Выступление Алексея Улюкаева

В понедельник на заседании по делу бывшего главы министерства экономразвития прошли прения сторон. Алексей Улюкаев обвиняется в вымогательстве и получении взятки в размере $2 млн от главы «Роснефти» Игоря Сечина за одобрение покупки 50,08% акций ПАО «Башнефть». Во время суда экс-министр выступил с речью, в которой заявил о своей невиновности, обвинил Игоря Сечина в провокации и попросил проверить факт дачи заведомо ложных показаний. “Ъ” приводит полный текст его выступления в суде.

— Итак, обратимся к событиям 14 ноября 2016 года. Там есть цепь событий, каждое из которых в отдельности выглядит довольно странно, а сложенные вместе, они создают довольно понятную искусственную конструкцию, применяемую в целях провокации взятки. Прежде всего, звонок Сечина Улюкаеву, та настойчивость, с которой он приглашает (Улюкаева в офис компании.— “Ъ”). Он явился инициатором этой встречи, ему казалось мало просто разговора по телефону, он прервал мое предложение поговорить по телефону и сказал, что большая просьба приехать на секундочку ко мне. Он не захотел продолжить разговор в ином месте и позже, ему нужна была встреча именно в офисе Роснефти и именно в не слишком позднее время. В ходе телефонного разговора понятно, что стороны обсуждают <...> позднее время, <...> время более раннее <...>. Понятно, что не сразу понимаешь, не сразу осознаешь смысл такого рода странностей. Потом только понимаешь, что, конечно же, это является условиями, которые удобны для проведения того, что называется оперативным экспериментом, что желательно, чтобы это было более светлое время суток, чтобы можно было сделать видеозапись, и, конечно же, место, куда приглашают, с этим связано.

Я поехал, хотя мне это было не вполне удобно, действительно, но в связи с тем, что «Роснефть» — это крупнейшая компания в стране и руководитель этой крупнейшей компании является очень серьезным партнером и с ним дальше работать — так я тогда думал, а кроме того, конечно же, выяснение принципиальных вопросов о том, как именно руководство компании «Роснефть» видит себе приватизацию 19,5% акций компании в ближайшее время, очень важно. Плюс, конечно, уважение, которое мне оказывалось, а именно, предложение посмотреть компанию, центральное диспетчерское управление, которое делается далеко не каждому, все это вместе склонило чашу весов на сторону согласия приехать. Но по приезде странности тоже не прекратились.

Вообще говоря, хронометраж показывает, что с момента моего выхода из автомобиля до момента, когда мы вместе с руководителем компании «Роснефть» вошли в подъезд, прошло 19 секунд. За эти 19 секунд по крайней мере три обстоятельства бросаются в глаза. Первое, руководитель компании встречает у порога, я много раз посещал разные компании с государственным участием, такие как Сбербанк, банк ВТБ, «Российские железные дороги», АЛРОСА, Российский фонд прямых инвестиций,— никогда руководители компаний у подъезда не встречали. Это прерогатива более высокого руководства, так встречают президента, премьера, вице-премьера. И особенно странно, что руководитель компании, который по телефону говорил, о том, что у него в этот день очень важные деловые переговоры, оказался одет совсем не по деловому: теплый вязаный свитер, теплая куртка, ну как будто для зимней рыбалки. И на фоне этих всех несуразностей и в то короткое, в общем-то, время — 19 секунд, все это просто я не успеваю сложить вместе, и эти вещи, а именно сумка под елочкой, на этом фоне не выглядит, вообще говоря, странным.

И в самом деле у меня не было…. Конечно, у меня не было стопроцентной уверенности, что это вино, но с высокой степенью вероятности это выглядело действительно так. Потому что все мои знакомые знают, что мне обычно дарят книги и вино, то, что я знаю, что понимаю, что люблю, что коллекционирую… Тем более что Сечин об этом говорил при нашей предварительной встрече 15 октября в Гоа.

И вес, который с точки зрения государственного обвинителя является, видимо, основанием считать, что именно это содержимое. Он, видимо, считает, что по количеству килограммов в сумке могут быть только деньги.

Но вес далеко не является такой важной характеристикой, потому что, конечно же, эксперимент был проведен очень эффектный в суде. Но я сделал свое собственное маленькое исследование, оно не претендует на юридическую достоверность, но в такого рода сумку легко помещается 10–12 бутылок вина в подарочной упаковке, которые весят вместе не меньше 20 кг. <...>

Странно дальше, что после этого меня провели не в кабинет руководителя компании, а в какую-то небольшую комнату, где мы стали обсуждать, и странно, что была потом достаточно быстро свернута беседа господином Сечиным, который сослался на занятость. Но все-таки в ходе разговора мы вышли на самое важное, и я получил ответ на волнующий меня вопрос. <...> Меня, конечно, интересовал вопрос о том, какую мы выбираем форму, какую компания выбирает форму и предлагает правительству для того, чтобы осуществить приватизацию 19,5% акций компании. И в ходе разговора он пояснил, что все-таки речь идет о том, что <...> это самовыкуп через кредитование заинтересованными кредитными и инвестиционными организациями, о том, что инвесторы покупать не желают, а кредитовать готовы в полном объеме. Это принципиально важно <...>

А вот то, что было совершенно было мной однозначно воспринято, — это слово «объем», именно как терминология. Спасибо государственному обвинителю, который правильно меня поправил, не «объемы», а именно «объем» — это слово дважды, сначала в разговоре у подъезда, а затем в разговоре в комнате. И, конечно же, я однозначно воспринял слово «объем» как объем тех денежных средств, которые компания должна изыскать в виде кредитов или ресурсов, или прямых средств инвестора для того, чтобы справиться с приватизационной задачей.

Ну скажите, кому придет в голову, что руководитель крупнейшей компании в стране может потратить несколько недель и выезжать в командировку для того, чтобы собрать объем в $2 млн? <...>

А вот собрать €10 млрд — 700 с лишним миллиардов рублей, да это та сумма, для которой руководитель компании, даже крупнейшей в стране, должен потратить несколько недель, съездить в командировки и провести важные переговоры, о чем он (Сечин.— “Ъ”) в дальнейшем и сказал. Он сказал о том, что <...> после этой работы инвесторы готовы кредитовать в полном объеме. Вот это повторение сюжетов «объем», про который говорится у подъезда, и «объем», про который говорится в помещении, задание, о котором говорится у подъезда, «можно считать задание выполненным», хотя это еще не безоговорочное подтверждение, но можно считать (можешь считать, а можешь подвергнуть сомнению), получило подтверждение затем в разговоре в офисе. Когда было сказано о том, что настойчиво работаем над тем, чтобы задание выполнить полностью. <...> Однозначно, что речь идет о том задании, которое получили все,— о приватизации крупнейших объектов государственной собственности и выполнения бюджетных заданий 2016 года.

Еще одна деталь — это приведенная комплексная психолого-лингвистическая экспертиза, — позиция экспертов о том, что характеристика высказываний Улюкаева одинакова — и в разговорах про корзинку с колбасой, и разговорах про сумку. То есть для коммуникатора все равно, говорит он о колбасе или о сумке, в которой якобы должны содержаться $2 млн. Вот он угрожал, он домогался, он требовал этих двух миллионов, шел на риск испортить отношения с руководителем крупнейшей компании,— и относится к этому трофею, такому ценному, так же, как к корзинке с колбасными изделиями. На мой взгляд, это просто подтверждает — очевидно, что речь идет не в двух смыслах, а именно о подарках к  юбилею. А таким образом, вот все эти обстоятельства складываются в целостную картину создания искусственной конструкции по локации взятки, но если эта локация осуществляется, то должен быть мотив, о чем совершенно справедливо сказал государственный обвинитель. Мне показалось, что я в ходе своего допроса дал неполные пояснения — скажу более развернуто. <...> По распоряжению правительства Российской Федерации, <...> инвесторы должны были заплатить за 19,5 % акций компании «Роснефть» 710,9 млрд руб. Причем эта цифра взялась не с потолка, она была определена по той методике, которую предложила сама компания «Роснефть» <...>.

Однако после моего ареста фактически была заплачена совсем другая сумма. Было принято иное решение, видимо, удалось ввести в заблуждение руководство правительства, и было принято решение о том, что за пакет 19,5% акций ПАО НК «Роснефть» было заплачено 692,4 млрд руб. Разница — 18,5 млрд руб., это огромная сумма для бюджета, который в 2016-ом году сводился с большим дефицитом.

Могу сказать, что эта цифра в полтора раза больше, чем все затраты бюджета на поддержку малого и среднего предпринимательства или, например, четверть всех расходов на культуру Российской Федерации. То есть обещанный синергетический эффект для бюджета <...> так и не был получен. Да и сама структура сделки по приватизации 19,5% акций «Роснефти» настолько непрозрачна и сомнительна, что организаторы резонно стремились устранить возможного критика, к которому могли прислушаться, а могли прислушаться, потому что ему (здесь Улюкаев говорит о самом себе в третьем лице. — “Ъ”) было поручено руководством страны осуществлять контроль, оказывать содействие в организации приватизации каких-то акций.

Ну понятно, появляется конечная выгода приобретателя этой сделки, но то, что было нарушено прямое указание президента Российской Федерации о том, что для нее не следует использовать кредитные ресурсы российских банков,— это нарушение очевидно. Из известных обстоятельств, которые изложены в материалах дела, видно, что этот замысел провокаторов созрел в двадцатых числах октября, когда злоумышленники уже точно решили добиваться изменения <...> распоряжения правительства по продаже акций компании «Роснефть». Они понимали, что Министерство экономического развития может воспротивиться этому, потому что тогда пропадает тот самый важный аргумент, по которому была задержана продажа «Башнефти» в пользу “Роснефти”. <...> Неслучайно письмо с обоснованием необходимости снижения цен — это письмо от 3 ноября уже было отправлено не министру экономического развития, а первому вице-премьеру Шувалову. Видимо, устроители провокации уже полагали, что к тому времени министра экономического развития в должности уже не будет. Это корреспондируется с рассмотренными материалами дела, с рапортом оперуполномоченного Калиниченко, исходя из которого предполагалось, что это мероприятие (задерание Улюкаева.— “Ъ”) проведут с 31 октября по второе ноября. Раз оно пройдет до второго ноября, то третьего ноября нет смысла обращаться к тому, кто будет спровоцирован на такие действия.

По причине моего отсутствия в Москве — я был в командировке, в этот период времени очевидно эти мероприятия осуществить не удалось, тогда операцию перенесли на 14 ноября. <...> Провокаторам надо было очень торопиться, у них была последняя возможность для того, чтобы отсечь возможность более-менее объективного доклада президенту об обстоятельствах этого дела. Почему же организатор этой провокации так и не пришел в суд? Потому что, вероятно, осознал последствия дачи ложных показаний в суде. <...> Подводя итог сказанного, прошу суд, учитывая все собранные доказательства, учитывая, что главный свидетель, на показаниях которого целиком и полностью строились дело, так и не пришел в суд, прошу меня оправдать. При этом прошу суд решить вопрос о направлении материалов в Следственный комитет Российской Федерации для проведения проверки фактов заведомо ложного доноса совершенного Сечиным и Феоктистовым, а также провокации взятки в отношении меня, согласованной с сотрудниками ФСБ Российской Федерации. Спасибо.