"Иногда природные жемчужины дороже черного золота"

Руководитель программы по экологической политике ТЭК Всемирного фонда дикой природы Алексей Книжников рассказал "Власти" о том, есть ли шанс у краснокнижных животных выжить в местах промышленной разработки месторождений, и о том, как рост корпоративной ответственности компаний подталкивает реформу экологического законодательства

Алексей Юрьевич, наступающий 2017 год объявлен в России годом экологии. Расскажите, какие надежды вы возлагаете на этот год, с какими идеями будете выступать, чего хотите добиться?

Это очень важный показатель того, что на самом высоком уровне есть понимание: российская экономика должна следовать основным базовым принципам устойчивого развития, когда социальные экологические факторы являются важным элементом экономической деятельности. Правительство подготовило колоссальный список мероприятий, включающий более ста пунктов. При этом упор делается в основном на прямые меры снижения воздействий уже работающих промышленных предприятий, а совершенствованию превентивных мер, разработке новых инструментов уделяется, к сожалению, не так много внимания.

Российское законодательство в области экологии сильно отстает от мировых стандартов?

В нашей стране до сих пор отсутствуют некоторые закрепленные в международном законодательстве эффективные инструменты. Например, стратегическая экологическая оценка при развитии крупных инфраструктурных проектов — важный дополнительный элемент учета рисков для окружающей среды. У нас, увы, есть печальный опыт, когда такие оценки не проводились — к примеру, при разработке нефтегазовых месторождений Сахалинского шельфа. Сейчас нам это аукается в виде плохо продуманных технических решений. При отсутствии единого стратегического подхода каждая компания развивала инфраструктуру так, как считала нужным. В итоге Сахалин покрыт пересеченными в разных направлениях нефте- и газопроводами, которые сами по себе несут большие риски для экологии острова. И таких негативных примеров масса.

Сейчас нефтегазовая отрасль пришла на полуостров Ямал, и мы опять видим, как отсутствие стратегической экологической оценки приводит к тому, что каждый недропользователь действует в рамках своих экономических интересов. У "Газпрома" одна концепция транспортировки углеводородного сырья, у "Газпром нефти" — другая, у НОВАТЭКа — третья. Все проекты идут без должного согласования на региональном уровне возможностей "экологической" оптимизации при развитии инфраструктурных проектов. Внедрение стратегической экологической оценки было бы и очень существенным вкладом в модернизацию нашего природоохранного законодательства. И это в принципе на политическом уровне поддерживается.

Второй важный момент в российском законодательстве, который тоже пока отсутствует, несмотря на крайнюю актуальность,— это современные подходы по сохранности морских экосистем. Сейчас активно развивается морская нефтегазодобыча. Только в 2016 году в Каспийском море компания ЛУКОЙЛ запустила проект по освоению месторождения имени Филановского, а наши соседи в Казахстане начали промышленную добычу нефти на месторождении Кашаган. Растет судоходство, а вместе с ним риски для морских экосистем из-за перевозки углеводородов.

Во многих морских державах уже внедрен подход, который мы называем "комплексное управление морепользованием". Он предусматривает ведение единой системы планирования и учета влияния разных факторов воздействия от разных отраслей на морские экосистемы. Для того чтобы минимизировать вред, создается система индикаторов таких воздействий в виде набора видов животных, рыб и птиц. Сохранение их популяций становится обязательным условием ведения хозяйственной деятельности. К сожалению, у нас нет законодательства, которое обязывает заниматься морским пространственным планированием. Очень хочется верить, что такой закон если и не будет принят в 2017 году, то хотя бы будет в течение будущего года разработан и внесен в Госдуму.

Ответственность бизнеса может компенсировать пробелы в законодательстве?

Надо понимать, что создание нормативно-правовой базы и ее внедрение займет годы. Но жизнь не стоит на месте, идет разработка новых морских проектов, продолжается геологоразведка в арктических морях. В условиях отсутствия законодательства крайне важным элементом дополнительного обеспечения экологической безопасности становится готовность нефтяных компаний поступаться бизнес-интересами ради сохранения природы.

Когда началась реализация проектов "Сахалин-1" и "Сахалин-2", сюрпризом и для нефтяников, и для ученых стала крайне редкая западнотихоокеанская популяция серых китов. Ученые думали, что их вообще больше нет. Именно работа на шельфе показала, что около 115 китов все еще живы и используют мелководную северо-восточную часть Сахалина как место летнего и осеннего нагула, где они кормятся со своими детенышами. Было принято совместное решение о формировании переговорной площадки между нефтяными компаниями, научным сообществом и экологами под эгидой Международного союза охраны природы (МСОП). Был создан специальный экспертный совет по серым китам. Спустя 12 лет мы видим, как диалог между нефтяниками, учеными и природоохранными организациями привел к тому, что численность популяции растет, китов уже 174. Мы смогли, опираясь на корпоративные практики компании, договориться об изменении маршрута подводного трубопровода, который изначально планировалось проложить через самую ценную акваторию, добились, чтобы компания отказалась от сооружения платформы в мелководной части кормовых "пастбищ" китов. Этот опыт оказался уникальным не только для России, но и для всего мира. На международном конгрессе по охране природной среды в сентябре этого года была принята рекомендация внедрять наш сахалинский опыт в другие регионы как наиболее передовой.

Приведу другой пример. Мы рассказали об этом опыте на совещании по безопасности в Арктике, которое проводил президент в Санкт-Петербурге в 2014 году. По итогам вышло поручение президента с рекомендацией нашим нефтегазовым компаниям, работающим на шельфе, разработать корпоративные программы сохранения биоразнообразия. Политическая воля привела к тому, что все наши крупные нефтяные компании не только создали программы, направленные на изучение и сохранение тех или иных морских млекопитающих в зоне их производственной деятельности, но и впервые в этом году уже публично отчитались о первых результатах реализации этих программ. Осенью этого года в Астрахани прошла конференция по морским млекопитающим, где на специальной секции компании, работающие на шельфе, представили свои отчеты. Мы создаем процесс, когда сами компании со своим финансированием, но с учетом мнения ученых и природоохранных организаций разрабатывают комплекс мер, обеспечивающий экологическую безопасность на примере тех или иных видов. Например, для Арктики — это атлантический морж. Ареал этого краснокнижного животного находится в Печорском море, где стоит платформа "Газпром нефти" "Приразломная", работает терминал ЛУКОЙЛа, при поддержке которого в этом году была организована научная экспедиция по изучению арктического моржа. Нефтяники добровольно приняли на себя обязательства по его сохранению.

Как это было при разливе нефти в Мексиканском заливе?

Еще один пробел в нашей стране — отсутствие системы предотвращения и спасения животных, в первую очередь птиц в случае нефтеразливов. Да, во многих странах есть специальное ведомство, выполняющее эту работу. Мы стараемся добиться, чтобы у нас на государственном уровне такая система возникла. Но опять же все идет очень медленно, а на корпоративном уровне это можно сделать быстрее. Тот же ЛУКОЙЛ включил в план мероприятий 2017 года создание специального корпоративного стандарта и политики по предотвращению гибели животных в случае нефтеразлива. Таким образом, компания за счет собственных ресурсов будет создавать систему спасения животных, что особенно важно на мелководье, ведь ЛУКОЙЛ работает в Каспийском и Балтийском морях.

Необходимо также ведение мониторинга за возможными разливами нефти с помощью космической съемки. Это новая система для нашей страны, хотя в мире такого рода подходы давно работают. И многие страны используют систему дистанционного зондирования Земли для государственного мониторинга за состоянием морских акваторий у нас, но пока в нашей стране государство такого рода программы не ведет. Но компании в рамках внедрения передовых стандартов смогут рано или поздно создать у нас в стране систему спасения животных.

Какие у вас предложения?

В год экологии мы хотим выйти с предложением перевести судоходство с мазута на более экологичное топливо — дизельное или сжиженный природный газ. Если в сегменте автомобильного топлива в последние годы произошли качественные изменения, то в судоходстве этого пока не случилось. Использование традиционного мазута чревато не только высоким выбросом в атмосферу загрязняющих веществ, но и аварийными нефтеразливами на море. У нас за последний год была целая серия нефтеразливов на Сахалине. Буквально две недели назад был обнаружен выброс мазута у берегов Крыма.

Это могло бы стать большим шагом к достижению взаимопонимания между нефтегазовой отраслью и экологами. Получая природоохранный эффект, мы при этом сохраняем и даже развиваем рынок.

Но, конечно, есть темы, которые нефтяники не очень рады обсуждать. Мы убеждены, что на наиболее ценных участках суши и моря должна быть запрещена любая производственная деятельность. Мы уже много лет добиваемся создания такой зоны в Охотском море на западном побережье Камчатки. Имея колоссальные другие возможности для добычи углеводородов, мы глубоко убеждены, что Западно-Камчатский шельф, самый ценный с точки зрения водных биологических ресурсов морской регион страны, нужно вообще оставить нетронутым и добычу там не вести.

Пока еще недостаточно знаний ученых про арктические экосистемы, чтобы предлагать другие акватории для ограничения хозяйственной деятельности. Как раз в год экологии нами будет представлен доклад по арктическим морям с нашими предложениями по выделению таких наиболее ценных участков для введения особых режимов природопользования.

К сожалению, есть компании, как правило, не самые крупные, с которыми можно разговаривать только через суд.

Неужели нет никаких государственных обязательств?

К сожалению, институт государственной экологической экспертизы был, скажем так, сильно изменен не в лучшую сторону при одной из реформ законодательства в 2007 году, и до сих пор до конца еще не восстановлен. Так что часто наиболее эффективным для экологов оказывается диалог с самой компанией. Да и законодательство, особенно по морской части, несовершенно. Поэтому, опираясь только на российское законодательство, частного собственника не так легко заставить что-то делать.

Получается, что в части законодательства мы отстаем от других стран?

Международный протокол по внедрению стратегической экономической оценки ратифицировали многие страны, включая некоторые бывшие республики СССР, а у нас она пока только в пилотном режиме. Мы, конечно, отстаем в области открытости экологической информации. У нас до сих пор нет обязательств открывать данные по промышленным выбросам, сбросам и отходам. Мы в данном случае, не имея законодательного закрепления, через корпоративные политики компаний договариваемся, чтобы все больше и больше компаний раскрывали свою экологическую информацию, публиковали ее на своих сайтах. Это реальный пример, когда не требование закона, а диалог между обществом и бизнесом приводит к реальному прогрессу. Даже по такой неприятной для нефтяных компаний теме, как количество нефтеразливов, мы все больше и больше получаем открытой информации.

Если сравнивать открытость и корпоративную ответственность российских и западных нефтяных компаний, то мы тоже отстаем?

В чем-то мы отстаем, а в чем-то, наоборот, подаем пример. Так, компания Total не публиковала полный набор информации на своих сайтах, и начала это делать только под влиянием нашего рейтинга, вначале в России, а потом и по всему миру. У нас есть задумка провести оценку западных компаний по нашим критериям и сделать сравнительный рейтинг. Просто не хватает пока сил, это трудоемко и ресурсоемко. Но постараемся в следующем году начать со сравнения российских компаний и казахстанских.

Экологу в XXI веке становится проще или сложнее? С одной стороны, растет ответственность компаний, с другой — технологии быстро развиваются, и тот ущерб, который просто не мог быть нанесен в силу того, что не было таких технических возможностей, теперь становится реальным.

Выход на шельф привел к появлению новых угроз, к которым мы оказались не готовы. Например, для работы порта Сабетта были проведены колоссальные дноуглубительные работы. Мы даже не можем пока в полной мере оценить масштаб воздействия на донные организмы, угрозу затока соленых вод в пресноводную часть Обской губы и другие возможные последствия.

Так что если раньше приходилось объяснять, что вообще нужно соблюдать какие-то экологические нормы, то теперь мы зачастую и не знаем, какие ограничения должны быть. Требуется проведение серьезных и дорогостоящих научных исследований, прежде чем мы сможем провести оценку воздействий на окружающую среду и предложить пути их минимизации.

Какая ситуация более распространена? Когда компании сознательно идут на нарушения, чтобы сэкономить на дорогостоящих мерах, или когда просто не понимают ваши аргументы — какие-то рыбы, птицы, зачем их спасать?

В основном играет роль финансовая сторона вопроса. Многие пытаются максимально сократить расходы на экологическую проработку своих проектов, не вынося их на обсуждение общественности.

Но если говорить о нефтегазовом секторе, то у нас есть такое осторожное предположение, что все чаще, по крайней мере, крупные компании, готовы к диалогу.

Более того, есть компании, которые добровольно применяют самые передовые технологии, минимизирующие возможный ущерб. Так, ЛУКОЙЛ, единственный среди наших нефтяных компаний, на своих морских платформах работает по технологии "нулевого сброса", при которой полностью исключены захоронение и сброс в морскую среду производственных и бытовых отходов.

Ряд компаний проводят другие операции — например, по закачке в пласты буровых отходов, но это более дешевая технология и не настолько совершенная, как полный вывоз отходов на сушу.

Пока "нулевой сброс" — стандарт одной компании, но мы очень надеемся, что впоследствии он станет обязательным для всех, кто работает на шельфе.

А есть своя специфика в зависимости от того, в каком море работает компания?

В любой точке самое главное — неукоснительное соблюдение высоких стандартов экологической безопасности как при разведке, так и при добыче углеводородов, а также сохранение биоразнообразия, и компании теперь обязаны брать на себя обязательства по изучению и сохранению редких видов. Но нефтяники не обязаны хорошо разбираться в том, кто именно проживает в местах их промышленной деятельности, и здесь на помощь должны прийти природоохранные и научные организации.

Мы сейчас ведем переговоры с одной компанией о том, чтобы для них ключевым индикатором стал северный олень, другая рассматривает белуху. Конкретным результатом таких консультаций должен стать корпоративный документ, по которому сохранение этого вида становится индикатором успешной работы компании, и на работу по его изучению и сохранению выделяют финансирование. Зачастую это большие финансовые затраты. Но это очень важные мероприятия для науки. Мы сами пока мало знаем про арктические виды, про их привычки и пути миграции. Благодаря нефтяникам у нас есть возможность изучать это направление более детально.

На ваш взгляд, сложные экономические условия последних лет, падение цен на нефть могут привести к тому, что будет меньше внимания уделяться экологической политике?

В целом я думаю, что фатального изменения не будет, хотя затраты на соблюдение экологических стандартов высоки. Ведь его мало принять, его еще надо обеспечить: обучить специалистов, платить им зарплату, приобрести специальное оборудование, потом его обслуживать. Но я надеюсь, что, несмотря на сложные времена, компании, которые правильно подходят к собственному бизнесу, понимают, что иногда природные жемчужины дороже черного золота.