Знаменит, но повержен
Геращенко — фигура уникальная хотя бы потому, что на исходе советских времен он был главой Госбанка СССР, проведшим половину профессиональной жизни в совзагранбанках, единственных коммерческих банках, которыми располагал Союз. Советско-партийное прошлое нисколько не помешало ему с перерывами быть главным банкиром России и при Борисе Ельцине, и при Владимире Путине. Человека с такой биографией в российской власти больше нет. Не стало и Геращенко.
Борис Ельцин его уже увольнял. За "черный вторник" 11 октября 1994 года, когда курс рубля на Московской межбанковской валютной бирже упал на 27%. Рассказывают, в тот день Геращенко сиял и чувствовал себя если не именинником, то человеком, блестяще справившимся с нелегкой задачей. Кем была поставлена задача — властью или коммерческими банками, так до конца и не выяснено. А о положительной роли девальвационного эффекта, о чем правительственные и кремлевские экономисты наперебой твердили в 1999-2000 годах, в те времена никто не заговаривал. Сам же Геращенко, как говорят очевидцы, узнал о своей отставке на заседании тогдашнего "малого совнаркома" — правительственной комиссии по оперативным вопросам от ее председателя Олега Сосковца и не мог скрыть разочарования.
Ельцин же и вернул Геращенко на престол Центробанка после куда более мрачного понедельника 17 августа 1998 года, когда курс рубля, до последнего насильственно удерживавшийся в валютном коридоре председателем ЦБ Сергеем Дубининым, при ажиотажном росте процентов по ГКО, чему попустительствовал министр финансов Михаил Задорнов, рухнул уже в 3,5 раза.
Свое возвращение Геращенко воспринял как должное. С тех пор его уже ничто не могло удивить. Он стал подчеркнуто независимым и за кресло не держался. И это не было бравадой. Именно независимость его и подвела.
За что Владимир Путин уволил Виктора Геращенко или дал ход его заявлению (написанному, как утверждают, еще 12 марта), что, по сути, одно и то же? Ведь на этот раз курс рубля если и заслуживал упрека, то разве что за излишнюю крепость.
Главное — Виктор Геращенко, если прибегнуть к спортивной терминологии, хотел (имея к тому все основания) считаться звездой, а не рядовым командным игроком.
Он открыто спорил с правительством. Причем отнюдь не по малозначащим вопросам. При обсуждении проекта бюджета 2000 года он представил в Думу проект "Основных направлений кредитно-денежной и валютной политики ЦБ", которые кардинально отличались от принципов, заложенных правительством в бюджет. Геращенко пообещал, что если он станет единолично проводить денежную политику, то экономика вырастет минимум на 10% за счет отказа от монетаризма, то есть при смягчении эмиссионной политики. Формально тот раунд Геращенко проиграл: под давлением правительства к первому варианту "Основных направлений" ЦБ добавил второй, который стал ближе к правительственным постулатам отказа от дефицита бюджета. На деле, как уже писала "Власть", экономический рост в России в значительной мере опирался на эмиссионную политику ЦБ, скупавшего нефтедоллары за свеженапечатанные рубли, которые стимулировали спрос.
Долгие годы Виктор Геращенко несокрушимым столпом стоял на страже интересов сперва советского Госбанка, а потом российского Центробанка |
Виктор Геращенко банковских реформаторов невзлюбил. Настолько, что, как рассказывают, перед заседанием правительства, рассматривавшего будущее банковской реформы, на вопрос одного из руководителей госбанков, скромно ожидавшего вынесения решения: "Ну как вам реформа?", сверкнув глазами, ответил: "Какая там в жопу реформа!"
Реформу Геращенко и в самом деле победил. Между ЦБ и правительством был достигнут компромисс в виде документа под скучным названием "Стратегия развития банковского сектора". Слова "реформа" в нем не было вообще. Там зафиксированы идея повышения требований к банкам и их переход на международные нормы отчетности. Но окончательные решение об уровне требований, как и о сроках перехода, оставлены за ЦБ. Единственное, чего отменить Геращенко не мог,— это график выхода ЦБ из капитала коммерческих банков, содержащийся в "Стратегии".
Правительство и олигархи частично отыгрались на поле валютного регулирования. Когда вопреки протестам Виктора Геращенко был снижен норматив обязательных валютных продаж экспортеров с 75%, введенных Геращенко после августа 1998 года, до 50%.
На перетягивание каната между ЦБ и правительством Владимир Путин до поры смотрел спокойно. Но его терпение дало трещину, когда Виктор Геращенко и Алексей Кудрин стали перепасовывать друг другу ответственность за инфляцию, вышедшую за расставленные для нее правительством флажки в прошлом году и продолжившую свой рост в 2002 году. Инфляция — это не схоластические споры о том, есть ли в России экономический рост. Рост цен ощущают все, кроме разве что правительства, которое на сверхплановый рост цен ответило возмущенным требованием к Госкомстату пересчитать инфляцию. Ответственность за инфляцию — это уже политика.
Последней же каплей стала борьба Геращенко в присущей ему не слишком уважительной к оппоненту манере с поправками к закону о ЦБ, первый вариант которых был внесен от имени президента. Виктор Геращенко усмотрел в рождении нового органа управления ЦБ — Национального банковского совета приговор Банку России в его нынешнем виде. Делить власть в ЦБ с кем бы то ни было, хоть с президентом, хоть с правительством, хоть с обеими палатами Федерального собрания (представители всех этих институтов власти должны, согласно поправкам, войти в национальный наблюдательный совет), Геращенко наотрез отказался. Свой уход он обставил по всем законам драматургии. 15 марта, за пару часов до того, как информагентства разнесли весть о решении президента заменить его на Сергея Игнатьева, Геращенко в Думе отстаивал независимость ЦБ, прекрасно зная, что и его судьба, и судьба Банка России уже решена.
Многие считают, что Геращенко ушел красиво.
Тих, но возвеличен
Сменщик Геращенко Сергей Игнатьев во многом антипод неуемного банкира. Во власти он с 1991 года, но не стал ни публичным политиком, ни известным аналитиком — он типичный закрытый технократ.
В своем последнем выступлении перед депутатами Госдумы Виктор Геращенко признался, что Сергей Игнатьев (справа внизу) всегда был с ним "в таком постоянном рабочем контакте" |
Приход минфиновца на первый пост в ЦБ — это все равно что назначение гвардейца кардинала капитаном мушкетеров. Минфин и ЦБ делят финансовую власть и являются профессиональными конкурентами. Минфин отвечает за бюджет, и ему никогда не хватает денег, за количество же денег в стране отвечает ЦБ, поэтому конфликт неизбежен. Задачи Минфина чаще всего сиюминутные — нет денег на довольствие военным, перерасход на операцию в Чечне, финансирование науки опять не выполняется. ЦБ традиционно смотрит на Минфин свысока: банк не только распоряжается эмиссионным станком, но и задачи решает более возвышенные — курсовая политика, регулирование кредитного рынка. Минфин, в свою очередь, крайне недоволен неприкосновенностью ЦБ и постоянно норовит его укусить — обложить налогом, пересчитать прибыль, половина которой поступает в бюджет. Приложил к этому руку и Сергей Игнатьев.
В чиновничьей биографии Игнатьева известен еще один эпизод, демонстрирующий, как он действует, получив политический заказ. 28 июля 2000 года случилась встреча нефтяников с президентом и премьером. И там, на самом верху, нефтяным королям решили доказать, что они обсчитывают бюджет — недоплачивают налоги. Доказательство было возложено на Сергея Игнатьева. Он, привыкший работать с бумагами, в которых по определению дебет должен сходиться с кредитом, поступил просто. Взял и составил таблицу, из которой следовало, что с добытой тонны нефти разные нефтяные компании платят разную сумму налогов. Вывод напрашивается: есть те, кто делится с бюджетом, а есть те, кто норовит государственное утаить. Таблицу предъявили нефтяным олигархам, и те, свободные от чинопочитания, подняли ее, а заодно и ее автора на смех: как можно не учитывать затраты на добычу тонны нефти, которые у каждой компании индивидуальны, так как нефть залегает по-разному?
С другой стороны, его рвение сейчас может быть использовано и в благих целях. Уход Геращенко открывает дорогу банковской реформе и прежде всего прореживанию банков, естественно, на основе выработанных критериев. Сейчас банков насчитывается примерно 1300, из них живых вряд ли больше, чем тех, которые так и не оправились после августа 1998 года. Плачевное состояние банков порождает тотальное недоверие к ним, что тормозит и экономический рост, который невозможен без того, чтобы банки были настолько уверены в себе и в партнерах, чтобы отваживаться на долгосрочное кредитование промышленности. Игнатьев уже бросил своему предшественнику туманный упрек в том, что тот, располагая обширной информацией, мог делиться ею с коммерческими банкирами. Упрек может быть понят по-разному, самый конструктивный вариант толкования — пора задушевных отношений ЦБ и коммерческих банков закончена, впереди реформа. И ее Игнатьев может провести в присущей ему боевой манере.
Если же вернуться к вопросам, мимо которых никак не пройти,— насколько управляем Сергей Игнатьев, не превратит ли он Центробанк в опору Минфина, что не пойдет на пользу ни ценам, ни рублю, ни всей экономике, то можно вспомнить еще один, на этот раз славный эпизод его служения. 18 июля 2001 года на заседании совета директоров АРКО Сергей Игнатьев голосовал против пролонгации кредита, выданного на развитие филиальной сети Альфа-банка под льготный процент в половину учетной ставки ЦБ. А пролонгация, между прочим, была предложена его непосредственным начальником — министром финансов и вице-премьером Алексеем Кудриным. Этот эпизод свидетельствует, что характер у Сергея Игнатьева есть. Как есть и стойкое нежелание оказаться вовлеченным в чреватую скандалом ситуацию. Это, безусловно, хорошо. Вот только кредит-то Альфа-банку был все равно пролонгирован.
Абсолютной независимости у ЦБ при Сергее Игнатьеве и при обновленном законе о ЦБ уже не будет. Но вполне в силах Игнатьева оставить за Национальным банковским советом по существу представительские функции. И не пускать — уж во всяком случае думцев и членов Совета федерации — на кухню ЦБ. А с правительством и уж тем более с Кремлем Игнатьев будет договариваться. Способность договариваться — это хорошо, о качестве договоренностей пока говорить рано.
Хотя есть у назначения Игнатьева и еще одна, уже чисто политическая сторона. "Власть" не раз писала о том, что равноудаление олигархов не привело к установлению мира на политическом Олимпе. Старая и новая элиты продолжают воевать за доступ к президенту, за властные рычаги и посты, за контроль над финансовыми потоками. Если рассмотреть появление в кресле председателя ЦБ Сергея Игнатьева с этой точки зрения, то это победа старожилов при власти, во всяком случае, новый председатель ЦБ не может считаться ставленником ни младопитерцев, ни выходцев из спецслужб. Да, Игнатьев, как сейчас и положено, ленинградец. Но, по собственному признанию, "знаком с президентом недавно". В Москве же появился гораздо раньше Владимира Путина.
Что из этого следует? Назначение Игнатьева считает своей личной победой Алексей Кудрин, который уже отзывался о новом председателе ЦБ как о человеке "легендарной порядочности" (возможно, Кудрин так оценивает голосование Игнатьева в АРКО 18 июля 2001 года). Это вполне может дать Кудрину новые силы в борьбе за премьерское кресло. И поддержка Игнатьева может значить для него не меньше, чем благосклонность кадровиков президента. Значит, Игнатьеву предстоит участвовать не только в экономической политике, но и в чисто политических играх.
НИКОЛАЙ ВАРДУЛЬ
|