Премьера театр
Фото: Мария Зайвый/Театр Наций
11-й фестиваль TERRITORIЯ открылся премьерой Театра наций "Ивонна, принцесса Бургундская". Это первая постановка польского режиссера Гжегожа Яжины в России, созданная при поддержке Польского культурного центра и Института Мицкевича. Рассказывает АЛЛА ШЕНДЕРОВА.
"Погода была прекрасная, принцесса была ужасная" — в кратком пересказе начало пьесы Витольда Гомбровича может звучать буквально так. Королевская семья гуляет в парке, рассуждая о том, что, глядя на красивый закат, сам становишься лучше. Принц Филипп видит дурнушку Ивонну, которая так "беспредельно горда, нежна и боязлива" и так выводит его из себя, что он решает на ней жениться. Король и королева в шоке, но готовы принять его выбор: сострадание к больным и жалким тоже делает нас лучше.
Кто немного знаком с историей литературы, тот, услышав текст "Ивонны" (в спектакле использован перевод Юрия Чайникова), сразу вспомнит не только Достоевского со Ставрогиным, женившимся на Хромоножке, но и "Принцессу Мален" Мориса Метерлинка. И будет прав. В 1889 году символист Метерлинк придумал принцессу с "зеленым лицом и белыми ресницами", обреченную стать жертвой,— Витольд Гомбрович явно позаимствовал этот декадентский образ, решив разобраться, почему общество не просто делает изгоями, но убивает таких принцесс.
"Ивонна" написана в 1938-м, когда Фрейд уже все сказал (именно с Фрейдом сравнивал Гомбровича писатель Бруно Шульц), а немцы готовились проглотить Польшу. Что такое фашизм, Гомбрович понял прежде других и уехал из Польши за несколько дней до оккупации, во время войны жил в Аргентине, а после вернулся не в социалистическую Польшу, а во Францию. В Польше его книги были под запретом до конца 1950-х.
Ученик Кристиана Люпы, руководитель театра "ТР Варшава", один из самых талантливых радикалов польской сцены Гжегож Яжина уже ставил "Ивонну" в начале своей карьеры — почти 20 лет назад. Сегодня он вернулся к ней, пытаясь разобраться, что за инстинкт заставляет нас бояться тех, кто от нас отличается. В итоге ему удалось то, о чем часто говорят, но что на деле выходит крайне редко: "Ивонна" Театра наций — спектакль, в котором размышления на вечные темы облечены в форму современного искусства.
Режиссер позвал себе в помощь сильную команду художников. Петр Лакомы, например, никогда прежде не работал в театре и настаивает, что создавал не сценографию, а именно пространство. Но, когда смотришь спектакль, нет ощущения, что хорошие, точные актеры с усилием вписываются в чуждую им среду радикального искусства. Пространство продолжает и отражает то, что они играют. Кубы, цилиндры, блоки, среди которых бродят герои Гомбровича, приковывают внимание не потому, что напоминают композиции супрематистов. Они так же с виду просты, а по сути необъяснимы, как закоулки нашего сознания.
"Она пожирает меня взглядом... Она просто беспардонна... Возьми-ка кочергу и раскали ее добела..." — предлагает красавец принц (Михаил Тройник) не в силах сдержать болезненного сладострастия. "Но Филипп!" — осаживают его приятели. Энцефалограмма мозга, которую они делают Ивонне, связав по рукам и ногам, проецируется на стены. Когда король Игнатий (Александр Феклистов), желая пошутить с невесткой, доводит ее до припадка, по стенам идет тревожная лиловая рябь — кардиограмма изнуренной скрытой от всех души. Черно-белый светящийся шар сдувается по мере того, как королева (Агриппина Стеклова) теряет желание если не разговорить, то хоть накормить дикарку.
Гомбрович не раскрывает до конца, кто такая Ивонна,— и режиссер тоже. Он не ставит, подобно принцу, опыты на странной, явно неглупой девушке, у которой в почти бессловесном, но ярком исполнении Дарьи Урсуляк бывают мгновения живости и даже страстности. Он пытается понять, что же она делает с другими. Почему им недостаточно просто удалить ее с глаз долой, а надо убить; почему королева, глядя на нее, вспоминает о своих бездарных стихах, спрятанных под матрацем. А королю и камергеру (Сергей Епишев) она напоминает о белошвейке, которую они заманили на "вот этот самый диванчик" в дни лихой юности. "Но ведь та была худая брюнетка, а эта полноватая блондинка",— уточняет камергер, удерживая Ивонну, пока король делает насмерть перепуганной жертве какую-то инъекцию. Садизм, приправленный дворцовым этикетом, сгущается в воздухе, расцвечивая стены эстетским видеомэппингом (автор видео Марта Наврот).
Визуальная кульминация случается в сцене свадьбы: на стенах появляются огромные розы (тут и цветы, которые красили герои "Алисы в Стране чудес", и доведенный до гротеска гламур — прием современных художников) и растекаются тревожными кровоподтеками. Одетая в изысканное белое платье (костюмы Анны Ныковской) Ивонна вдруг оказывается хороша собой. Но не желает сесть за длинный стол — все мечется, вырываясь из рук верзилы камергера. Логично, что именно он, следя за соблюдением этикета, предлагает королю способ избавиться от бедняжки — подать к столу костлявую рыбу. Он и реализует замысел, отталкивая от хрипящей жертвы всех, кто хочет помочь.
Точно выстроенная режиссером и прекрасно сыгранная Сергеем Епишевым роль наводит на разгадку: мы ненавидим и хотим избавиться от всех, кто ломает даже самые бессмысленные, но привычные ритуалы, заменяющие нам жизнь. Но вот Ивонна коченеет на столе, порядок восстановлен. В пьесе идет фарсовый разговор о трауре, портном и похоронном бюро. В спектакле вроде тоже. Но принц Филипп вдруг вскакивает на стол, крича, чтоб погасили свет. Еще секунда — и он, похоже, сморщится в жалкой Ивонниной улыбке.