиль этих зданий откровенно сталинский, среди архитекторов даже рядом с термином "лужковский стиль" бытует термин "ресинский ампир".
       Отличие "ресинского ампира" от лужковского стиля заключается в том, что Владимир Иосифович Ресин — ни в коем случае не политик, стремящийся к президентскому креслу и, соответственно, проводящий общенациональную культурную программу. Эти здания — не символы, не утопические мечтания, это не политика, но экономика. Если жилые здания в сталинском стиле хорошо строятся, значит, они хорошо продаются. И это действительно так — в Москве сегодня очень хорошо продается элитное жилье. Себестоимость строительства здесь колеблется в пределах $300-600 за метр, а продается это жилье в пределах $1500-2000 за метр, и такой процент рентабельности обуславливает колоссальное давление инвесторов на город.
Основной пафос новой архитектуры московской мэрии — ностальгия по сталинским квартирам. Жилой комплекс "Ностальгия" для управления делами президента РФ, автор — В. М. Острецов
       В разгар скандала с высоткой на "Соколе" главный архитектор Москвы Александр Кузьмин в частном разговоре изумился самой ситуации. Высотные здания раньше строила вся страна, а проект согласовывал лично Сталин. Теперь сравнительно небольшая компания со штатом не более 200 человек делает то же самое и при этом даже не удосуживается нормально согласовать документацию. Ситуация удивительная, и это удивление сказывается на архитектуре. Когда рассматриваешь проекты неосталинского стиля, постепенно обнаруживаешь их главную характеристику. Все они упрощены относительно прототипов. Они похожи на сталинские высотки, если не приглядываться. Более внимательный взгляд мгновенно обнаруживает привкус халтуры, связанной в первую очередь с удешевлением строительства. Смысл сталинской архитектуры — мощь великой империи. Смысл неосталинской архитектуры — сходство со сталинской с целью дороже продать квадратный метр.
       Это большая архитектура без большой идеи. Ей срочно требуется новая идея национального масштаба. Но откуда ее взять, пока неясно.
       
Архитекторы и Путин
Владимир Путин — первый глава государства, приход которого во власть не оказал на архитектуру никакого влияния. Архитекторы пытаются угадать вкус Путина по косвенным признакам — сам он молчит
       Архитектура на Западе развивается из технологии. Можно следовать технологии, и тогда у нас возникнет модернизм, функционализм, хай-тек, виртуальная архитектура, можно противостоять технологии, и тогда у нас появятся новый брутализм, новый консерватизм, эко-тек — но в любом случае все будет сводиться к разговору о ней.
       Архитектура в России так не развивается. Каждое новое направление российской архитектуры никакого отношения к технологическим достижениям не имеет. Напротив, сначала появляется направление, потом под него начинают судорожно создавать технологию. Как правило, эта технология до идей направления недотягивает.
       Архитектура в России развивается из власти. Можно следовать идеям власти — и тогда возникает конструктивизм, сталинизм, брежневский стиль. Можно ей противостоять — и тогда возникают бумажные проекты Константина Мельникова, Николая Ладовского, Юрия Аввакумова. Но в любом случае все сводится к разговору с властью.
       Ельцин не оставил нам архитектурного стиля — вместо него нам оставил стиль Лужков. Теперь все ждут, что скажет Путин. А он молчит. Попытки выяснить вкусы Путина в архитектуре приобретают комический оттенок. Например — он ведь из Петербурга. Наверное, ему нравится петербургский стиль. Надо попробовать соблазнить его чем-то в стиле Смольного. Или — он ведь за модернизацию и прогресс. Любит оружие, самолеты, корабли. Наверное, ему нравится хай-тек. Надо попробовать его соблазнить чем-то в стиле миноносца.
Большие надежды возлагаются на петербургское происхождение президента — свой путь в Кремль он начал из здания Смольного института архитектора Джакомо Кваренги. Возможно, новая путинская архитектура будет такой
       Ситуация действительно странная.
       С одной стороны, стержень политики Путина — укрепление вертикали. И путинским архитектурным стилем, очевидно, должен стать неосталинский. То есть спонтанное движение инвесторов и девелоперов к сталинизму должно быть подхвачено и укреплено президентом, и через него архитектура получит "большую идею", в которой так нуждается.
       С другой стороны, общий смысл действий путинской администрации заключается в том, что мы должны достойно выглядеть среди других достойных стран. После 11 сентября этот курс получил весьма серьезное подтверждение. Появление в этой связи неосталинского стиля как-то неуместно. Напротив того, интеграция с Западом требует немедленного включения в международный архитектурный рынок, в частности — приглашения в Россию архитектурных звезд, запуска интернациональных проектов и т. д. В этом случае существенную поддержку получает неомодернизм.
А может быть, и нет. По сведениям "Власти", проектировать статусный для президента Мариинский театр приглашен американский авангардист Эрик Мосс. Возможно, новая путинская архитектура будет выглядеть так, как здание Box в Калифорнии
       Пока, как представляется, побеждает второй путь. Только что завершил свой кратковременный визит в Москву американский архитектор Эрик Мосс. В интервью Ъ он заявил, что приглашен для реконструкции Мариинского театра, эту информацию подтвердил председатель Госстроя РФ Анвар Шамузафаров. Эрик Мосс — американская звезда первой величины, радикал из радикалов, один из вождей неомодернизма на Западе. Мариинский театр — статусная государственная площадка, без Путина решение о его реконструкции принять невозможно. И если Эрик Мосс действительно начнет строить нам Мариинку — значит, неомодернизм победил.
       Но это — если. Пока же можно констатировать одно. За десять лет постсоветского существования архитектура так и не смогла зажить без власти. Она не нашла в себе другого импульса и по-прежнему ждет большого государственного слова.
ГРИГОРИЙ РЕВЗИН
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...