Стремление стран-экспортеров ограничить или запретить поставки сельхозпродукции, чтобы сдержать волатильность цен на внутреннем рынке, может иметь долгосрочные последствия для их торговых партнеров, говорится в исследовании аналитика ОЭСР Аннелис Деусс. В результате шока импортозависимые страны стараются снизить зависимость от мирового рынка и переориентироваться на собственные ресурсы, а страны-экспортеры рискуют потерять традиционные рынки. Впрочем, опыт российского зернового эмбарго 2010–2011 годов этот вывод не подтверждает.
Фото: Михаил Мордасов/PhotoXpress
Автор опубликованного ОЭСР исследования «Влияние ограничений экспорта сельхозпродукции на цены в странах-импортерах» Аннелис Деусс изучает влияние запретов экспорта аграрной продукции в отдельных странах на рынки их торговых партнеров. В работе исследуется соотношение цен на мировом и внутренних потребительских рынках стран-импортеров до и после введения эмбарго (как изменение мировых цен на 1% отражается на изменении цен на внутренних рынках). В качестве примеров были использованы запрет на экспорт кукурузы из Аргентины в 2006 году, риса из Индии и Вьетнама в 2007 году и пшеницы из России в 2010 году.
Хотя результаты варьировались в зависимости от страны-экспортера и конкретного агросырья, в целом страны, более зависимые от импорта из страны, запретившей экспорт (10% и более общего импорта), испытывали более значительные изменения. Ослабление связи цен между мировым и внутренним рынком могло быть вызвано, в частности, изменением внутренней и торговой политики или ростом транзакционных издержек. Иными словами, из-за шока связь стран с мировым рынком ослаблялась, и они начинали сильнее ориентироваться на собственное производство. В результате страны-экспортеры после отмена запрета рисковали потерей части прежних рынков сбыта.
Например, последствием российского зернового эмбарго для импортозависимых стран (Армении, Грузии, Азербайджана, Бангладеш и Египта) стало значительное ослабление трансмиссии цен между мировым и внутренним рынком (если до введения запрета эластичность в среднем составляла 92%, после она упала до 66%). В странах же с низкой долей российского импорта такого эффекта не наблюдалось. На долю РФ в 2010 году приходилось около 11% мирового экспорта пшеницы (четвертое место в мире). При этом, ссылаясь на предыдущие исследования, госпожа Деусс также отмечает низкую эффективность российского зернового эмбарго, как и аналогичных запретов, вводившихся Украиной и Казахстаном, для ограничения роста цен на внутреннем рынке.
Таким образом, хотя экспортные запреты по своей природе являются краткосрочными мерами, их эффект может длиться еще долго после отмены. Это косвенно подтверждается ростом тенденций к импортозамещению и наращиванием государственных продовольственных резервов в разных странах мира, полагают в ОЭСР. Результаты исследования демонстрируют уязвимость стран с недиверсифицированным импортом перед экспортными запретами. В то же время странам-экспортерам следует учитывать, что даже временные запреты на вывоз сырья могут уменьшить долгосрочный спрос со стороны их традиционных торговых партнеров.
Впрочем, опыт РФ последний вывод не подтверждает: хотя сразу после отмены эмбарго в июле 2011 года российские экспортеры столкнулись с резким падением спроса, уже во второй половине года объем экспорта превысил уровень 2009 года. В 2016 же году страна стала крупнейшим мировым экспортером.
В выводах исследования ОЭСР сомневается и директор аналитического центра «Совэкон» Андрей Сизов, полагая, что переориентация стран-импортеров на собственное производство потребовала бы длительного времени. По его словам, после отмены российского зернового эмбарго структура экспорта не изменилась, и российским сельхозпроизводителям удалось вернуться на все прежние рынки. «Единственным долгосрочным эффектом запрета была демонстрация слабой предсказуемости российских властей»,— говорит господин Сизов. Гораздо важнее был эффект эмбарго внутри страны — перераспределение прибыли из растениеводства в животноводство, стоившее сельхозпроизводителям нескольких десятков миллиардов рублей, полагает он.