|
Гусар в монашеской рясе |
 |
Супермен
Раннее детство Саши Булатовича прошло в Харьковской губернии в имении Луциновка. Здесь он научился так хорошо держаться в седле, что, пересев впоследствии на верблюда, не испытал особого дискомфорта. Позже семья переехала в столицу, где Саша окончил Александровский лицей. В этом привилегированном учебном заведении готовили будущих дипломатов и государственных чиновников. Однако любителя верховой езды чиновничья карьера не особенно привлекала, и молодой человек поступил рядовым в гусарский полк. В полку он стал инструктором по фехтованию, брал призы на скачках и некоторое время носился с проектом создания в своем имении конного завода. Однако безмятежная жизнь молодого гусара продолжалась недолго: неожиданно для всех Александр Булатович выразил желание присоединиться к формирующемуся отряду Красного Креста и в 1896 году отбыл в Эфиопию.
Свободу Африке!
В конце XIX века у России не было особых интересов на африканском континенте. Разделение Африки на зоны влияния между Англией, Францией, Испанией и Португалией было уже почти завершено. Поздно спохватившаяся Италия спешила включить в зону своего влияния Сомали, Эритрею и подумывала об Эфиопии, которая все еще сохраняла независимость.
Между тем пришедший в Эфиопии к власти "царь царей" Менелик II активно объединял населяющие Абиссинское нагорье племена. Политика Менелика не вдохновляла европейские государства, имевшие свой интерес в Северо-Восточной Африке. В 1894 году Италия начала военные действия против Эфиопии и была
 |
| Это золотое оружие было пожалованно Булатовичу Менеликом II |
Миссия российского Красного Креста преследовала прежде всего гуманитарные цели, однако организаторы экспедиции прекрасно понимали, что при благоприятном развитии событий Россия сможет приобрести в Африке важного союзника.
Авантюрный роман
Приключения Булатовича в Африке могли бы быть положены в основу остросюжетного романа. Вот на караван нападают разбойники, и брошенные в пустыне люди лишь чудом избегают смерти. Вот молодой корнет решает верхом на верблюде проехать 370 верст, отделяющие Джибути от Харара, чтобы вызвать караван для перевозки экспедиции. Местные жители, считавшие, что европеец никогда не сможет преодолеть это расстояние, ошибались: впервые севший на верблюда русский офицер оказывается в состоянии пересечь безлюдную пустыню.
После того как миссия Красного Креста приступила к регулярной работе, а опасности и приключения остались позади, Булатович подал прошение об отпуске "для более обстоятельного знакомства с Абиссинией". Ему хотелось посетить те области, куда еще не ступала нога европейца. Во время этой авантюрной поездки Булатович впервые нанес на карту значительную часть речной системы юго-запада Абиссинского нагорья, описал ее и указал истоки многих рек. Эпоха аэрофотосъемки еще не наступила, и свидетельства случайных путешественников были основным источником информации при составлении карт.
 |
| С помощью русского проводника, эфиопы благополучно завоевали Каффй |
Для жаждущего приключений и новых впечатлений молодого офицера сопровождение чиновников было не самым интересным делом. Однако ему удалось уговорить Менелика II отпустить его вместе с военным отрядом, отправлявшимся на завоевание Каффы — области, практически не известной европейцам. Описание этого похода больше всего напоминает приключения героев Артура Конана Дойла. Подобно персонажам "Затерянного мира", русскому путешественнику пришлось в качестве военного специалиста участвовать в межплеменных разборках.
Неожиданно для себя русский офицер оказался в роли проводника эфиопского войска. Дело в том, что Менелик снарядил военный отряд, чтобы захватить территорию, которую европейские державы еще не успели объявить своей собственностью. В джунглях нет пограничных столбов, и о государственных границах можно было судить только по географическим координатам. Из всех участников этого военного похода только Булатович умел определять широту и долготу, поэтому возглавлявший войско Вальд Георгис каждый вечер обращался к нему с вопросом: "Много ли градусов осталось идти?" Среди солдат, не понимавших, почему этот белый человек ведет войско, ходили слухи, что местные племена похитили у Булатовича жену и царь повелел своим солдатам отбить ее. Русский путешественник вполне вошел в роль офицера эфиопской армии. За участие в этом походе Менелик II наградил Булатовича золотым оружием и грамотами. Александр Ксаверьевич был в состоянии прочесть эти грамоты, потому что, в отличие от других российских подданных, оказавшихся в Эфиопии, неплохо владел местными языками.
Отец военной реформы
Укрепление отношений с Менеликом давало России возможность влиять на политическую ситуацию в Северо-Восточной Африке. Снаряжая очередную экспедицию, российский МИД рассматривал Эфиопию как страну, которая могла бы ограничить роль Великобритании в этом регионе. Рекомендуя Булатовича, министр иностранных дел
 |
| В Каффе проводнику абиссинской армии позволили снимать жен покоренного царя |
В этой третьей поездке Булатович выступал в роли военного советника. Дело в том, что Англия планировала провести через территорию Эфиопии железную дорогу, что автоматически включало страну в сферу британских интересов. Менелик не жаждал войти в число подданных британской короны и начал заблаговременно готовиться к войне. Именно Булатовичу было поручено подготовить общий план обороны страны. "Нельзя не заметить,— писал в этой связи представитель России в Эфиопии П. М. Власов,— что этот офицер в своей последней командировке, как и в двух первых, всецело удержал среди абиссинцев установившуюся за ним вполне заслуженную репутацию замечательного лихого кавалериста, неутомимого, бесстрашного и беззаветно преданного своему долгу, и тем доказал самым блестящим образом не одним абиссинцам, а всем европейцам, находящимся здесь, на какие подвиги самоотвержения способен офицер, вышедший из русской школы и имеющий высокую честь числиться в рядах императорской гвардии". Подготовленная Булатовичем записка, посвященная организации военной и хозяйственной жизни Эфиопии, была переведена на амхарский язык и вручена Менелику II. К мнению западных экспертов африканцы прислушивались уже тогда...
Постриг
Вернувшегося в Россию путешественника ожидала блестящая карьера, однако Булатович вновь круто меняет свою судьбу. Он не признавал половинчатых решений: потрясенный личностью Иоанна Кронштадтского, кавалер ордена Почетного легиона Булатович "по семейным обстоятельствам" подает в отставку. Газеты тщетно гадали о причинах отставки легендарного путешественника, а он между тем принимает монашеский постриг и в 1906 году отправляется на Афон.
Монашеская жизнь не предполагает присутствия репортеров, и о первых годах жизни отца Антония (так Булатовича стали звать после пострига) мы знаем немного. По его собственному признанию, до 1911 года он вел жизнь "замкнутую, безмолвную, одинокую, всецело был занят своим подвигом, за ограду обители никогда не выходил, держался в стороне от всех дел, не знал, что делается на белом свете, ибо ни журналов, ни газет не читал".
В 1911 году иеромонах Антоний совершил свое последнее путешествие в Эфиопию, где попытался основать русскую духовную миссию, однако у него ничего не получилось. Зато отцу Антонию удалось посетить тяжело больного и не показывавшегося на официальных приемах Менелика и развеять слухи о смерти императора.
 |
| Споры об имени Божием превратили Андреевский скит в поле брани |
Вернувшись на Афон, иеромонах Антоний неожиданно для себя самого оказался в гуще богословской дискуссии об имени Божием, разделившей монастырскую братию на два враждующих лагеря. Поводом для конфликта стала вышедшая с одобрения духовной цензуры книга схимонаха Илариона "На горах Кавказа". Эта книга была посвящена Иисусовой молитве ("Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго"), главной молитве монахов-созерцателей. Иларион отождествил имя Бога с его сущностью и выдвинул тезис о том, что имя Божие есть сам Бог.
Для склонного все доводить до логического конца отца Антония учение имяславцев (так стали называть сторонников этого учения) оказалось очень органичным. Монах-мистик читает Иисусову молитву постоянно, в ритме дыхания и не прерывает ее даже во сне. Богословское обоснование этой древней практики казалось жизненно важным.
На первых порах идеи имяславцев разделяла наименее образованная часть монахов. Примкнув к этому течению, выпускник привилегированного лицея практически сразу оказался лидером и идеологом. Подготовленную Булатовичем "Апологию веры во Имя Божие и во Имя Иисус" — первое развернутое обоснование учения имяславцев — игумен Андреевского скита приказал сжечь. Но отец Антоний отказался это сделать. В 1913 году "Апология" была издана с предисловием Павла Флоренского.
Осознав свое численное превосходство, имяславцы изгнали из Андреевского скита тех, кто не разделял их взглядов. Ни русские, ни греческие власти не признали эти действия законными. Вскоре греческие солдаты заняли посты у ворот скита. Началась блокада русских монастырей Афона.
Скандал всегда вызывает интерес. Бунт русских монахов на Афоне охотно описывали журналисты. В связи с этим вновь вспомнили историю ухода знаменитого путешественника в монастырь. Писали всякую чепуху: будто бы у Булатовича есть жена-эфиопка, а его денщиком был не кто иной, как автор книги "На горах Кавказа". Смаковали истории о любовных похождениях гусара, хотя достоверно известно, что он всю жизнь избегал женщин. Отзвуком этой газетной шумихи стала вставная новелла в "Двенадцати стульях" — про гусара-схимника Алексея Буланова, которого покусали клопы.
 |
| Уйдя от мира, Булатовичу не удалось уйти от газетных сплетен |
В разрастании конфликта менее всего был заинтересован российский МИД. Афон был интернациональной монашеской республикой, где мирно сосуществовали греческие, румынские, болгарские, сербские и русские монастыри. И пока Афон принадлежал Турции, европейские дипломаты придирчиво следили за тем, чтобы никто не ущемлял ничьих прав. Под властью мусульманской Турции монашеская республика пользовалась практически полной автономией и финансовой независимостью. Осенью 1912 года греческая армия без боя заняла Афон — воевать было и не с кем, поскольку Турция никогда не держала на полуострове гарнизона. Теперь же близ монастырей появились солдаты. Греция была заинтересована в том, чтобы сократить число негреческих монахов на Афоне. Возможность обвинить русских в ереси — а именно так воспринималось имяславие — была для греков настоящим подарком.
Российскому послу Михаилу Николаевичу Гирсу предстояло опередить греков и самому навести порядок в Андреевском скиту. Переговоры, которые пытался вести прибывший на Афон архиепископ Никон (Рождественский) провалились, поскольку обе стороны не были готовы к корректному ведению дискуссии. Впоследствии епископ Никон вспоминал, как взбунтовавшиеся монахи кричали ему: "Еретик, крокодил из моря, семиглавый змей, волк в овечьей шкуре!" Если богословский спор не удается решить мирным путем, на помощь приходит армия.
"Почти три часа увещевали 'имяславцев',— рапортовал епископ Никон Синоду,— добровольно идти на пароход: успеха не было. По-видимому, им хотелось вызвать кровопролитие, дабы приобрести славу мучеников; в то же время они, конечно, были уверены, что кровопролития допущено не будет ни в каком случае, и вот, чтобы поиздеваться над правительственной властью и оттянуть время, они упорно противились: пели, молились, клали поклоны... Наконец рожок заиграл 'стрелять'. Это было сигналом для открытия кранов водопровода. Вместо выстрелов пущены в ход пожарные трубы. Понятно, при этом не обошлось без царапин у тех, кто старался защитить себя от сильной струи воды доскою или иконою. Только тогда упорствующие бросились бежать". Загнанные струями ледяной воды на корабль, монахи впоследствии вспоминали, как полупьяные солдаты орудовали прикладами и штыками. К счастью, саперных лопаток у них не было, поэтому погибло всего четыре человека, зато раненых было больше сорока.
 |
| Подготовленная Булатовичем "Апология" была издана с предисловием Павла Флоренского, который, правда, не решился поставить под ним свое имя |
Царская милость
Среди изгнанных с Афона монахов только отец Антоний имел связи при дворе и дипломатический опыт. Он пишет бесконечные письма и ходатайства, в которых просит пересмотреть решение, касающееся участи изгнанных монахов. Некоторых успехов достичь удалось. Весной 1914 года Николай II, хорошо знавший Булатовича как блестящего офицера, попытался спустить дело на тормозах. После очередного обращения отца Антония император написал обер-прокурору Синода: "...Душа моя скорбит об афонских иноках... Забудем распрю — не нам судить о величайшей святыне — Имени Божием... суд следует отменить и всех иноков... разместить по монастырям, возвратить им монашеский сан и разрешить священнослужение". Высочайшее повеление, облегчавшее судьбу имяславцев, было исполнено лишь отчасти.
Шла первая мировая война, и изгнанным с Афона монахам было позволено ехать в действующую армию в качестве полковых священников. Иеромонах Антоний воспользовался этим разрешением и в течение трех лет исповедовал и причащал раненых в прифронтовом госпитале Красного Креста. Абиссинский опыт и здесь оказался нелишним: полковому священнику случалось личным примером поднимать солдат в атаку. У пожилого иеромонаха появились новые боевые награды.
Вернувшись с фронта, отец Антоний продолжал защищать идеи имяславия. Он был убежден, что военные поражения России, разруха и революции явились результатом хулы на имя Божие. Среди церковной интеллигенции расходится сборник его старых писем к Николаю II. Оказалось, что за несколько лет до революции Булатович писал императору о бедствиях, которые ожидают Россию в наказание за афонский погром.
Не дождавшись пересмотра афонского дела, отец Антоний отправился в свое родовое поместье, которое находилось в Харьковской губернии. Сохранились воспоминания его сестры, провожавшей больного и полуслепого монаха на вокзал. Поданный к перрону поезд был набит солдатами. Не долго думая, отец Антоний подобрал рясу и со сноровкой бывалого кавалериста легко запрыгнул в окно вагона. Однако уйти от хаоса гражданской войны ему не удалось. В декабре 1918 года бандиты, которых не интересовали ни политика, ни богословие, убили престарелого монаха.
 |
| Имяславские споры заставили С.Н. Булгакова и священника Павла Флоренского заняться изучением природы имени |
Когда в 1913 году корабль с имяславцами на борту взял курс на Россию, никто не предполагал, что богословский спор вызовет мощный общественный резонанс. Об имяславцах писали все кому не лень. Дешевые газеты смаковали подробности битвы солдат с монахами. Декадентствующие дамы рассуждали об Иисусовой молитве. Все это чем-то напоминало Византию времен Вселенских соборов, когда догматические определения излагались простыми словами и как песенки распевались уличными торговцами.
Удивительной казалась сама возможность богословских споров в начале XX века. "Если бы ничего не было еще, кроме этой волны...— писал по этому поводу Павел Флоренский,— то и ее одной было бы слишком достаточно, чтобы, как картонные домики, сбросить построения хулителей церкви, говорящих о ее мертвенности, о ее казенности, о ее застое, о ее параличности". После первых публикаций, посвященных спорам об имени Божьем, среди далекой от Церкви интеллигенции возникает интерес к монашеской жизни. Если сначала идеи имяславцев разделяли монахи-простецы, то теперь приходит черед интеллектуалов. После революции А. Ф. Лосев в Москве, а С. Н. Булгаков в Париже готовят монографии, посвященные философским проблемам соотношения имени и того, что оно обозначает. В 20-е годы в Москве проходят имяславские семинары, в которых участвуют А. Ф. Лосев, священник П. А. Флоренский, президент математического общества Москвы Д. Ф. Егоров и другие столичные знаменитости. Советское государство также обратило внимание на это учение и обезвредило контрреволюционную организацию имяславцев.
Новая волна интереса к спорам о сущности имени неожиданно возникла в последнее время. Публикации документов имяславского движения следуют одна за другой. И интерес этот неслучаен. Уставшее от позитивизма общество с большим интересом присматривается к моделям, которые начала разрабатывать христианская схоластика. Оказалось, что мир, который информационные технологии превратили в глобальную деревню, охотнее толкует непознаваемое, чем верит в рационалистические схемы. Сочинения бывшего путешественника и апологета имени Божия неплохо смотрятся рядом с постмодернистскими текстами.
АЛЕКСАНДР МАЛАХОВ
|