Справка о реабилитации Александра Хавкина
Фото: Из семейного архива
Наша семья всегда помнила, как на нас в 30-х годах прошлого века обрушились репрессии. Двоюродный прадед и его жена были арестованы и долгое время жили в ссылке, еще один прадед в тюрьме заразился туберкулезом и умер. Об этом мы знали. Но о том, что наша родственница работала прокурором в «тройке», а затем ее арестовали и расстреляли, родные молчали вплоть до перестройки. Даже ее фамилия не сохранилась.
Прадед по папиной линии, Федор Поляков, пострадал из-за желания улучшить производство советской обуви. Он жил в Горьком (сейчас это Нижний Новгород), работал профоргом на обувной фабрике. Обувь тогда делали страшненькую и довольно неудобную. За хорошей обувью все шли к частным мастерам, в основном ассирийцам. И дед пригласил одного из них на фабрику, чтобы разнообразить «совковый» ассортимент. Вскоре этого ассирийца арестовали, обвинив в шпионаже в пользу Турции. А заодно арестовали и «приютившего» его деда Федора как врага народа. Ему повезло — через 11 месяцев его оправдали и выпустили из тюрьмы. Но в застенках он заболел туберкулезом и умер спустя три месяца после освобождения. Его жена осталась одна с пятью детьми, в том числе моим дедом.
А родные со стороны мамы пострадали из-за шутки. У моей прабабушки Раи был брат Саша — Александр Хавкин, или, как его все в семье звали, дядя Шура. Он родился в 1902 году, выучился в Горном институте в Москве, а затем его перераспределили работать в Самару. Там он встретил Варвару и женился на ней, у них родился сын Юрий.
Все началось с анекдота, который дядя Шура рассказал в компании знакомых.
Что уж он рассказал, неизвестно, но там был стукачок, который посчитал шутку антисоветской. Из-за его доноса вся компания — пять человек! — была арестована.
Шел 1937 год. Тогда для вынесения приговора необходимо было хоть и формальное, но признание вины. По словам его сестры Раи, дядю Шуру пытали несколько дней: заставляли стоять, не давали спать и при этом светили в глаза лампой. Он не выдержал пытку и все подписал. Его сослали на десять лет в лагерь куда-то в Сибирь.
За тетей Варей энкаведешники пришли через два года — в 39-м. Ей заранее шепнули, что жене «врага народа» стоит уехать. Она схватила Юру и поехала в Москву, где жила ее свекровь — моя прапрабабушка Катя, а также Рая с мужем и дочкой — моей бабушкой Ларой. Тетя Варя оставила им сына и вернулась в Самару. Это невероятно звучит в таких обстоятельствах, но она боялась, что ее уволят из-за прогула! Ее арестовали как члена семьи изменника родины.
Теперь угроза нависла над всей семьей. Баба Катя была очень храброй. Она прятала Юру в чулане. Там же она прятала племянницу Лину. Девочку баба Катя отыскала в детском доме после расстрела в 1937 году ее мамы, тети Евы. Это родственница мужа Раи.
Про тетю Еву мы знаем только, что она много лет работала заместителем прокурора Москвы и сама была в «тройке» — так называли адвоката, судью и прокурора, выносивших приговоры во времена репрессий. Потом приговор настиг и ее.
Все в семье молчали о ее существовании вплоть до начала перестройки. Даже ее фамилию никто из родных не помнит. Юру и Лину выводили из чулана на улицу по ночам — опасались, что соседи или прохожие их увидят и донесут. Детям врагов народа грозил детский дом. Но обошлось.
В начале 1940-х годов дядю Шуру перевели из лагеря на поселение. Во время войны в отношении многих арестованных были некоторые послабления. Там его судьба неожиданно сделала крутой поворот. Его нары оказались рядом с нарами Андрея Николаевича Туполева, знаменитого авиаконструктора. Они подружились. Когда Туполева отозвали в шарагу («Туполевская шарага» —ЦКБ-29 НКВД, или опытно-конструкторское бюро, созданное в конце 1938 года из числа заключенных авиаконструкторов и авиаинженеров), он потребовал дядю Шуру к себе. Сколько лет дядя Шура там проработал, мы не знаем. Потом его ненадолго выпустили, но вскоре вновь арестовали. Это был 1947 год. Его отправили на поселение в Норильск. Там уже было более-менее нормальное жилье, и туда же приехала тетя Варя с сыном (история ее переезда неизвестна). Их жизнь стала походить на нормальную. Дядя Шура трудился на металлургическом заводе. При заводе был клуб с разными кружками. В частности, с театральным, в котором начинал Иннокентий Смоктуновский. А тетя Варя работала в кружке по изготовлению бумажных роз — в Норильске настоящих не было. Их делали из старых кумачовых флагов. Потом с этими букетами все горожане радостно выходили на первомайскую демонстрацию и шествие 7 ноября. А в 1953 году после смерти Сталина пришла бумага на их освобождение. Все в Москве с нетерпением ждали дядю Шуру. Но он приехал только через четыре месяца — не мог бросить работу! Такие были люди. Верили в страну, несмотря на все ужасы. Дяде Шуре на момент освобождения исполнился 51 год.
Так как он работал за Полярным кругом, то получил раннюю пенсию. Таким образом он ни дня не работал на воле.
Я помню и дядю Шуру, и тетю Варю. Они были очень светлые, добрые, всегда шутили. Приезжали к нам на праздники с розыгрышами. У них всегда был припасен рассказ о каком-нибудь смешном случае из жизни в ссылке, которую они никогда так не назвали. Всерьез они не рассказывали ничего о том времени. Все, что мы сейчас знаем, нам рассказали прабабушка и бабушка. А еще они никогда не ругали советскую власть. Моя мама помнит, как тетя Варя говорила, что во всем был виноват только один Берия, а Сталин ничего не знал. Действительно ли она так считала или пыталась уберечь родных от опасности, неизвестно.
