В последние дни Москва, Вашингтон и Париж ввязались в необычный спор: кто одержал победу над «Исламским государством». Пентагон и глава МИД Франции Жан-Ив Ле Дриан настаивают на том, что Россия неоправданно приписала себе все лавры уничтожения халифата и что на самом деле решающий вклад в разгром ИГ внесла сформированная Западом антитеррористическая коалиция. В Москве с таким подходом не согласны: МИД и Минобороны напоминают о роли российских ВКС и о неоправданных жертвах среди мирного населения при захвате западной коалицией столицы халифата Ракки.
Обозреватель отдела международной политики “Ъ” Максим Юсин
Фото: Геннадий Гуляев, Коммерсантъ
Итак, кто же прав? Как поделить победу над запрещенным в России ИГ (если уж по какой-то причине ее решили делить)? Если посмотреть на вещи объективно, приходится признать: в аргументах западных политиков и военных есть рациональное зерно. Война с ИГ изначально шла на двух фронтах — сирийском и иракском. И на одном из них, в Ираке, победа была достигнута вообще без участия России. Иракские войска, ценой огромных потерь освободившие страну от ИГ, воевали американским оружием, на американские деньги, с помощью американских инструкторов и американской авиации. Освобождение Мосула (крупнейшего города на территории халифата, фактически его второй столицы) было достигнуто тоже без участия России.
Москва действовала исключительно в Сирии. И кроме того, отнюдь не только против ИГ, особенно на начальной стадии своей военной операции. Тогда, в 2015 году, задача состояла не столько в том, чтобы сокрушить халифат, а в том, чтобы спасти оказавшийся в критическом положении режим Башара Асада. А угрожало ему в первую очередь вовсе на ИГ, а другие оппозиционные группировки. Радикальные, джихадистские, зачастую связанные с «Аль-Каидой», но к халифату формального отношения не имевшие.
Именно против этих отрядов и были направлены основные удары ВКС до того момента, как в декабре прошлого года правительственные силы установили полный контроль над Алеппо, что и стало переломным моментом во всей войне. При этом ИГ не было для Башара Асада (а следовательно, и для Москвы) главным противником. В пропагандистских целях о халифате и об антитеррористической составляющей операции упоминалось часто, но по факту сирийские войска вели в то время активные боевые действия против ИГ только в окрестностях Пальмиры.
Несмотря на все символическое значение античного города, с военной точки зрения это был периферийный фронт. Главных успехов в борьбе с ИГ силы Башара Асада достигли уже на последней стадии войны, когда в ноябре этого года при активной поддержке России освободили от халифата Дейр-эз-Зор — стратегический центр на северо-востоке страны. Но и у западной коалиции на сирийском фронте побед никак не меньше. В первую очередь взятие Ракки, столицы ИГ. Кроме того, турецкие войска в феврале 2017-го захватили Эль-Баб, а поддерживаемые США курды еще раньше, в августе 2016-го,— Мембидж.
Не думаю, что победу над общим врагом вообще стоит делить. Важен итог — то, что у халифата в результате совместных, пусть и не всегда скоординированных, усилий двух коалиций больше нет своего псевдогосударства, с территории которого было легче готовить теракты.
А что касается России, то она вообще одержала в Сирии двойную победу.
И способствовала разгрому халифата, и спасла (совместно с Ираном) дружественный ей светский режим Башара Асада, о свержении которого больше не говорят ни американцы, ни турки, ни саудовцы.