Деньги есть, а бизнеса нет. Собственность условна, настоящий капитал — личные связи. Российские богатые так и не стали настоящей буржуазией.
Отдых в Сочи не только престижен, но способствует околобюджетной промысловой деятельности
Фото: РИА Новости
Приятное с полезным
Если квартира в Москве — то, пожалуй, в Хамовниках: приличный район, выбор 33% состоятельных покупателей. То есть тех, кто может себе позволить взять метров 140-150 за сумму около $1,1 млн в престижном жилом комплексе. Если покупать что-то за рубежом, то лучше, конечно, в Испании. Многие, правда, предпочитают Дубай, Майами, Нью-Йорк и Лондон. Однако Лондон совсем уже недешев, да и климат не очень подходит для каникул. Но на каникулы можно в Сочи — нынче это принято.
Анализ поведения состоятельных семей, проведенный компаниями NICA Multi Family Office, Aspire Lifestyles, Savills Russia и Tranio.ru на основании данных об обслуживании клиентов (было обработано более 100 тыс. запросов от 20 тыс. семей с годовым доходом от 15 млн до 100 млн руб.), показывает, что кризис хотя и "внес коррективы в формы потребления" (например, Сочи в 2015 году впервые стал для состоятельных семей лидером в списке вариантов отдыха), но совсем не сказался на "вопросах зависимости от мнения окружающих". Стремление "ориентироваться на моду и потребление напоказ" в той или иной мере свойственно всем.
Богатые семьи ориентируются не на "глянцевую модель", а на любое потребление, сигнализирующее окружающим: "у меня есть деньги"
Но, как отмечает Кирилл Николаев, управляющий партнер NICA Multi Family Office и организатор исследования, потребление "в принципе отличается от общепринятого представления о нем". При выезде за рубеж "глянцевая модель" (условно "с яхтами и шампанским") характерна примерно для 5% состоятельных семей. Большинство же куда скромнее и во многих вопросах проявляет демократичность: и в отношении к общественному транспорту, и в выборе мест для еды, и в том, как проходит день. "Семья может спокойно остановиться в четырехзвездной гостинице, и это не будет их напрягать",— говорит Николаев. Люди, по его словам, ориентируются не на "глянцевую модель", а на любое потребление, дающее окружающим посыл: "у меня есть деньги". "Идея в том, что за периметром страны они ведут себя более спокойно, более демократично, для них менее важно, как они выглядят,— подчеркивает Николаев.— Потребление напоказ внутри страны выражено больше, чем за ее периметром".
Этот факт можно объяснять — как это и делает Николаев — "дефицитом в Москве социальных пространств, где разные социальные группы будут чувствовать себя комфортно", и "люди, уставшие от того, что им постоянно нужно соблюдать ритуалы, сигнализируя, что они “свои”", за границей, наконец, могут расслабиться. Можно объяснять разницей в системе сигналов: человек может пить в кофе в McDonald's и это не будет "потерей статуса", если он может ненароком упомянуть, в каком именно учебном заведении получает образование его ребенок, — кто разбирается, тот оценит. Но возможно, в престижном потреблении "за периметром" просто меньше практического смысла.
Демонстрация статуса полезна, когда он сам по себе является ресурсом — подобно тому, как в любом промысле авторитет и связи мастера конвертируются, по выражению профессора ВШЭ Симона Кордонского, в финансовый ресурс. Провернуть эту операцию за границей россиянам, как правило, не удается, как не удается войти в местный истеблишмент, и формирующиеся в результате "русскоязычные общины живут по стандартам верхнего слоя среднего класса, без понтов". Впрочем, для "своих" участники комьюнити все равно остаются "своими".
Ради сигнала "свой" можно поехать и в Сочи. Хотя, конечно, большинству предпринимателей ни санкции, ни нехватка денег, ни тем более отсутствующие должностные инструкции или неодобрение начальства не мешают провести каникулы за рубежом. Но, сдается, для тех 28% российских предпринимателей, которые, по данным Grant Thornton International, считают важным фактором развития своего бизнеса связи с госсектором, могут оказаться полезнее курорты Краснодарского края. Деятельность этих предпринимателей тоже своего рода промысел. Как, по мнению Кордонского, и любая хозяйственная деятельность в России.
Личное дело каждого
"Я уже тогда людей нормальных знал. Меня люди знали. Дали кредит без процентов, как нормальному мужику". Рассказ про спасение от банкротства одного из предпринимателей в 1990-х, который приводит профессор Тихоокеанского госуниверситета Леонид Бляхер (цитируется по готовящейся к публикации книге под рабочим названием "Стратегии выживания в условиях кризиса") неплохо иллюстрирует принцип "делать дела со своими".
Не имея возможности "опереться на институциональное доверие, предприниматели опирались на доверие персональное, межличностное", и успешность их деятельности измерялась "не столько доходом, сколько укреплением и увеличением сети, повышением ее статуса, возрастанием ресурса (возможностей)", и этот принцип никуда не исчез. Проявления неформальности стали сложнее и "многослойнее", отмечает Бляхер, и они обнаруживаются даже в деятельности крупных компаний, которые, с одной стороны, ориентированы на глобальные рынки, а с другой — работают в рентоориентированной экономике и, по сути, являются частью государственной системы по поставке ресурсов.
Эта двойственность отражается, в частности, на практике корпоративного управления. "Для компаний, которые росли в 2000-е годы и которые затем уперлись в масштаб внутреннего рынка и хотели стать глобальными игроками, было серьезной проблемой то, что для сохранения своего бизнеса на внутреннем рынке нужно было иметь одного доминирующего акционера. Лицо компании, чтобы было кому решать проблемы этого бизнеса на внутреннем рынке. Но для глобальных рынков подобная концентрированная структура собственности — риск",— говорит директор Института анализа предприятий и рынков ВШЭ Андрей Яковлев. При попытке найти баланс получался, по его словам, двуликий Янус: с одной стороны, совет директоров с расширенными полномочиями, где большинство составляли независимые директора, а с другой — на внутреннем рынке доминирующий акционер все равно был главным человеком. Это, в частности, то, что попытался сделать Евтушенков в АФК "Система" после кризиса 2008-2009 годов, считает Яковлев.
В компаниях не столь крупных с управлением проще: как отмечается в отчете NICA Multi Family Office, предприниматели смотрят на свой бизнес как на велосипед, педали которого умеют крутить только они. "Есть три уровня вовлеченности в управление: операционный — менеджеры, тактический — генеральный директор и стратегический — совет директоров, подчиняющийся акционерам,— рассуждает Кирилл Николаев.— Вы можете начинать как гендиректор, но с ростом бизнеса идеальная для предпринимателя форма делегирования — находиться либо в совете директоров, либо над ним. В жизни предприниматель, как правило, и входит в совет директоров, и является гендиректором, и еще он немного менеджер — финансовый, по продажам и по производству".
Если владелец "хочет расширять бизнес, планирует акционироваться, ищет партнеров, организует франшизу или предполагает продать компанию, он будет вынужден выстраивать процедуры, чтобы обеспечить привлекательность активов для потенциальных инвесторов",— говорит вице-президент ФБК Grant Thornton Ирина Сухова. Но сейчас таких стимулов нет: как утверждает Кирилл Николаев, "непубличная часть рынка сделок по покупке-продаже компаний стоит с конца 2014 года, в некоторых случаях бизнес стал в принципе непродаваемым".
Выстраивать формальные процедуры в таких условиях — значит наращивать издержки без малейшего шанса их отбить. Не говоря уж о том, что бизнесу, который, как пишет Леонид Бляхер, "персонифицирован самой фигурой предпринимателя, его возможностями, его статусом, кругом знакомств и другими личностно окрашенными обстоятельствами", формализация не особо поможет. Личные связи плохо продаются.
Призрак собственности
В условиях экономического спада стимулов делать бизнес "доверительным" куда больше, но возможности есть не у всех. "Мне не кажется, что события последних лет, после 2014 года, в худшую сторону повлияли на корпоративное управление или права собственности в том, что касается крупного бизнеса. Во-первых, подавляющее большинство публичных компаний не перестали быть публичными. Во-вторых, государство, политически делая все, чтобы акции компаний упали в цене, требует от их менеджеров, чтобы они росли, и не снимает с них KPI по росту капитализации. В-третьих, действия по деофшоризации, вообще говоря, улучшают корпоративное управление, поскольку выпрямляют структуру собственности",— говорит профессор ВШЭ Яков Паппэ.
Однако для среднего бизнеса, по его словам, "все зависит от ситуации: если компания должна или может работать с государством и ее еще не придушили окончательно, управление в ней не становится хуже, потому что ухудшать его опасно. Но если финансовое состояние таково, что терять уже нечего, то остается работать "вчерную". Уже неважно, что о ней подумают, владелец — сам себе хозяин. Это нормальный уход в тень в условиях кризиса". Во-первых, это позволяет сэкономить на налоговых платежах. Во-вторых, как указывает Андрей Яковлев, "в условиях сжатия рынка легче сохранять долю, чем ее наращивать. Это совсем другая стратегия. Сохранять долю можно, переходя в серую зону".
И кроме того, сокращение ресурсов, которыми располагает государство, привело не только к падению прибыльности и привлекательности "прибюджетного бизнеса", но и к росту давления на бизнес с целью изыскать новые ресурсы, а искать легче "под фонарем". Несколько собеседников "Денег" отметили, что в последние два-три года многие предприниматели уходят от прямого владения активами, опасаясь в том числе необоснованного уголовного преследования. Как говорит глава экспертного центра при бизнес-омбудсмене Анастасия Алехнович со ссылкой на опрос, проведенный в 25 регионах России, 60% экспертов полагают, что вести бизнес в России — занятие небезопасное. По данным NICA Multi Family Office, анализ отношения состоятельных людей к правам собственности показывает, что если наемные топ-менеджеры предпочитают оформлять активы напрямую, то для предпринимателя "самая комфортная ситуация — когда ему ничего не принадлежит".
Институт собственности с исключительными правами ее использования, получения от нее дохода, с правами исключительного доступа и наследования оказывается довольно условным. Его место снова заменяют личные связи с оформлением прав "на родственника, на друга, на одноклассника". Им можно не доверять — достаточно иметь способ контролировать "номинала", но доверия институту собственности здесь точно нет никакого. Впрочем, как говорит Андрей Яковлев, "когда над экономикой начинают доминировать неэкономические соображения, механизмы, построенные на экономической логике, начинают ломаться. Начинается процесс возникновения симулякров". Кстати о соображениях — не такие уж они неэкономические: просто рента кончается.