Великая греческая деколонизация
Анна Толстова о том, что Афины сделали с Касселем
Кассельская documenta, по инерции считающаяся самым передовым форумом современного искусства в мире, больше не кассельская: в этом году documenta 14 поделили поровну между Германией и Грецией. Вряд ли Кассель сможет отбить у Веймара титул "немецких Афин", но художественное побратимство с родиной старой европейской культуры и новой европейской нестабильности ему обеспечено
Фото: Roman Marz
Фото: Reuters / Kai Pfaffenbach FOR EDITORIAL USE ONLY. NO RESALES. NO ARCHIVE.
На Фридрихсплац, площади перед Фридерицианумом, зданием старейшего публичного художественного музея континентальной Европы, первого немецкого парламента и штаб-квартиры documenta, возводится "Книжный Парфенон" — копия афинского храма в натуральную величину, но воздушная и прозрачная, потому что его колонны, антаблемент и фронтоны "выстроены" из замурованных в полиэтиленовую пленку книг. Аргентинская художница Марта Минухин повторила для Касселя работу 1983 года, сделанную в Буэнос-Айресе после падения хунты из запрещенных при диктатуре книг — книги потом раздали изголодавшимся по духовной пище читателям. Место для "Книжного Парфенона" выбрано не случайно: в 1933-м нацисты жгли здесь "негерманскую по духу" литературу, в 1941-м бомбежки союзников почти полностью уничтожили хранившуюся во Фридерициануме библиотеку ландграфов Гессен-Кассельских — при ней в первой трети XIX века служили библиотекарями братья Гримм и работали над "Немецкой грамматикой". Запрещавшиеся когда-либо книги можно присылать на documenta 14 для нового "Парфенона" — по окончании выставки их также обещают раздать всем желающим.
На Кенигсплац установлен обелиск с цитатой из Евангелия от Матфея "Был странником, и вы приняли меня" на четырех языках: немецком, английском, турецком и арабском. Работа нигерийского художника, поэта, критика и куратора Олу Огуибе, чья семья испытала на себе все прелести жизни беженцев в годы гражданской войны, посвящена сегодняшнему миграционному кризису, и место для нее тоже выбрано с умыслом. В последнее время на площади, практически целиком, как и весь Кассель, разрушенной в годы Второй мировой войны и заново отстроенной, не раз проходили демонстрации в поддержку беженцев. Но во время оно в одном из отелей Кенигсплац отказали в пристанище самому Гете — тот зачем-то заговорил с прислугой по-французски и был принят за нежданного гостя из якобинской Франции, а кальвинистский Кассель, давший некогда приют гугенотам, к новой французской революционной заразе относился с подозрением.
Ромуальд Кармакар. «Византия», 2017 год
Фото: Liz Eve
Эти храм и обелиск вбирают в себя все смыслы documenta 14, чей девиз "Учиться у Афин" немногословный куратор Адам Шимчик трактует как "разучиться". То есть подвергнуть деконструкции ту твердыню классической культуры, которую Запад выстроил на руинах воображаемой Греции и которая по сей день все еще поднимается на щит консерватизма как нормативная. Подлинный девиз documenta 14 — "Деколонизация: начни с себя". По большому счету впервые в своей истории documenta перенесла половину выставки и основную часть дискуссионно-перформативной программы "Парламент тел" в другой город, в Афины, причем именно в тот момент, когда разногласия между Германией и Грецией внутри Европейского союза обострились до предела. Шимчику и его команде, надо заметить, досталось с обеих сторон: в Германии были возмущены новыми тратами на Грецию, где все равно все разворуют, в Греции же были возмущены германским культурным колониализмом, но тем не менее приняли братскую помощь.
Афинский след ощущается и в Касселе. Во Фридерициануме, например, идет выставка, предназначавшаяся для открытия Национального музея современного искусства в Афинах: ее основу составляют работы современных греческих художников глобальной — Яннис Кунеллис, Такис, Лукас Самарас, Стефанос Цивопулос — и локальной известности, вписанные в мировой контекст, за какой, в частности, отвечает гениальное видео турка Кекена Эргуна. Повсеместно видны фрагменты "Парламента тел" — программа о трансгендерности как метафоре современного мира, подготовленная квир-теоретиком и практиком Полем Пресьядо, судя по документации, одно из лучших достижений documenta 14. Афинское влияние выразилось и в полной выставочной анархии, когда вместо внятного каталога, путеводителя, карты или хотя бы экспликаций к работам зрителям предлагают прогулки в духе перипатетиков по местам дислокации documenta 14, а их в Касселе более тридцати.
Впрочем, преобладание живого звука над кодифицированным текстом тоже объясняется деколониальной концепцией: нематериальное наследие, музыка и танец, более пластично и терпимо к другому, нежели материальное. Так что на выставке визуально выигрывают те, кто пытается синтезировать живопись или скульптуру с хореографией в видеоперформансах, скажем, швейцарка Александра Бахцетсис или немецко-ливанский дуэт Принц Голам. О том, насколько подвижна нематериальная традиция, даже если речь идет о церковном каноне, говорит великолепный видеодиптих немецкого кинорежиссера Ромуальда Кармакара, показавшего, насколько по-разному звучит православный гимн "Агни Парфене", когда его вначале поет хор афинской церкви Вознесения Господня, а затем — валаамские монахи в Свято-Владимирском скиту. Ощущение глубокой древности, каковой обычно легитимируют незыблемость канонов и норм, тоже обманчиво — ведь и гимн, и храмы сравнительно новы.
Владислав Стржеминский. «Депортации», 1940 год
Фото: Mathias Voelzke
В Новой галерее и музее братьев Гримм Grimmwelt расположены едва ли не лучшие экспозиции documenta 14 — они сделаны членом кураторской команды Шимчика бельгийцем Дитером Рульстрате и представляют собой поистине детективную историю с множеством сюжетных линий. Одна посвящена тому, как немецкое Просвещение и романтизм сконструировали образ классической Греции, не сверяясь с оригиналом (ни Винкельман с его "Мыслями о подражании греческим произведениям", ни братья Шлегель с их "Атенеумом" не бывали в Греции), и как из этого ненадежного образа параллельно вырастали эстетические идеалы как тоталитарных режимов, так и либеральных демократий. Вот у Лео фон Кленце, чья архитекторская карьера начиналась в Касселе и продолжилась в Мюнхене и Петербурге, Парфенон постепенно превращается в Валгаллу — тут уж и до работ духовного ученика Кленце, Альберта Шпеера, недалеко. Вот рисует Афины, родину демократии, Теодор Хойс, основатель Свободной демократической партии Германии и первый бундеспрезидент ФРГ. Вот запечатлевает виды Акрополя романтик Луис Гурлитт, родоначальник славной художественно-антикварной династии, прошлые заслуги которой сегодня забыли, но зато хорошо помнят недавний скандал с потаенной коллекцией, составленной его внуком нацистским дилером Хильдебрандтом Гурлиттом из конфискованного в немецких музеях и у евреев "дегенеративного" искусства. Вот, кстати, замечательная экспрессионистская графика Корнелии Гурлитт, внучки романтика и сестры дилера, вполне "дегенеративная": художница, работавшая сестрой милосердия на Восточном фронте, покончила с собой в 1919-м.
Деколонизация предполагает неудобные вопросы, но немцам не привыкать начинать с себя. Несколько залов Новой галереи занимает грандиозный исследовательский проект берлинской художницы Марии Айххорн на тему реституции и изъятых у евреев в годы нацизма художественных коллекций и библиотек. Рядом — как немой призыв распространить реституцию и на другие народы — выставляются бенинские бронзы и конголезские ткани, вывезенные европейскими и американскими колонизаторами из Африки в свои этнографические музеи. Европейский и русский авангард предпочитал учиться у Африки, а не у Афин — 100-летие Октябрьской революции как альтернативного тоталитарной и либеральной классике авангардного проекта, потерпевшего неудачу, стало еще одним сюжетом documenta 14. Павел Филонов, Михаил Матюшин, Иван Вышнеградский — характерно, что ни одного ныне здравствующего русского художника в Касселе нет, видимо, бурная деятельность московских олигархических фондов, выпестовавших целое поколение декоративно-прикладных левых, не воспринимается международной "системой искусства" всерьез.
В Grimmwelt, новом, открытом два года назад музее братьев Гримм, собраны не столько работы, сколько архивы авангардистов-сказочников. Аси Лацис, пытавшейся перенести идеи своих кумиров и возлюбленных — Всеволода Мейерхольда, Николая Евреинова, Макса Рейнхардта, Эрвина Пискатора, Бертольта Брехта, Фрица Ланга, Вальтера Беньямина — в детский театр. Тома Зайдмана-Фрейда, племянницы Зигмунда Фрейда Марты, взявшей мужское имя и носившей мужской костюм, художницы, которая вместе с Хаимом Нахманом Бяликом создала новую еврейскую детскую книгу. Бруно Шульца — из Дрогобыча привезли чудом найденные фрески на сюжеты сказок братьев Гримм, написанные художником-писателем незадолго перед казнью по заказу одного эсэсовского офицера для детской на его вилле. Сказки братьев Гримм, объясняет Дитер Рульстрате, воспринимаются сегодня как квинтэссенция немецкости, но в свое время они были способом разрешить актуальные социально-политические конфликты в воображаемом мире, то есть тем же, чем была авангардная утопия или documenta Арнольда Боде, "дегенеративного" художника, мечтавшего вернуть дух авангарда в Германию.
Фотография Томаса Дика в инсталляции Джона Хита, 2017 год
Фото: Liz Eve
Деколониальная documenta 14 пытается сделать то же самое. Посвящает чуть ли не половину выставок авангарду первой трети XX века, словно бы надеясь вдохнуть революционную жизнь прошлого в вялотекущий современный художественный процесс. Кается во всех грехах и преступлениях бывшего Запада, склоняет голову перед художниками Африки и Латинской Америки, перед саами и маори, перед трансгендерами и всеми мыслимыми угнетенными меньшинствами. Приветствует мигрантов и поминает жертв расовых конфликтов, строит музыкальные инструменты из разбитых лодок беженцев и живые монументы из коллекторных труб, служивших им временным убежищем. И показывает, что искусство проигрывает на этом поле другим видам гуманитарной деятельности. Самым сильным деколониальным высказыванием на documenta 14 стала инсталляция в Музее погребальной культуры, основанная на научной работе австралийца Джона Хита. Обнаружив свою бабушку на постановочных фотографиях начала XX века, сделанных этнографом-любителем Томасом Диком, Джон Хит идентифицировал всех ее соплеменников, запечатленных на других снимках: анонимные аборигены, остававшиеся "дикарями" даже в глазах дружелюбно настроенного этнографа, обрели, пусть и посмертно, право на имя.
documenta 14. Кассель, до 17 сентября