Исследования в сфере общественных наук все чаще оказываются имитацией. "Научность" уничтожается не только системой финансирования, но и тем, что основной заказчик — государство — не заинтересовано в реальной экспертизе.
Фото: Петр Бем
Неизвестный конгресс
В декабре 2016 года в МГУ прошел Третий Российский экономический конгресс, со всей страны на него съехались 1,2 тыс. докладчиков и слушателей. На 24 тематических конференциях в каждый из пяти дней зачитывалось по сотне-полторы докладов, критических и не очень, включая выступления ведущих экономистов РЭШ, НИУ-ВШЭ, МГУ. Среди организаторов был Институт экономики РАН. В общем, представительное мероприятие — вот только СМИ о нем ничего не написали.
Расписание кто-то составил так, что номер нужной аудитории следовало вычислять по двум таблицам.
Понять, что и где проходит, не смог, говорят, даже математик и экономист Виктор Полтерович, президент Новой экономической ассоциации, которая входила в число организаторов конгресса.
Кроме докладов, ориентированных на фундаментальную науку, были и прикладные исследования. На конгрессе "Деньги" заинтересовала среди прочего работа новосибирских ученых из ИЭОПП СО РАН о "влиянии этнического разнообразия российских регионов на их экономическое развитие" (мы намеренно не называем фамилии — история достаточно типична, и нет смысла привлекать к этим людям внимание широкой общественности). Выводы прозвучали любопытные и даже скандальные.
Содержание большинства социологических и экономических исследований определяется тем, что делаются они по заказу государства, а не общества
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
Русские вредны для экономики?
Так, выяснилось, во-первых, что для экономики регионов в России предпочтительно умеренное разнообразие этнических групп. То есть Дагестан, где около сотни национальностей и народностей, и Вологодская область, где доминируют русские, экономически слабы, возможно, в силу численности этносов.
Во-вторых, регионам лучше, если русских в них не будет слишком много. То есть рост доли русских жителей в регионах положительно сказывался на их экономике только до определенного предела.
Если тех, кто по переписи 2010 года определил себя как русский, становилось около 70% или больше, подушевой ВРП стагнировал либо был дефицитным. Иными словами, если русских перебор, то регион беднеет.
Доклад был публичным, а вход на слушания — свободным. Его покритиковали за нехватку данных, авторы признали, что работы еще много. "У нас была гипотеза, основанная на экономической интуиции, и расчеты ей не противоречат, это уже много",— пояснила "Деньгам" докладчица, предоставив результаты для публикации.
Выводы опирались на активно разрабатываемую мировыми экономистами теорию о разнообразии (diversity), у которого есть границы. Ее суть, если совсем просто, в следующем: плохо, если разнообразия нет, но и его избыток негативно сказывается на экономике (снижает качество институтов, ведет к росту коррупции, политической нестабильности, увеличению бюджетного дефицита).
Существует некий этнический баланс, в каждой стране он свой, но его можно определить. На российском материале эта тема почти не изучена, чем и был, собственно, вызван интерес к исследованию: как пояснила докладчица, результаты, основанные на этой гипотезе, "получены для России впервые".
В дальнейшем руководитель исследования дала задний ход. Доклад сырой, не просчитаны многие важные параметры, регрессии, поясняла она. Установлена только корреляция между числом этносов и экономикой регионов, но не причинно-следственная связь. Например, согласилась она, разные народы просто могут мигрировать туда, где жизнь побогаче (что уже не укладывается в красивую теорию).
"Но наш вывод остается тем же: регионы с умеренной диверсификацией (этническим разнообразием.— "Деньги") демонстрируют лучшие показатели развития, чем остальные",— заверила меня докладчица. И скоро перестала отвечать на письма.
Социологические опросы в России проводятся часто, но для галочки, так что в поле зрения исследователей человек не попадает
Фото: Сергей Киселев, Коммерсантъ
"Дурацкие" выводы
Результаты новосибирского исследования, пусть и предварительные, назвали дурацкими многие, кто занимается изучением российских регионов.
Профессор кафедры экономической и социальной географии России геофака МГУ Наталья Зубаревич, например, настаивает, что объяснение уровня развития через этническое разнообразие некорректно: "В слаборазвитых республиках уровень экономического развития низкий, но этническая структура разная (моно-, дву- или поли-), хотя доля русских низкая почти везде. Суть в том, что это периферийные территории, гораздо позже вступившие на путь модернизации. В Татарстане и Башкирии этническая структура разнообразная, а уровень развития — значительно выше.
Этническое разнообразие не является сущностным фактором! В Ивановской области (тотально русской) уровень развития тоже низкий, но дело не в этничности, а в депрессивности".
Еще категоричнее был Эмиль Паин, доктор политических наук, профессор НИУ-ВШЭ: "Для ученого или эксперта подобные выводы просто недопустимы, поскольку они сугубо формальны". За анализом связи этнической структуры ВРП или ВВП, уверен он, скрываются совсем не этнические факторы: "Из всех регионов России только в национальных республиках доля русского населения ниже 70%. И наоборот, в сельской местности Центральной России, особенно в периферийных районах, удаленных от крупных городов, доля русского населения приближается к 100%. На этих территориях экономические показатели не самые высокие. Наивысшие же экономические показатели — в крупнейших индустриальных центрах. Это банальность, но ее можно зашифровать так, что для непосвященных она будет выглядеть как наука с этническим акцентом. Ведь в крупных городах доля русских не ниже 70%, но также никогда не приближалась к 100%".
Гранты на конвейере
Возможно, новосибирские исследователи действительно не проработали тему. И вся эта история не стоила бы особого внимания, но она, к сожалению, показательна. Ученые в России часто выпускают исследование сырое, если не ложное в своих предпосылках, и записывают в портфолио отметку о выполненной работе. Общий принцип у таких работ один: берется теория, часто западная, под нее "подкладывают" российскую практику. На Западе такое тоже практикуется, чему способствует грантовая система, породившая во многом "британских ученых" (для победы нужны сильная заявка и громкий медийный результат).
Но теперь Россия может претендовать на статус родины "британских ученых", чему способствуют и специфика финансирования. Основной грантодатель и спонсор общественных наук — государство. По данным Института статистических исследований и экономики знаний НИУ-ВШЭ, иностранное финансирование исследований и научных разработок в целом в РФ в 2015 году составило 24 млрд рублей, государственное — 636 мрлд (еще 242 млрд дал бизнес). На общественные науки из этого пошло 2-3%.
Несмотря на, казалось бы, круглые суммы, наука у нас сильно недофинансируется.
США и Китай в 2015 году потратили на исследования и разработки $457 млрд и $368 млрд. Россия — $40 млрд (9-е место).
Впрочем, по относительным цифрам картина выглядит благополучнее. Доля затрат на науку в ВВП по России составляет чуть более 1%, тогда как в США она равна почти 3%, а в Китае превысила 2%.
"Принцип распределения госфинансирования такой. Оно делится на сметное, когда деньги из бюджета распределяются, например, по институтам Академии наук, исходя из численности сотрудников, их ставок и т. п.,— поясняет Михаил Гершман, заведующий Отделом исследований инновационной политики ИСИЭЗ НИУ-ВШЭ.— По сути, это советская система. И есть конкурсное финансирование, к примеру, из федеральных целевых программ (основную программу курирует Минобрнауки). Сюда же относится система грантов, которые выделяются государственными научными фондами".
У нас таких фондов всего два: РФФИ и РНФ, что, констатирует Гершман, очень мало для столь масштабного сектора, как наука.
Работа по заказу
Конечно, низкое качество экономических исследований объясняется тем, что у нас мало хороших специалистов. "В целом экономическая наука в России очень слабо развита",— говорит Михаил Гершман. Но проблема состоит еще и в том, что у госорганов нет реального запроса на то, чтобы результаты прикладных исследований работали, применялись на практике.
Государство — монопольный заказчик на общественно-научные исследования (на Западе в этой роли нередко выступают частные фонды, бизнес, в конце концов — общество в виде НКО, общественных институтов при университетах и т. д.).
У нас почти нет частных фондов, а те, что есть, предоставляют совсем маленькие гранты. Как следствие, появляются свои "британские ученые", "фабрики исследований", которые на потоке выдают слабые или липовые работы.
Фундаментальная содержательная проблема у них как минимум одна. Вместо того чтобы отталкиваться от реальности — экономической, социальной, культурной — и на этом основывать свои методы исследования, копируется результат, вывод ("экономика зависит от этнического разнообразия"). То же происходит, например, в социологии и психологии (в последней исследования фактически не финансируются).
Например, на грант в НИУ-ВШЭ вышла книга, где уважаемый психолог с коллегами пишет об отношении россиян к здоровью. Только вот выборка — это студенты столичных вузов, мнение которых экстраполировать на всю страну по меньшей мере странно. Это исследование не превратилось в правительственные рекомендации, а вот новосибирское, не исключают исполнители, вполне может пригодиться чиновникам "для выработки рекомендаций по экономической или социальной политике".
Формальность задач, которые ставятся перед учеными, объясняется тем, что результаты исследований не принимаются во внимание
Фото: Евгений Курсков, Коммерсантъ
Монопольный госзаказ убивает, например, социологию, которая подстраивается под заказчика. В результате вместо исследования реалий происходящего в стране производятся симулякры.
Да и зачем глубоко копать, придерживаться научной честности, проводить качественные исследования, если результаты лягут на стол, например, министру культуры Владимиру Мединскому, который в своей диссертации пишет, что "национальные интересы" выше исторической науки?
Судьба эксперта
Российские власти заказывают НИРы, привлекают к экспертизе своих решений сотни и тысячи исследователей и практиков, готовят — иногда годами — программы экономического развития. Судьба многих этих документов — незавидна.
Экономическая программа Германа Грефа, на которую опирался Владимир Путин в начале нулевых, к 2010 году была выполнена только на 40% (а реформа госаппарата и власти — на 20%).
Причем отчасти — лишь формально.
Еще более тяжкая участь постигла "Стратегию 2020" — из нее реализовано лишь 29% предложений. Формальность ее исполнения даже, кажется, оценивать никто не взялся, про нее просто тихо забыли.
Сейчас Центр стратегических разработок под руководством Алексея Кудрина готовит свои рекомендации. Собеседники "Денег" из экспертной среды рассказывают, что процесс организован блестяще — самым современным образом. И подбор экспертов хорош. Вот только участникам поставили условие: ограничиться технической стороной вопроса, проблемы политической системы остаются в стороне.
Увы, такие ограничения гарантируют липу. Можно, например, сколь угодно долго совершенствовать законодательство о госзакупках — государство занимается этим не первое десятилетие, но если не исключить доступ к системе (а часто и контроль) коррупционеров, результатом будет лишь перераспределение коррупционной ренты.
И дальнейшая деградация управленческой системы, сопровождающаяся все более плотным контролем над самыми разными сторонами жизни общества. С главной целью — не допустить роста прозрачности и подотчетности тех самых коррупционеров.
Наука же — и это хорошо видно по советской истории — способна подстраиваться, вместо настоящей экспертизы будет появляться все больше имитационных "исследований", бессмысленных в своей сервильности.
Ну а уход из публичной сферы критического мышления, стремления и способности адекватно воспринимать происходящее, исчезновение непредвзятых оценок — вещи хорошо знакомые по временам брежневского застоя.