"Чем-нибудь стеснить промышленников"

В 1882 году в России появилась фабричная инспекция, призванная заставить владельцев фабрик и заводов по-человечески относиться к своим работникам. Первые фабричные инспекторы искренне пытались сделать все, чтобы рабочий вопрос в стране был решен мирным, цивилизованным путем, но проиграли фабрикантам, властям на местах и собственному руководству.

Светлана Кузнецова

"Готовы работать за всякую цену"

Освобождение крестьян в 1861 году изменило жизнь не только в деревне. Вскоре после оглашения манифеста Александра II российские фабрики и заводы без преувеличения обезлюдели. Чиновники Министерства финансов констатировали: "Крестьянская реформа... отразилась катастрофою на всех отраслях промышленности... Сельское население обнаружило очевидное стремление из фабричных центров и городов удаляться в деревню". Именно так, ногами, многие русские рабочие проголосовали против рабских условий работы на фабриках и заводах — ведь до реформы огромная часть этих предприятий держалась на приписанных к ним крепостных или крестьянах, отпущенных помещиками на оброк и нанятых фабрикантами.

Случилось невероятное — фабриканты, чтобы удержать рабочих, повышали им жалование! Но и это не помогало. Уходили прежде всего лучшие из работников, проработавшие на фабриках по 10-15 лет и сумевшие хоть что-то скопить. Убегали в буквальном смысле на свежий воздух из цехов, работа в которых значительно сокращала жизнь.

"Калужская губерния, где крупное производство получило такое распространение,— писал социолог В. В. Берви-Флеровский,— прославилась бедствиями своего рабочего населения: с 1851 года в ней население, можно сказать, не увеличивалось".

Но надежды на новую, вольную жизнь в деревне не оправдались. Даже те, кому достались приличные наделы земли, уже через пару лет убедились, что земледелием прокормиться невозможно.

Миллион сельского населения выставляет на рынок триста тысяч голодных работников и работниц, которые готовы работать за всякую цену

"В промышленных губерниях,— писал Берви-Флеровский,— две трети земледельцев могут средним числом зарабатывать на своих участках, за уплатою всех оброков и сборов, до шести рублей в год; одна треть в среднем выводе — от десяти до шестнадцати рублей: что такими заработками жить невозможно, об этом и говорить нечего. (Мастер-иностранец на хлопчатобумажной фабрике получал 6000 руб. в год.— "История".) При таком положении миллион сельского населения выставляет на рынок триста тысяч голодных работников и работниц, которые готовы работать за всякую цену, лишь бы не умереть с голоду да заплатить оброки и сборы. К несчастью, на рынке этом требуется едва половина или треть".

В 1866 году на 23 751 фабрике в России было 526 265 рабочих мест. Полмиллиона крестьян опять попали в "обстановку, весьма гибельно отражающуюся на здоровье и безопасности рабочих", как писали статистики. Например, до расширения производства на Раменской мануфактуре работали крестьяне из окрестных деревень, расположенных в нескольких верстах от фабрики. Но домой они уходили только на воскресенье, а всю неделю жили в Раменском, набиваясь по 20-30 человек в избу. А при пунцово-красильных мануфактурах в Зуеве и Павловом Посаде, работавших с марта по октябрь, для сна были устроены продуваемые всеми ветрами летние балаганы. Но на многих мануфактурах рабочие спали там, где работали: ручные ткачи — на станах, набойщики — на своих рабочих столах, в помещениях, пропитанных парами красок, иногда ядовитых. Столяры спали на верстаках. На рогожных фабриках рабочие спали на тех самых мочалах и рогожах, подчас сырых, которые обрабатывали, и прикрывались ими же. На брезентовых фабриках женщины и дети спали на тех же верстаках, где шили, среди резкого запаха свежего брезента. На фарфоровых и отбельно-красильных фабриках рабочие спали в мастерских, на досках, набросанных на пол, среди ядовитых испарений.

"Рассчитывали заболевших рабочих"

Конечно, в таких жилищных условиях, не говоря уже об условиях труда, многие заболевали и — тут же теряли рабочее место.

"Первое узаконение о врачебной помощи рабочим относится к 1866 году,— писал в 1900 году фабричный инспектор В. П. Литвинов-Фалинский,— и было вызвано совершенно случайным обстоятельством, а именно эпидемией холеры; эта последняя вызвала опасения администрации Московской губернии. Московский губернатор обратил в то время внимание на то, что большинство фабрик и заводов не имели никаких средств для помощи больным рабочим, а потому он возбудил вопрос о том, чтобы большие фабрики обязаны были соорудить и содержать больницы для рабочих...

На больших фабриках всегда находится некоторое число больных рабочих, помещение которых в больницы представляло большие затруднения и вело к тому, что фабрики обыкновенно рассчитывали заболевших рабочих и отправляли в деревню. Но кроме того, значительное число несчастных случаев требовало немедленной подачи врачебной помощи. По мнению московского губернатора, обязательное устройство фабрикантами больниц может быть оправдано тем, что большая часть доходов от работы находящихся в фабриках рабочих, содержимых в тесноте и сырости и пользующихся не всегда свежими съестными припасами, поступает в кассы хозяев.

26 августа 1866 г. последовало Высочайшее повеление, чтобы при фабриках и заводах были построены больничные помещения по расчету одной кровати на 100 человек рабочих".

Нетрудно догадаться, что мнение фабрикантов по поводу обязательного устройства больниц не совпало с мнением московского губернатора, и повеление императора было проигнорировано или исполнено владельцами фабрик формально: в какой-нибудь комнате ставили пару кроватей и шкаф и закрывали ее на замок — ведь проверять исполнение гуманного решения никто не собирался.

15 лет спустя на 108 обследованных земскими деятелями крупных фабриках Московской губернии медицинская помощь оказывалась только фельдшером, "весьма часто даже не получившим никакого специального фельдшерского образования". Среди этих предприятий были такие, где работало от 1000 до 4000 человек. На 24 фабриках врачи приезжали контролировать фельдшера один раз в неделю, на 22 фабриках — один-два раза в месяц, на 29 фабриках — один-два раза в год. Лишь 20 заведений имели врачей, или постоянно живущих при фабрике или ежедневно приезжавших туда.

"Помещиками" в настоящее время во многих случаях являются русские фабриканты, быстро усваивая все слабости и вековую беспечность прежнего дворянского сословия

Рекрутские наборы конца 1870-х годов опять показали властям, что многие молодые люди из промышленных районов не пригодны для службы в армии: они или искалечены, или измождены.

"Везде на фабриках и заводах,— писал В. В. Берви-Флеровский,— рабочий поставлен в такое положение, что он не может существовать своими заработками, хотя производительность его была бы достаточна для роскошного содержания; вследствие недостаточных заработков, дурной расплаты и обсчитывания он везде погрязает в долгах... Работники и даже дети изнуряются непосильной работой, по шестнадцати часов в день. Ярославский статистический комитет нашел образцовым положение рабочих на фабриках, где мужчины, женщины и дети работали по четырнадцати с половиною часов в сутки и жили в казармах! В то время, когда в Англии уже успешно стремятся к восьмичасовой работе, наши администраторы, статистики и капиталисты и знать не хотят о том, что тяжелой и непосильной работой можно загубить население страны. Для охранения здоровья работника не принимается никаких мер, и в то время, когда работники гибнут самым несчастным образом, капиталисты получают на свой капитал до шестидесяти процентов в год".

"Чтобы жить по-человечески"

Неоднократно проводившиеся обследования быта рабочих показывали, какой должна быть плата за труд.

"Средним числом,— писал в 1877 году экономист А. П. Субботин, исследовав ситуацию во Владимире,— для одного лица достаточно 25 руб. в месяц, чтобы жить по-человечески, не рискуя своим здоровьем (в СПБ 40 р., в Москве 35 р.)".

Но в 1880 году на шерстопрядильных и суконных фабриках прядильщики могли заработать 10-50 руб. в месяц, трепальщики — 6-13 руб. На шерстоткацких фабриках ткачи получали от 7 до 30 руб. в месяц. Отбельщики — 10-16 руб. в месяц. Мыловары на московских парфюмерных фабриках зарабатывали 10-25 руб. в месяц.

Проблема заключалась еще и в том, что даже этих небольших денег рабочие, как правило, никогда не видели. Деньги для уплаты податей продолжавших по закону оставаться крестьянами рабочих отсылались прямо с фабрики деревенским старостам или волостным старшинам, а необходимые продукты и другие товары рабочие обязаны были брать в фабричной лавке, записывая их в личные заборные книжки. Огромную часть заработанного фабрикант отбирал у рабочего с помощью разнообразных произвольных штрафов. На некоторых предприятиях людей штрафовали за то, что они требовали деньги на руки, за простои, пока разгружалось сырье, и даже за пение песен в воскресные дни или вождение хороводов на дворе фабрики. В конце года оказывалось, что многие рабочие не только ничего не заработали, но и должны хозяину одну-две месячные зарплаты. И при заключении нового договора фабрикант легко понижал расценки, ведь должнику некуда было деваться.

Об этом новом виде крепостничества писал в 1879 году врач А. В. Погожев:

""Помещиками" в настоящее время во многих случаях являются русские фабриканты, быстро усваивая все слабости и вековую беспечность прежнего дворянского сословия, стремление к роскоши и кутежам, окружая себя иногда многолюдною дворнею, хорами певчих и музыкантов и т. п., выстраивая целые дворцы и роскошные парки, сады и оранжереи".

На крупных фабриках начали происходить стачки. Так, на Никольской мануфактуре Саввы Морозова первые волнения рабочих произошли в 1865 году. Вторая стачка случилась в 1871-м.

"Но эта стачка носила мирный характер,— вспоминал юрист С. П. Шестернин,— и не имела никакого успеха, так как в ней принимало участие только 400 рабочих. Понятно, что Морозов не испугался такой сравнительно небольшой кучки недовольных. Ему ли, всемогущему миллионеру, не справиться с 4 сотнями рабочих, голодных бедняков, когда в запасе у него сколько угодно рабочих рук... Рабочие получили расчет".

Однако волна террористических актов, прокатившаяся по стране в конце 1870-х годов, и начавшаяся революционная агитация среди рабочих и, наконец, убийство в 1881 году императора Александра II — все это заставило правительство признать, что пора вмешаться во взаимные отношения фабрикантов и рабочих, накалявшиеся год от года.

"Затея, которую чиновники в С.-Петербурге выдумали"

Поскольку все дела, касающиеся фабрично-заводской промышленности, были в ведении Министерства финансов, то именно там в 1882 году занялись судьбой рабочих.

Для начала правительство решило ограничиться введением закона о малолетних, а также учреждением фабричных инспекторов в четырех промышленно развитых частях России: в Петербургском, Московском, Владимирском и Варшавском округах. Каждый округ состоял из нескольких губерний. На одного инспектора приходилась территория величиной с две Германии. Например, в Московский округ входило шесть губерний. Окружные инспекторы подчинялись главному фабричному инспектору. Инспектором самого важного и беспокойного Московского промышленного округа назначили профессора Московского университета экономиста И. И. Янжула.

Министр финансов Н. Х. Бунге предупреждал энергичного Янжула:

"Само собою разумеется, мы не можем сделать сразу много для рабочих: надо действовать осторожно, чтобы не раздражать заинтересованные и предубежденные круги, но я убежден, что постепенно возможно будет внести надлежащий порядок в этот вопрос и сделать все, что возможно, для его изменения к лучшему".

Департамент торговли и мануфактур после публикации в "Сенатских ведомостях" 1 июня 1882 года закона о труде и обучении малолетних разослал всем российским фабрикантам и заводчикам несколько тысяч анкет с благим намерением получить сведения о положении малолетних на фабриках. Большинство промышленников никакого ответа не прислали. Предполагалось, что опубликованный закон вступит в силу 1 мая 1883 года, а в течение этого срока фабричные инспекторы изучат положение рабочих всех полов и возрастов на отечественных предприятиях. Все лето о законе много писали газеты и журналы. Но когда осенью инспекторы начали объезжать фабрики, то обнаружили, что о законе никто ничего не слышал, так что вместо обследования инспекторам приходилось читать лекции о новом законе владельцам и управляющим фабрик и заводов. И. И. Янжул был поражен, с каким равнодушием, скукой и даже с усмешками воспринимались эти "лекции" фабрикантами.

Безграмотность значительной части самих хозяев и распорядителей мелких промышленных заведений чрезвычайно затрудняет не только применение новых законов, но и их понимание

Та же история повторилась с проектом "Распоряжения министра финансов о вредных производствах", который разработал главный фабричный инспектор страны Я. Т. Михайловский в 1883 году. Документ был разослан многим фабрикантам, и они опять ничего не ответили. Тогда Михайловский попросил Янжула обратиться лично к нескольким промышленникам в Москве с вопросом о проекте. В декабре И. И. Янжул писал главному инспектору:

"К сожалению, должен сказать правду: насколько мне известно, большинство относится с полнейшим индифферентизмом, как и ко всему фабричному законодательству... Главных причин такому непонятному равнодушию две: во-первых, вековая привычка видеть законы невыполняемыми на деле, во-вторых, малообразованность и даже невежество многих из здешних промышленников... Непривычка к деятельному вмешательству со стороны правительства в их отношения к рабочим и полный произвол в последних приучили их к мысли, что благие предначертания его всегда останутся лишь одними пожеланиями и что никогда и ни в малейшем правительство не захочет в чем-нибудь стеснить или ограничить промышленников. Некоторые фабриканты мне прямо говорили, что закон 1 июня — де пустая затея, которую чиновники в С.-Петербурге выдумали, но до конца довести не посмеют!".

"Автора следовало бы сократить"

Пока мучительно разрабатывалось фабричное законодательство, в течение 1882-1883 годов фабричные инспекторы осматривали фабрики и заводы, выслушивали жалобы рабочих и консультировали владельцев или их представителей.

Мелкие фабриканты, чтобы не исполнять закон о малолетних, меняли вывеску на "ремесленное заведение" и не посылали малолетних учиться и не сокращали им рабочий день. В итоге, на многочисленных рогожных фабриках пяти-шестилетние дети по-прежнему работали по 16 часов в сутки. А юристы никак не могли четко определить, чем отличаются в России фабрики от ремесленных заведений.

В январе 1884 года И. И. Янжул написал увесистый отчет об увиденном.

"Расплата с рабочими на большинстве фабрик нерегулярна,— писал московский инспектор.— Средняя выработка рабочих низкая, гораздо ниже приведенных образцов иностранной, и еще более умаляется благодаря: а) многочисленным и произвольным штрафам и вычетам; б) высоким ценам харчей в фабричных лавках...

Жилые и рабочие помещения на большинстве фабрик неудовлетворительны, и первые, как общее правило, везде слишком переполнены. Нечистоплотность и отсутствие необходимой вентиляции воздуха составляют обыденное явление на большинстве наших фабрик.

Недостаточное ограждение механизмов, огнеопасность многих фабричных построек, отсутствие правильного удаления отбросов и вообще недостаточность мер к устранению вредных условий производства,— все это влечет за собою сильную болезненность рабочих и частые случаи несчастий на фабриках, сколько-нибудь точной регистрации которых почти нигде не существует.

Медицинская помощь на большинстве фабрик фиктивна..."

По поводу малолетних работников Янжул установил, что три четверти из них нигде не учились. По праздникам их заставляли работать вместе со взрослыми, а отказавшиеся штрафовались.

Фабриканты, прочитавшие этот труд, вспоминал Янжул, "делали намеки, что описательная часть моего отчета страдает преувеличениями, что содержание его пахнет де "социализмом" и что автора следовало бы сократить".

Их желание отчасти было исполнено: так как к 1 мая 1884 года ни "Правила для фабрикантов", ни "Инструкция для инспекторов" не были готовы, то инспекторам конфиденциально было предложено прекратить объезды фабрик, чтобы не быть посмешищем, ведь никаких полномочий что-либо требовать они не имели. И было решено отчеты фабричных инспекторов больше не печатать.

А 5 и 12 июня 1884 года дополнительными узаконениями обязанность заботиться об устройстве школ для малолетних при фабриках возложили на... инспекторов! Они должны были уговаривать фабрикантов, земства, благотворителей и т. д. посодействовать благому делу.

Только 26 февраля 1885 года наконец были опубликованы "Правила для фабрикантов" и "Инструкция чинам фабричной инспекции". Был очерчен круг обязанностей первых и круг полномочий вторых.

Но фабриканты продолжали игнорировать нововведения. И. И. Янжул предложил главному инспектору бесплатно разослать на предприятия сборник законов о малолетних и дать ему в помощь еще несколько инспекторов для надзора за фабриками, но Михайловский резко возразил:

"Необходимо прибегнуть к другим, более внушительным мерам, благодаря которым фабрикант позаботился бы об исполнении закона до прибытия к нему инспектора, напр., к мере предания суду двух-трех промышленников. Ведь нельзя же, в самом деле, ставить в зависимость исполнение фабрикантами закона от посещения их заведений инспекторами, а тем менее от рассылки им "Сборника"?"

Правда, экономист профессор В. П. Безобразов был склонен видеть иные причины пробуксовки новых законов:

"Необразованность и в том числе безграмотность не только громадного большинства нашего рабочего люда, но и значительной части самих хозяев и распорядителей мелких промышленных заведений чрезвычайно затрудняют не только применение новых законов, но и их понимание".

И как бы извиняясь перед промышленниками за осложнение им жизни, добавлял:

"Надо думать, что прямою целью нашего законодателя... было не столько прямое улучшение благосостояния рабочих, сколько противодействие тем особенным недугам, нравственным и физическим, которые приносят государственный вред (как например, эксплуатация детей, изнуряющая целые поколения народа)".

В Москве первый протокол о нарушении закона о малолетних И. И. Янжул составил 11 сентября 1885 года на фабрике Н. П. Ланина, выпускавшей минеральные воды и русское шампанское. Кроме этого, Ланин был известен как либеральный член городской думы и издатель либеральной газеты "Русский курьер", которую сам и редактировал. Посетив его завод, Янжул обнаружил полное несоблюдение закона о малолетних и даже незнание его — удивительное для редактора газеты. Инспектор дал Ланину время на исправление ситуации, но, вернувшись через несколько месяцев на предприятие, Янжул нашел нарушение закона о малолетних по шести статьям. Инспектор попросил фабриканта дать обещание все исправить в течение месяца.

"Ланин вспылил,— вспоминал И. И. Янжул,— и самым грубым образом объявил мне, что он никаких обещаний давать не хочет, и что я делать могу, что желаю, что он не боится никакого закона".

Был составлен протокол. Мировой судья вынес обвинительный приговор, и Ланина оштрафовали на 100 руб. Обиженный фабрикант дошел до Сената, но тот приговор не отменил. Тогда Ланин разместил в собственной газете статью, где обвинял Янжула в вымогательстве взятки...

"Энергическими действиями полиции"

Тем временем в Петербурге комиссия В. К. Плеве при Министерстве внутренних дел трудилась над разработкой законов о взрослых рабочих. 3 июня 1886 года вышли эти главные документы — "О найме рабочих на фабрики и заводы" и "Правила о надзоре за заведениями фабричной промышленности и взаимных отношениях фабрикантов и рабочих". Причем поначалу законы имели силу только в трех губерниях: Санкт-Петербургской, Московской и Владимирской.

В губерниях были учреждены губернские по фабричным делам присутствия и увеличено число фабричных инспекторов. Их опасения, что в фабричные присутствия, разрешавшие возникавшие споры на фабриках, вместо представителей земства попадут фабриканты, очень скоро оправдались. О представительстве рабочих речь даже не заходила. Поэтому спорные вопросы, как правило, решались в пользу фабрикантов.

К сожалению, законы были настолько невнятными и противоречивыми, что постоянно приводили к различным толкованиям и спорам по каждому пункту. На инспекторов обрушился шквал документов. Теперь в их обязанности входило рассмотрение и утверждение такс, табелей, расписаний и правил внутреннего порядка каждого предприятия.

Кроме того, их стали вызывать телеграммами на фабрики и днем и ночью для улаживания волнений и беспорядков, которые возникали подчас из-за недоразумений.

Например, на предприятиях были введены расчетные книжки. Образцы их, предписывал закон, должны быть утверждены губернским фабричным присутствием. Но печатать их фабриканты могли где угодно.

"Книжки, напечатанные в губернской типографии,— писал профессор В. П. Безобразов,— получили в глазах рабочих высший авторитет сравнительно с книжками, напечатанными другими фабрикантами в частной типографии, напр., местного уездного города. Через это приключился в 1887 г. такой случай на одной фабрике: в ее книжках по ошибке частной типографии были пропущены подписи членов Губернского присутствия. Рабочие, сличив эти книжки с книжками другой соседней фабрики, в которых эти подписи были пропечатаны и сверх того обозначено, что они напечатаны в Губернской типографии, взволновались против фабричного управления, обвиняя его в принуждении их держать книжки противозаконные и подложные... Волнения их по этому случаю повлекли к серьезным беспорядкам, произведшим сильнейшее впечатление на большом пространстве и вынудившим к прибытию на место губернских властей и к усмирению рабочих энергическими действиями полиции".

"Повернуть это течение с его законного русла"

В январе 1887 года в Министерстве финансов произошли серьезные изменения. Сторонника перемен Н. Х. Бунге сменил И. А. Вышнеградский, который придерживался совершенно иных взглядов и был противником фабричной инспекции — "этой выдумки Бунге". Новый министр считал, что инспекторы мутят рабочих, настраивают их против хозяев. Да и доставляют слишком много неприятностей вверенному ему министерству. "Я постараюсь передать инспекцию в министерство внутренних дел — пусть из инспекторов сделают становых приставов",— пообещал он в узком кругу.

Московский фабричный инспектор И. И. Янжул продержался при новом министре до сентября. Обвинительные приговоры за злоупотребления некоторых крупных фабрикантов, которые ему удавалось провести в фабричных присутствиях в упорной борьбе, вызывали апелляции и укладывались в Министерстве финансов под сукно. До своей отставки Янжулу удалось привлечь к ответственности за несоблюдение закона лишь трех крупных промышленников, которые поплатились ничтожными для их кармана штрафами в 100 руб.

И они продолжали быть "новыми помещиками". Кутили, тратили, покупали красивое общение с деятелями искусств.

П. С. Гальцов, сорок лет возглавлявший коммерческую часть лучшей фабрики России — Раменской мануфактуры, писал об одном из ее владельцев М. П. Малютине: "Получает 75 000 рублей, их ему недостает... Стал продавать свои паи и в 1878 году прожил 279 паев (1 395 000 рублей)". В эти годы у Малютиных мужчины зарабатывали от 10 до 35 руб. в месяц, женщины — от 5 до 12 руб.

В 1900-е годы средний заработок рабочего в Европейской России был 204 руб. 74 коп. в год. В Петербурге выше — 312 руб. 71 коп. От трети до половины этих денег тратилось на еду, 14-23% — на съем жилья, 10-17% заработка уходило на одежду...

А М. А. Морозов, один из директоров правления Тверской мануфактуры, истратил на личные нужды в 1901 году 196 657 руб. 49 коп. Записи расходов по дому М. А. Морозова показывают, что на вино было израсходовано 12 008 руб. 15 коп., на содержание хозяйского стола — 9 889 руб. 10 коп. Рабочему на этой фабрике в год платили около 190 руб. И споры о снизившихся расценках и повысившихся штрафах не прекращались, пока не вылились повсюду в ужасы первой русской революции.

И. И. Янжул, оплакивая упущенные двадцать лет назад возможности, писал в 1906 году:

"Если бы все эти дельцы, как Ермаков, Вышнеградский, Найденов и другие, которые постарались так усердно и скоро повернуть это течение с его законного русла или засыпать его, могли предвидеть, что сделается результатом их стараний,— ту страшную смуту, обеднение и упадок несчастной России, который мы в настоящее время переживаем, то, разумеется, они ужаснулись бы своему деянию".