Число россиян, уверенных в том, что в стране есть экономический кризис, снизилось в июне с 47% до 36%. Об этом свидетельствуют результаты опроса «Левада-центра». Представления россиян об окружающем мире противоречивы и могут резко измениться за короткое время, полагает журналист Андрей Галиев.
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ / купить фото
Мы считаем, что живем в «великой державе». Одновременно мы ощущаем наличие экономического кризиса в нашей стране, считаем, что никак не можем повлиять на ситуацию в ней, и не чувствуем ответственности за происходящее. Таков усредненный «моментальный снимок» умонастроений россиян, недавно сделанный «Левада-центром». Можно как угодно скептически относиться к результатам соцопросов, но другого зеркала нет, поэтому попробуем разглядеть важные детали в этом.
Если в мае этого года 47% респондентов утверждали, что в стране «определенно» есть экономический кризис, то в июне этот показатель снизился сразу на четверть — до 36%. Ничего столь масштабного в самой экономике не произошло. Скорее всего, «телевизор» одержал локальную победу над «холодильником». И стоит быть готовым к тому, что маятник настроений также легко качнется назад в следующем раунде этого противостояния.
Всего 5% опрошенных заявили о том, что они в «полной» или «значительной» мере могут повлиять на ситуацию в стране. И всего 42% считают, что могут повлиять на ситуацию в своем доме или дворе. Хочется верить, что дело здесь в размытости понятия «влияние» из-за неопределенности контекста: можно помочь соседу, в машине которого сел аккумулятор, можно заставить ремонтников восстановить газон после прокладки очередной трубы, а можно и поменять управляющую компанию.
Наше общество точно не понимает связи между такими атрибутами «великодержавности», как «военная мощь», «благосостояние граждан», «экономический потенциал», и понятиями «международный авторитет», «свободы и гражданские права». Иначе они не стояли бы так далеко в соответствующем рейтинге: за «мощь» высказались 48%, за «авторитет» — 15%, за «свободы и права» — 10%. Общество может быть патерналистским, пассивным и не понимать, что экономический потенциал, на котором основывается и военная мощь, и благосостояние граждан, сам не висит в воздухе. Он должен опираться на работающие институты, к которым относятся и международный авторитет, и свободы, и права.
Этого не могут не понимать элиты, в результате действия или бездействия которых общество стало или осталось таковым. Известно, что элиты циничны и склонны что-либо менять только при появлении реальных опасностей. В наших условиях такой опасностью становится обеспеченное кризисом уменьшение общего — и для элит, и для остальных — экономического «пирога». Задача его увеличения без активного участия общества не решается. Именно поэтому ничтожная доля всего в 5% действительно активных граждан, обнаруженная «Левадой», является не залогом политического спокойствия, а угрозой выживанию элит.