Заповедник олимпийских хищников

О сочинских леопардах весь мир узнал восемь лет назад, накануне Олимпиады. Не в последнюю очередь благодаря тому, что с редкой кошкой сфотографировался Владимир Путин. Теперь «Интеррос» и «Газпром» просят разрешить им строительство новых горнолыжных курортов на заповедных землях. А экологи утверждают, что новые трассы и гостиницы поставят крест на программе восстановления популяции леопардов. Корреспондент “Ъ” Александр Черных отправился в Кавказский заповедник, чтобы своими глазами увидеть спорные территории.

Конь по имени Мальчик давно уже не мальчик. Он тяжело дышит, хрипит на крутых горных склонах и слишком часто останавливается передохнуть. Но когда я глажу его потную шею, конь гордо взбрыкивает и пускается рысью, чтобы через несколько секунд снова перейти на шаг. На ходу он ухитряется сжевать пару лопухов и какой-то голубой цветок.

Наш караван поднимается в горы по узкой тропе, петляющей в сумрачном лесу. Ее границы отмечены на деревьях алой краской: осторожно, здесь территория людей заканчивается. Дальше на сотни километров расстилается мир волков, медведей, туров, серн, леопардов.

Хотя граница очень условна: то зубры обглодают стволы с пометками, то прямо посреди тропы окажется свежая куча медвежьего помета. Лошади ее равнодушно перешагивают — к запаху диких зверей они давно привыкли.

К отрогам Большого Кавказского хребта трудно добраться без лошадей. Гонять вертолет — дорого, на своих двоих — быстро устанешь таскать рюкзаки по горным перевалам. Поэтому инспекторы патрулируют Кавказский заповедник верхом. Такая вылазка длится три-четыре недели: никакого интернета, связь только по спутниковому телефону, каша на костре, вода из горных ручьев, ночевки под открытым небом...

«Ты не думай, никакой романтики здесь нет,— хмыкает наш провожатый — старший инспектор Александр Юрков, 47-летний усач с характерным кубанским выговором.— Мы так новичков проверяем. Хочешь работать в заповеднике? Ну пошли с нами на три недели в горы. Редко кто после этого остается». Сам Юрков продержался здесь уже 26 лет.

Конь довольно трусит по тропе, цокая копытами по камням. Я вырос в деревне, много раз был в походах, захаживал в заказники и нацпарки, но таких лесов не видел никогда. Длинные толстые корни змеятся в опавшей листве, овраги заросли гигантскими лопухами — по два метра диаметром.

В сумраке мерцает кора огромных буков: чтобы обхватить их молочно-белые стволы, нужно минимум три человека. Один такой великан упал на тропу — убрать его невозможно, приходится поступить так же, как с секвойями в Америке: выпилить кусок и проезжать между деревянными стенами. Я свешиваюсь с лошади и разглядываю спил ствола — десятки, сотни колец-лет.

Другой поросший мхом гигант лежит в лощине, его вывороченное корневище размерами напоминает микроавтобус. Какой-то доисторический пейзаж — в XXI веке просто не может быть таких огромных деревьев и мезозойских папоротников.

Даже местный борщевик бьет все рекорды — он везде довольно высокий, но в этих горах его заросли легко скрывают всадника на коне.

«Просто этот лес никогда не рубили,— объясняет директор WWF России Игорь Честин.— Кавказский заповедник создан в 1924 году, но его территория охранялась и раньше, здесь была так называемая Великокняжеская охота. Члены царской семьи приезжали охотиться, поэтому тут было запрещено пасти скот, строить».

Честина прерывает конь, пытающийся гарцевать, но эколог жестко натягивает поводья и продолжает: «…А если егеря ловили браконьера, то даже не разбирались — у них было право сразу наповал стрелять. Тело отвозили в село, откуда охотник был родом, бросали на площади. И жители скидывались, платили егерю большой штраф, чтобы труп забрать».

Александр Юрков понимающе хмыкает:

— Сейчас-то бракаши понаглее стали. Схватишь такого, а он удочку в одну сторону кидает, рыбу в другую. Я, мол, просто гуляю, природой любуюсь, докажи, что браконьерствую.

— И что тогда делаете?

— Объясняю доходчиво, что места здесь глухие, телефон не ловит, а медведи всеядны.

Инспектор довольно улыбается в усы.

Мне даже не хочется уточнять, шутит он или нет.

В первые годы после революции в здешних местах все-таки начали пасти скот.

«Чтобы отвадить волков, пастухи разбрасывали отравленные стрихнином приманки и ставили петли,— говорит Игорь Честин.— Но

волк умный, такие ловушки обычно обходит. А вот леопард и в петли попадает, и первым съедает отраву. Вот так с 1920-х годов переднеазиатских леопардов тут не осталось, полностью истребили».

Сам Честин в первый раз оказался в заповеднике в 1983 году, еще студентом биофака МГУ — писал диплом о поведении медведя. «На все лето в горы уходил, наблюдал за зверем»,— вспоминает он. В том же году здесь заметили самку леопарда с двумя котятами — впервые с начала века. Потом встречали и самцов.

«Мы предполагали, что это молодые животные из небольших сохранившихся группировок Дагестана. Там для них мало места, поэтому леопарды уходят по Большому Кавказскому хребту,— говорит биолог.— Но здесь они не встретили сородичей и ушли дальше. Никто не знает куда. Тогда, в 1980-е, мы мечтали, как было бы хорошо восстановить леопарда в этих местах».

Через 20 лет Игорь Честин приступил к исполнению своей мечты.

В начале 2000-х WWF России вместе с учеными и зарубежными коллегами провели исследования по всему Кавказу.

«Мы выяснили, что единственная в регионе жизнеспособная группировка сохранилась в Иране — около 200 животных. В Грузии леопардов не осталось, в Армении и Азербайджане они есть, но максимум по пять животных в группах. Это неустойчивая ситуация»,— рассказывает эколог.

Группировку можно считать жизнеспособной, если в ней хотя бы 60–70 леопардов.

«Единственное подходящее место для такого количества животных — Западный Кавказ. Тут граничат Кавказский заповедник, Сочинский нацпарк, заказник Псебайский, участок Тебердинского заповедника. Вместе это дает около миллиона гектаров.— Во время привала Честин расстилает на пне карту и показывает огромный зеленый участок.— Если бы удалось создать здесь устойчивую группировку, то леопарды смогли бы расселяться по Кавказскому хребту и обеспечивать стабильность всей популяции».

WWF подготовило «Стратегию сохранения и восстановления переднеазиатского леопарда», и в 2005 году документ был утвержден Минприроды. Профинансировать проект согласились «Билайн» и «Роза Хутор», компании выделили по $500 тыс.

«Мы определили конкретное место выпуска животных — вот эту восточную часть заповедника, где мы с вами сейчас находимся. Во-первых, здесь жили последние местные леопарды, во-вторых, это малопосещаемая территория»,— рассказывает Честин.

Чтобы подготовить заповедник к возвращению хищников, здесь начали закладывать солонцы — это приманивает копытных, основную пищу леопарда.

«Вам чай пить с сахаром вкуснее же? Вот и животным соль так же нравится,— подключается к беседе инспектор Валерий Деревянко.— Поэтому олени, зубры и туры остаются в этих местах, не уходят. Если далеко — забрасываем вертолетом с воздуха, а где поближе — на лошадях везем».

Параллельно экологи разрабатывали проект строительства в Сочинском нацпарке специального центра по разведению и реабилитации леопардов. Нельзя просто так взять и выпустить рожденных в неволе котят — их нужно минимум два года готовить к самостоятельной жизни. Это время они проводят в огромных вольерах: учатся охотиться, взаимодействовать с другими леопардами, и самое главное — избегать человека.

«В 2007-м мы приступили к закладке фундамента. Но тут подтвердилось, что Сочи будет принимать Олимпиаду. Цена строительства в регионе моментально взлетела до небес,— вздыхает Игорь Честин.— Таких денег у нас не было, и проект пришлось заморозить».

Мы поднимаемся высоко в горы, где буки сменяются кленовыми лесами. Быстро темнеет, от земли медленно поднимаются яркие светлячки — как отражение россыпи звезд в небе. Наконец добираемся до небольшой избушки-приюта, где обычно ночуют инспекторы во время долгих обходов. Совсем рядом раздается громкий тонкий вой.

«Волчата, в километре где-то,— определяет Юрков.— Мать им добычу принесла, вот и радуются».

Мы тоже ужинаем: кипятим на костре воду из ручья и варим макароны. Под стук ложек о миски Игорь Честин продолжает:

— В 2008 году меня пригласили на праздник Олимпстроя, туда же пришел Дмитрий Козак, который тогда отвечал за Олимпиаду. Я ему говорю: так и так, ничего теперь не можем построить, давайте включим наших леопардов в ваш олимпийский бюджет как экологическое сопровождение. Хорошо, говорит, пусть министерство подаст заявку. И в течение месяца вопрос решился, были выделены порядка $3 млн.

Пока строился центр, экологи отправились в Туркмению за дикими леопардами. «Конечно, это не очень правильно, ведь в природе их везде немного, в той же Туркмении всего 120–130. Но на том этапе иностранные зоопарки в наш успех не верили и животных не давали — ведь таких проектов в мире никто еще не делал».

Туркмены обиделись на экологов, которые сразу рассказали журналистам о поимке двух леопардов: оказалось, что лидер страны хотел преподнести их в подарок Владимиру Путину, а сюрприза не получилось.

Впрочем, российский президент все-таки поблагодарил туркменского коллегу по телефону, когда в 2009 году на глазах у членов МОК выпустил животных из транспортных клеток в вольеры центра.

Игорь Честин не раскрывает секрет, как WWF удалось заинтересовать президента, но Владимир Путин приезжал в центр еще два раза. В 2010 году он выпустил в вольеры пару леопардов из Ирана, а в 2014-м фотографировался с котенком Громом, от которого отказалась мать.

В проект наконец поверили и зарубежные коллеги: Европейская ассоциация зоопарков и аквариумов прислала третью пару леопардов, из Лиссабона. У программы появился постоянный спонсор, банк ВТБ. Сейчас у центра достаточно подготовленных котят, но их дальнейшая судьба зависит от генетики.

«Например, у португальской пары родились два самца и самка Виктория. Если ее выпускать здесь, то самцов из того же помета уже нельзя, чтобы не произошло близкородственного скрещивания»,— объясняет эколог.

В 2016 году на воле оказались трое леопардов — Виктория и самцы от туркмено-иранской пары Ахун с Килли. Их родственников, видимо, отправят в Дагестан.

«Там есть потенциально пригодная территория, где в 2016 году видели леопарда,— рассказывает Честин.— Но для этого требуется расширение Тляратинского заказника. Мы переговорили с главой республики, понимание есть».

Другой вариант — Северная Осетия, где тоже жили леопарды. Прямо сейчас ученые из РАН ведут там полевые исследования. «Копытных там, конечно, поменьше, но это не такая большая проблема, ее можно решить»,— говорит эколог.

Самой серьезной проблемой для популяции леопарда, как и сто лет назад, стали люди.

Заповедник с исключениями

Следующим утром мы поднимаемся в мрачные сосняки, затем проезжаем участок посветлее, с пихтами, а к полудню оказываемся в настоящей альпике. Такой пейзаж часто пытаются имитировать ландшафтные дизайнеры, но, оказавшись здесь, понимаешь, настолько копия хуже оригинала.

Ярко-зеленые склоны перерезаны ровными рядами рододендронов, невысоких кустарников с мелкими белыми цветками. Тут и там из травы торчат серые валуны, облепленные вязью оранжевых лишайников. Между камнями воинственно топорщится чертополох, совсем как в горах Шотландии. Белые шарики цветущей черемши, свернутые кульком зеленые листья чемерицы, ярко-желтые лютики, а дальше лужайку раздирает проплешина красной земли.

«Это зубры по земле катались,— объясняет Валерий Деревянко.— Они здесь шкуры чешут, чтобы от слепней и клещей избавиться».

Над нами проплывают облака, их тени накрывают участки склонов, которые превращаются в мерцающую шахматную доску. Такие горы и альпийские пейзажи были визитной карточкой Сочинской Олимпиады.

«Игры, конечно, сильно перепахали природу региона,— говорит Игорь Честин.— Но многое мы смогли отстоять. Так нам тогда казалось».

В 2012 году зеленые добились от правительства России важной компенсации за многочисленные стройки. Чиновники пообещали МОК и ЮНЕСКО присоединить часть земель Сочинского заказника и Сочинского нацпарка к Кавказскому заповеднику. Это должно было повысить охранный статус территории, которая рассматривалась экологами как основной коридор для расселения леопардов.

Но в 2015 году глава «Интерроса» Владимир Потанин на встрече с Владимиром Путиным пожаловался, что курорт «Роза Хутор» переполнен: «Мы не можем обслужить всех желающих». Бизнесмен рассказал, что «Интеррос» совместно с «Газпромом» планируют расширение курортов «в сторону Национального парка», «исключительно на рекреационных территориях».

После этого Россия отозвала заявку в ЮНЕСКО, причем сделала это в тот момент, когда эксперты международной организации прилетели на Кавказ оценить заповедные места.

У зеленых оставался главный козырь: по закону в заповедниках запрещено строительство. Более того, нельзя даже изменять их границы. Но оказалось, что можно незаметно изменить сам закон.

“Ъ” подробно писал об этой истории. В марте 2016 года правительство внесло в Госдуму очередной законопроект, касающийся переходного статуса Крыма и Севастополя,— поправки к ФЗ «Об отходах производства и потребления».

Правительство разрешало временно использовать «объекты размещения отходов», созданные еще по украинскому законодательству. Чисто технический вопрос. Весь законопроект занимал половину страницы и сразу был принят в первом чтении.

Второе чтение состоялось через пять дней, за которые документ распух до 12 страниц. Коммунист Владимир Кашин и единоросс Валерий Язев неожиданно захотели изменить ключевой федеральный закон «Об особо охраняемых природных территориях».

Депутаты предложили разрешить выделение внутри заповедников и нацпарков «биосферных полигонов». А на этих территориях уже можно «размещать объекты капитального строительства и связанные с ними объекты инфраструктуры».

Закон был принят в последний день работы Госдумы шестого созыва, и с этого момента все заповедники страны оказались под угрозой.

Их границы остаются нерушимыми, зато внутри можно выбрать любой участок, назвать его биосферным полигоном и начать там строительство отеля или горнолыжной трассы.

Первым не выдержал «Газпром». Уже через пару месяцев компания подготовила проект строительства сразу четырех новых курортов на территории Кавказского заповедника, в районе горного массива Псеашхо. В красочной видеопрезентации говорилось о планах проложить 83 км канатных дорог, 250 км горнолыжных трасс, построить 14 ресторанов и четыре горных отеля.

В конце 2016-го презентацию обсудили в Аналитическом центре при правительстве РФ. Экологи предупреждали о серьезном ущербе для природы, эксперты центра сомневались в экономической целесообразности проекта. Задавать вопросы было некому — представители «Газпрома» мероприятие проигнорировали.

Следы людей

Последний раз эти места лишились охранного статуса во время войны. Когда мы, спешившись, переходим небольшой снежный участок, я замечаю ржавую железку, напоминающую перекрученную шестеренку. «Осколок советской мины,— сразу определяет Валерий Деревянко.— Здесь такого добра хватает. Эхо войны, как говорится».

На привале Александр Юрков вспоминает, как в 1991 году, еще до работы в заповеднике, он водил в горы старика-немца, который воевал здесь.

— На нас с товарищем переводчица вышла — искала местных, кто бы этого Ганса в 87 лет отвел на Восьмой Пост…

— Ничего себе, это ж далеко,— удивляется Честин.— И что, он в 87 лет поднялся в горы?

— Да хрен догонишь! — смеется Юрков.— Он с двумя палками так почесал — нас обгонял местами.

Немцев было трое.

«Ганс, который воевал. Высокий такой старик, сухопарый. Сын его — тоже военный, капрал бундесвера, под сорок ему было. И третий — сын однополчанина. Тот умер давно, вот мужик решил съездить посмотреть, где отец воевал.

— И чего дед про войну рассказывал?

— Он нам сразу начал заливать, что сам-то не стрелял, просто за мулами в отряде ухаживал. Да брось, отвечаем, знаем мы таких. Ну ничего... А память у него — вообще труба. Сколько лет прошло, а вот переходим речку у Восьмого Поста, он тут же останавливается. Здесь, говорит, пушки наши стояли. Подходим, разгребаем ковыль — сразу гильзы от снарядов нашли, коротенькие, немецкие. Потом показывает на лесок, где метров по 30 пихты растут. Найн, говорит, этого леса здесь вообще не было.

А потом когда спускались, по каменнику шли, он вдруг застыл в одном месте. Стоял-стоял и заплакал. Переводчица объясняет — тут где-то он двух лучших друзей похоронил. Мы сразу насели: «А где именно, в каком месте?» Но этого он нам так и не сказал.

Наконец мы добираемся до участка заповедника, где разрешен пеший туризм. Здесь расставлены указатели с направлениями экологических троп, периодически попадаются небольшие избушки и места для палаток.

Путешествуя по горам, я уже успел отвыкнуть от людей, а тут всего за полчаса мы встречаем на тропе группу школьников с бодрой пожилой учительницей, трех мужчин с палками для скандинавской ходьбы и бегуна в дорогой спортивной экипировке. Наши инспекторы проверяют у всех пропуска.

«Никто не против, если человек хочет посмотреть своими глазами природу,— говорит Валерий.— Да, есть участки, куда туристам нельзя. А есть доступные для всех маршруты. Приходишь на Красную Поляну, регистрируешься в МЧС, потом оплачиваешь билет в заповедник — и гуляй. Только по выходу не забудь отзвонить спасателям, что все в порядке».

Рядом в избушке двое парней собирают рюкзаки. «Мы из Сочи, уже второй год ходим сюда в походы,— говорит Михаил.— Билет стоит 300 руб. на человека за сутки пребывания в заповеднике, еще 900 руб. заплатили за канатную дорогу к Пихтовой Поляне». «Раньше мы лагерь разбивали у Холодного, а теперь решили пойти к озерам, может, на гору подняться»,— добавляет Денис.

Ледник Холодный прямо напротив нас — белый налет в центре величественного хребта Псеашхо. Но Игорь Честин не впечатлен. Привстав на стременах, он указывает рукой: «Когда я начинал здесь работать, ледник был по крайней мере в три раза больше. В 1983 году вершина ледника заканчивалась практически под самым хребтом. Мы видим типичное проявление изменения климата, которое затрагивает всю планету».

Ледник упоминается в презентации «Газпрома». «Мы находимся в заповеднике, у этой долины наивысшая степень охраны, какая существует в стране,— говорит Честин.— Но

в “Газпроме” предлагали сделать эту территорию частью горнолыжного комплекса. А здесь, на Холодном, организовать катание на горных лыжах. Хотя по нашим оценкам, лет через 15–20 ледника уже не останется».

Чем ближе мы подходим к границе заповедника, тем больше встречаем людей. «Такой туризм мы поддерживаем,— пожимает плечами директор WWF.— Люди гуляют, встают на ночевки, задумываются о природе. Обратите внимание — тут ведь никто не мусорит даже».

Честин убежден, что каждый такой турист становится союзником экологов в борьбе за сохранение заповедника. «Тем более что сейчас эта территория доступна для граждан. А вот горнолыжный курорт не всем по карману»,— рассуждает эколог.

На тропе мы встречаем даже высокопоставленного менеджера «Розы Хутор», который прогуливается с женой и маленьким ребенком.

Сотрудник курорта и директор WWF приветствуют друг друга как заклятые друзья, но разговаривать с журналистами менеджер не хочет: «Согласен, интересная возможность, но давайте все-таки через пресс-службу».

Курорт не для леопардов

«Если курорты будут расширяться, то об идее создания группировки леопарда на всем Большом Кавказе можно сразу забыть,— убеждает Игорь Честин.— Возможно, какое-то количество леопардов сможет жить в заповеднике, но они окажутся в изоляции и не смогут выходить вдоль хребта. Курорты перекроют им пути расселения».

В 2015 году Минприроды понизило охранный статус части территорий Сочинского заказника и Сочинского нацпарка.

На землях, которые Россия обещала МОК и ЮНЕСКО присоединить к заповеднику, разрешили строить гостиницы и спортивные сооружения.

А весной 2017 года правительство РФ выделило некоторые из этих участков в аренду на 49 лет компаниям, аффилированным с «Розой Хутор».

«Нынешние масштабы курортов Красной Поляны несопоставимы с масштабами европейских курортов, и это мы слышим по обратной связи: горнолыжникам и сноубордистам хочется большего разнообразия трасс, летние туристы просят новые маршруты и новые активности»,— поясняют “Ъ” в «Интерросе».

В компании напоминают, что они были первыми спонсорами проекта восстановления популяции леопарда. «Курорт “Роза Хутор” расположен с южной стороны Кавказского хребта, никогда не располагался на путях миграции леопардов и никоим образом не может препятствовать расселению леопардов в дикой природе»,— заверяют в компании.

До сих пор неизвестно, чего хочет «Газпром»: в компании “Ъ” заявили лишь, что «текущий план развития горно-туристического центра не предусматривает работ на территории заповедника».

Спор между экологами и владельцами курортов вышел на уровень главы государства. Владимир Путин дал поручение к 1 сентября «представить предложения по минимизации экологического ущерба при осуществлении работ по расширению зон отдыха в районе Красной Поляны».

Срок уже прошел, но предложения пока не готовы — обе стороны активно ищут сторонников. Бизнес надеется на Минприроды, экологов публично поддержали в ОНФ.

МИД тоже высказывал озабоченность невыполнением олимпийских обещаний: Сергей Лавров в письме президенту указывал, что это «повлечет весьма серьезные имиджевые потери».

В итоге Владимиру Путину придется решать, какой проект признать приоритетным. С одной стороны — проект восстановления редких животных, который стал частью его персонального имиджа и при этом положительно воспринимается в мире. С другой — проект крупного бизнеса, который апеллирует к необходимости развивать «олимпийское наследие» и говорит об «импортозамещении курортов для россиян».

«Наверное, если бы у президента уже было сформулированное личное мнение, нам и нечего было бы обсуждать. Пока, к счастью, он еще не сказал публично: “Да, курорты надо расширять”. Собственно, на президента наша единственная надежда»,— признает Игорь Честин.

***

В последний день мы проезжаем удивительную горную долину с десятками ручьев, пьем чистейшую воду — сперва кони, потом люди.

— А вот эти желтые цветы как называются? — спрашиваю я инспектора Юркова.

Тот молчит, но потом неохотно отвечает:

— Желтявки.

— А вот эти белые?

— Белявки.

— А вот те синие, должно быть, синявки?

Инспектор хохочет и одобрительно кивает:

— Наконец-то ты понял, как тут все устроено. Оставайся теперь, остальному научим.

То ли от громкого смеха, то ли из-за налетевшего с ледников холодного ветра — конь по имени Мальчик вспоминает молодость и с места пускается в галоп. Сзади что-то кричат, я цепляюсь за гриву и пытаюсь удержаться в седле. По бокам желтые, синие, красные цветы сливаются, а старый конь все рвется и рвется вперед, к закатному солнцу, которое отражается в нетронутых ледниках горных вершин.

Материал подготовлен при участии Ольги Никитиной

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 2

Мальчик притворяется смирным доходягой. В самый неподходящий момент он может пуститься в галоп, не обращая внимания на команды всадника

Фото: Дарья Кудрявцева/WWF России

Игорь Честин наблюдает, как из долины поднимается густой белый туман, в котором исчезают палатки, люди и кони

Фото: Дарья Кудрявцева/WWF России