«За последние сто лет мало что изменилось»

Россия избрала себе новую Думу, которой теперь предстоит работать, смеем надеяться, на благо общества. По старой русской традиции, "Огонек" передает депутатам несколько проверенных временем "наказов"

Традиция избрания депутатов в Госдуму, которой в России исполнилось 110 лет, долгое время сопровождалась еще одной традицией — писать депутатам "наказы". Первые "наказы-приговоры" адресовались еще Думе созыва 1906 года, причем тогдашняя активность избирателей привела к возникновению целого "наказного движения". Свои пожелания Думе формулировали члены профессиональных и сословных корпораций, участники многолюдных митингов, собственно выборщики, отправлявшие своим решением того или иного местного деятеля в парламент. Эти обращения к депутатам, как правило, писались по определенному образцу: сначала выражение политической позиции (даже "наказ буддистского духовенства депутату" не обходился без политических заявлений), потом выражение своего понимания того, зачем нужна Государственная дума как таковая, и, наконец, список конкретных требований. "Биржевые ведомости", приложением к которым был наш "Огонек", публиковали наиболее интересные наказы "для просвещения читателей". Уже позже идею "наказов" перехватили советские органы власти, не изменив серьезно форму таких воззваний, но почти целиком выхолостив их содержание. Новую жизнь "наказное движение" обрело в перестройку, впрочем, скоро затихнув.

На минувших выборах, однако, в связи с появлением одномандатников и усилением интереса к местной повестке, о наказах опять вспомнили. Правда, сбор пожеланий избирателей в большинстве случаев ограничивался просьбами построить детскую площадку или починить мусоропровод — о былом размахе и об уровне требований столетней давности и речи нет. И непонятно теперь, откуда думцам черпать идеи для творчества. Неужто только "сверху"?

"Огонек" решил внести скромную лепту и помочь новоизбранным депутатам почувствовать дыхание веков — вспомнил наказы столетней давности и наложил их на современную политическую повестку. Многое, к нашему удивлению, совпало: парламенты меняются — проблемы остаются. Об отличиях и о сходствах благопожеланий Думе 1906 и 2016 годов журнал поговорил с Василием Жарковым, завкафедрой политологии Московской высшей школы социальных и экономических наук.

— Судя по имеющимся источникам, обстоятельнее всего к составлению наказов первой русской Думе подходили либералы, хотя бы потому, что верили в способность парламента изменить жизнь страны. И им же больше всех не повезло: в исторической перспективе большинство либеральных "наказов" так и остались риторическими восклицаниями...

Российский парламентаризм: опыт разочарования

— Нет, что-то из их предложений все-таки было реализовано. Другое дело, что это очень российская ситуация: те, кто больше всего верит в парламент и парламентаризм, имеют в самом парламенте очень кратковременное или очень малое влияние. Либералы, которые любят и ценят парламент, никогда не могут этим парламентом по-настоящему воспользоваться. За последние 100 лет здесь мало что изменилось, поэтому их наказы остаются по большей части риторикой. Но при этом, кстати, не теряют актуальности. Смотрите, одно из главных требований, звучавших в хорошо составленных наказах вековой давности (кстати, не только либералов, но и других сил),— это требование "ответственного министерства", то есть такой исполнительной власти, которая была бы подотчетна населению через парламент. В современных политических терминах речь идет об установлении и о признании неприкосновенным принципа, согласно которому правительство формируется думским большинством. Конечно, в нынешних российских реалиях назначение главой правительства лидера партии большинства является скорее карикатурой на этот принцип — влияние правительства на парламент несоизмеримо сильнее. Не случайно, если проанализировать весь ход предвыборной кампании, выяснится, что критика правительства и призывы за счет переизбрания парламента потребовать отчета с исполнительной власти, были едва ли не самыми популярными лозунгами. Несомненно, этот "наказ" — предоставить стране ответственное министерство — до сих пор лежит на поверхности.

— Какое еще требование вам кажется таким же свежим?

— В советское время у диссидентов был наказ советской власти "соблюдать свою Конституцию", а в начале века выборщики и составители разнообразных "приговоров" Думе настаивали на последовательной реализации всех принципов, провозглашенных Манифестом 1905 года. В отношении этого требования — наконец-таки признать Основной закон основным законом, не вносить в него изменения, не принимать норм, противоречащих его духу,— российская общественность всегда была на редкость постоянна. От законодательного органа, как тогда, так и сейчас, справедливо требовать соблюдения не только буквы, но и духа закона. Все недовольство "пакетом Яровой", законом об НКО, законом об оскорблении чувств верующих и прочими нормами, принятыми прошлой Думой, вписывается в эту парадигму — за ними не видно опоры на конституционные принципы. Естественно, от каждой новой Думы в России ждут, что она не повторит ошибок старой и сделает основания любого закона прозрачными для общества. В этом смысле Думы начала ХХ века дают нам еще один поучительный пример: поддавшись шовинистическим настроениям, допуская нарушения не только права, но и здравого смысла, поддерживая милитаризацию страны, приветствуя ее втягивание в кровопролитную войну в 1914 году, они только приближали империю к краху. Из всех уступок "реальной политике" эти были самыми дорогостоящими.

Василий Жарков, завкафедрой политологии Московской высшей школы социальных и экономических наук
Это очень российская ситуация: те, кто больше всего верит в парламент и парламентаризм, имеют в самом парламенте очень кратковременное или очень малое влияние

— Вы не упомянули еще одно популярное требование начала века — "равноправия для всех". Может, теперь это слово иначе понимают, но ведь оно по-прежнему привлекательно?

— Здесь стоит говорить о целом комплексе "наказов", связанных с темой прав и свобод человека и гражданина. С чего, скажем, начинается составленный 110 лет назад "наказ тюменских рабочих" своему депутату? Не с перечисления производственных нужд, как сейчас показалось бы логичным, а с требования "осуществить полную свободу слова, печати, собраний и союзов". Это ведь тоже проблематика равноправия: равного доступа к свободному суждению для всех. И она остается актуальной. Конечно, в начале прошлого века у "равноправия" был еще один оттенок — добиться полного изживания наследия крепостного права, сословного общества. Но можем ли мы сказать, что свобода и равноправие в этом смысле у нас вполне достигнуты? Пока ряд социологов приписывает России возрождение сословного принципа деления общества, а тот же институт прописки, постоянное требование иметь при себе паспорт выглядят явными отголосками государственной системы крепостничества, господствовавшей у нас дольше, чем это можно себе представить. Со времен Петра Первого, когда паспорта только появились в России, у них было одно назначение — облегчить контроль за населением и поимку "вольных людей". Нам до сих пор сложно представить, что можно жить без "внутреннего паспорта", хотя именно так живет большая часть свободного мира. В начале века звучали требования отменить систему паспортов вовсе, но решились на это только большевики (однако, как мы знаем, в 1930-е годы эта система была восстановлена в одной из худших форм). Такой "наказ" Думе, может быть, не очень артикулирован сегодня, но он связан с призывом вернуть гражданам активную роль в обществе, самостоятельность и свободу.

— А что по части экономического измерения равноправия?

— В начале века современная рыночная конкурентная экономика у нас активно развивалась, но то, что можно назвать российским капитализмом, было еще достаточно слабым, чтобы в полной мере противостоять старой военно-феодальной бюрократии и ее порядкам. Скажем, о свободе предпринимательства в "наказах" депутатам даже заинтересованные группы промышленников не просили. Современные "группы промышленников" и либералов, все-таки предъявляющие соответствующие требования, пока не очень продвинулись на пути их достижения. Что, конечно, жаль. Можно сказать, что этот "наказ" остается недооцененным в нашей действительности. Зато по-прежнему популярен "приговор" другой стороны — наемных работников, требующих повышения зарплат, улучшения условий труда, социального страхования. В 1906-м, что показательно, этот запрос общества умели слышать как левые, так и либералы: скажем, у кадетов было много социальной риторики. Сегодня "социально-экономическое равноправие" почти целиком отдано на откуп "левому флангу", что очень печально. Если быть хоть немножко знакомым с "наказами" россиян, с их чаяниями, то совершенно очевидно, что без требования реального восстановления социального государства в России электоральной поддержки не добьешься. Кстати, "ответственное министерство" от Думы требуется в первую очередь затем, чтобы государство стало более социальным.

— И, став социальным, разобралось с коррупцией...

— Да, это, пожалуй, последний важнейший наказ, доставшийся нам в наследство от начала ХХ века. Тогда он звучал просто: разобраться с придворной камарильей. Общество толком не знало, что творится в придворном кругу, но полнилось слухами о баснословных растратах, о фаворитах, о влиянии Распутина... Похожими слухами, домыслами мы живем и сегодня. Установить контроль за государственным двором было одним из требований Февральской революции, накануне февраля 1917-го эти требования звучали не только в салонах, но и с думской трибуны. Разумеется, у депутатов здесь мало что получилось, в первую очередь потому, что царь и его окружение считали Думу чем-то вроде "зверинца" и разговаривать с ней всерьез не собирались. Когда же представители общества предъявляли законные претензии и задавали неудобные вопросы, власть вставала в позицию обиды. Это вообще была излюбленная поза Николая II. Мол, я "хозяин земли русской", о вас радею, а вы... Наладить нормальный двухсторонний диалог с исполнительной властью тоже одно из неустаревающих благопожеланий русским думцам.

Беседовала Ольга Филина

Мнение

Не ждем перемен

Борис Макаренко,

Как определить, что такое хорошо работающая избирательная система? Одна из распространенных и уважаемых точек зрения сводится к тому, что главная функция выборов — это обеспечение максимально адекватного представительства голосов избирателей, воплощенных в получивших депутатский мандат политиках. Эта функция избирательной системы представляется доминирующей, а все остальные как минимум не должны ей мешать. Кажется, что именно таким образом все пожелания избирателей, все их наказы парламенту будут учтены.

Но на самом деле, как и любой политический институт, избирательная система — это инструмент со многими функциями. И ею обязательно будут манипулировать, потому что инструмент для того и нужен — совершать манипуляции с целью достичь определенного результата. Тем более это необходимо понимать, когда речь идет об обществах переходных и проблемных, которые сталкиваются с политическими рисками, необходимостью стабилизации и противодействия экстремизму. Институт избирательной системы напрямую связан с way of ruling — способом правления. От того, как он работает, зависит то, как работает власть.

Свернутая дискуссия

Есть факт: в некоторых случаях невозможно организовать абсолютно открытые и состязательные выборы. Скажем, существует такой метод распределения мандатов между победившими партиями в парламенте, как метод Империали. Его не критикует только ленивый, поскольку, хитрым образом рассчитывая пропорции, он почти всегда оставляет партии-лидеру лишний мандат в парламенте (а то и два-три). Но когда этот метод в 1921 году вводился в Бельгии маркизом Империали, он был единственным шансом сделать выборы в представительный орган власти аристократического общества мало-мальски предсказуемыми. Да, тогда аристократия искусственно завышала свое представительство, но это стало огромным шагом по сравнению с открытым недопуском к выборам части избирателей. Сейчас, в XXI веке, метод снова применяется в некоторых российских регионах, что, конечно, плохо. Но это и показательно, это говорит об уровне политического развития общества.

В Европе тоже встречаются избирательные системы, далекие от совершенства. Вызывает постоянную критику двухуровневая система выборов во Франции, выборы в Италии, ограничивающие политический плюрализм. Почему они такие? Потому что создавались после Второй мировой войны, в условиях глобального противостояния. Во Франции система вводилась против коммунистов, в Италии — против коммунистов слева и монархистов справа, с тем чтобы центристские силы смогли хоть как-то выстроить минимально демократическую систему власти. Что хуже: система, в которой демократии нет вообще, или в которой демократия, как в Веймарской республике, падает при сильном порыве ветра? Или система, в которой демократия есть, но на каком-то историческом этапе ограничена? Избирательная система не существует в вакууме, она, помимо прочего, еще и исторический артефакт, связанный с целеполаганием политического класса. Есть множество стран, в которых через избирательные системы плюрализм и конкуренция ограничивались для того, чтобы пройти период рисков и нестабильности, построить правила игры, а потом уже эти барьеры отменять.

Смотрите, коммунистической угрозы во Франции вроде бы уже не существует, но теперь та же самая система выборов, которая вводилась де Голлем при Пятой республике, блестяще работает против Марин Ле Пен. Но вот вопрос: а справедливо ли, что политическая сила, которая уже несколько лет подряд получает поддержку на всех выборах в стране в размере 20-25 процентов голосов, до сих пор почти не представлена в парламенте? Я не испытываю никаких симпатий к Марин Ле Пен, но ведь не о симпатиях речь, а о честности, верно? Кстати, в Европарламенте ее Национальный фронт хорошо представлен, поскольку на выборах в этот представительный орган используется справедливая пропорциональная система. Какое зло меньше? Я не предлагаю ответов, я ставлю вопросы.

Другой пример: израильская политическая культура всегда была очень чувствительна к тому, чтобы не осталось неучтенным мнение даже очень незначительного меньшинства. Поэтому на выборах в Кнессет изначально был установлен 1-процентный барьер. И что? Из-за этого Кнессет получался 12-партийным, правительственную коалицию год строили, а потом из-за одной маленькой партии с двумя мандатами эта коалиция падала и назначались перевыборы. Понятно, почему сейчас Израиль поднял заградительный барьер до небывалых 3 процентов. Думаю, что и до 5 процентов дойдет. Потому что всегда остается вопрос: что лучше?

Вместо дискуссий

Если говорить о России, то, конечно, в нашей избирательной системе очень много чего хочется переделать. Но, ратуя за переделки, нужно учитывать две вещи: в любой системе, помимо ее применимости, ценятся понятность и привычность. Никакие сложные системы, обеспечивающие наиболее честный подсчет голосов, но требующие запирания комиссии на всю ночь с бюллетенями, у нас не приживутся: люди не поверят. Скажут, раз заперлись и долго считали, точно манипулировали. У нас все должно быть ясно сразу. Что касается привычности, то это еще более уязвимая вещь. В мире известен популярный ответ на вопрос, какие выборы честные,— те, которые проводились по тем же правилам, по которым голосовали деды и прадеды. Для России этот ответ звучит пока диковато, потому что у нас самой традиции выборов не дают установиться. Количество изменений как детальных, так и глобальных в нашей избирательной системе за четверть века ее существования перевалило за сотню! Это вызывает крайнее неуважение к институту, к системе как таковой. Если мы хотим воспитать политическую культуру и доверие к выборам, на будущее нужно договориться о системе простой, понятной и хотя бы пару циклов ее не менять. Даже если власти или оппозиции что-то в ней не нравится.