В прокат вышел фильм голливудского уругвайца Федерико Альвареса "Не дыши!", исполненный в жанре "на окраине черного-черного города стоял черный-черный дом". Поскольку продюсером этой аккуратной и, мягко говоря, неприятной страшилки выступил такой мэтр ужасов, как Сэм Рейми, МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ задался поисками ответа на проклятый вопрос: а что Альварес с Рейми хотели сказать?
Фото: kinopoisk.ru
Первым делом "Не дыши!" вызывает невольные, но неистребимые ассоциации с фильмом Джима Джармуша "Выживут только любовники" (2013). Хотя, казалось бы, где поэт Джармуш, а где Альварес, работающий в жестко очерченных рамках противного молодежного ужаса. Дело в том, что действие обоих фильмов происходит в Детройте. А Детройт — это такое мощное место (городом его, увы, уже не назовешь), которое становится главным героем любого фильма, с ним связанного, что называется, "кто был, не забудет". Снимай в Детройте хоть мюзикл о любви, все равно получится фильм ужасов.
Там действительно страшно, там действительно, завидев на горизонте человеческую фигуру среди руин, люди в панике прыгают в автомобили и мчатся куда подальше. Там действительно полицейские машины редко-редко, но проносятся на скорости, безусловно свидетельствующей о том, что стражей порядка заботит исключительно собственное выживание. А над шикарным вокзалом 1930-х годов, выглядящим как после бомбежки, реет звездно-полосатый флаг, по которому, похоже, кто-то упражнялся в стрельбе. Джармуш населил Детройт вампирами, но там не выжить и упырям. Оттуда "все уже свалили", о чем беседуют в самом начале фильма юные подонки Рокки (Джейн Леви), Мони (Дэниел Дзоватто) и Алекс (Дилан Миннетт), грабящие дома, которые находятся под охраной фирмы отца Алекса.
Подонки — формальная беспристрастная их характеристика. А как еще назвать ребят, трясущихся от предвкушения похищения $300 тыс. у слепого ветерана (Стивен Лэнг), получившего эти деньги в качестве компенсации за кроху дочь, раздавленную какой-то фифой. Но безусловным подонком выглядит один лишь Мони. У его подельников есть смягчающие обстоятельства. У Рокки — ужасное детство, противная юность и сестренка, которую она поклялась увезти в Калифорнию. У Алекса — тонкие черты лица и платоническая влюбленность в Рокки. Еще одно на всех смягчающее обстоятельство — идиотизм. Это надо же выбрать для налета единственный обитаемый дом в самом жутком квартале Детройта, где кричи не кричи, стреляй не стреляй. Один вид собаки несчастного слепца должен был отвратить от преступного умысла: если у инвалида такой поводырь, инвалида стоит обходить за милю.
Ладно если бы слепой только стрелял без промаха, как герой знаменитого спагетти-вестерна. Стреляет он как раз так себе, но это простительно, иначе фильм закончился бы через 15 минут после начала. Так он еще без промаха душит, ломает шеи, заковывает в цепи и совершает искусственные оплодотворения. В общем, юные грабители попали в известную сказку о лихе, которое не стоит будить, пока оно тихо.
Расслабиться и получать удовольствие от фильма мешает лишь одно. Фильм ужасов — самый морализаторский жанр. В 1930-х он предостерегал на примере докторов Франкенштейна и Джекилла от искушения подражать Богу. А скажем, в 1980-х — от беспорядочной половой жизни, за которую расплачивались подростки в фильме "Пятница, 13-е". За что страдают детройтские грабители? За то, что они грабители? Да нет, ведь зрители должны отождествлять себя с ними. С богоборцем или похотливым подростком отождествить себя мог каждый. С гопниками, гадящими на ковры в обнесенных ими домах, — вряд ли.
Слепой еще хуже, чем они? Так у него, во-первых, справка есть, во-вторых, не он первый начал, а в-третьих, маньячит он в пределах своего приватного и неприкосновенного пространства. Дело в том, что он ветеран Персидского залива? То есть Альварес снял фильм, метафорически разоблачающий преступления американского империализма? В свое время критика интерпретировала и "Ночь живых мертвецов" Джорджо Ромеро, и "У холмов есть глаза" Уэса Крейвена как аллегории Вьетнама, что и тогда казалось некоторой натяжкой. При большом желании в финале "Не дыши!" можно найти созвучие с финалом "Ночного таксиста" (1976) Мартина Скорсезе. Но если Скорсезе предлагал издевательскую версию изживания вьетнамского синдрома, то Альварес разве что вселяет надежду на то, что общение слепого с выжившим участником трио еще продолжится. Хотя разделить с ним эту надежду нелегко.