На прошлой неделе в Госдуме были представлены две концепции законопроектов по регулированию срочного рынка. Оба подхода декларируют одинаковую цель — обеспечить правовое поле для сделок на данном сегменте рынка. По сути, главное различие между концепциями — последовательность принятия изменений в законодательство. Однако на самом деле от того, какой подход будет реализован, зависит, кому достанется самый лакомый — фондовый сегмент срочного рынка: останется у фондовых бирж или перейдет к товарным биржам.
Единые принципы
В Госдуме на разработку законодательства о срочном рынке претендуют две группы. Первая — образованная весной этого года совместная рабочая группа комитета по собственности и банковского комитета, сопредседателями которой являются Виктор Плескачевский и Игорь Артемьев. Вторая — группа, созданная пару лет назад зампредом банковского комитета Владимиром Тарачевым. На прошлой неделе обе группы представили результаты своей деятельности. Несмотря на многочисленные и, мягко говоря, недружелюбные высказывания конкурентов в адрес друг друга, основные стоящие перед рынком проблемы они видят примерно одинаково.
Главное, что признают все разработчики нового законодательства, с юридической точки зрения срочный рынок абсолютно не защищен. История, случившаяся после кризиса 1998 года, когда арбитражные суды начали признавать валютные форвардные контракты сделками-пари, не подлежащими юридической защите в арбитраже, запомнилась надолго. И то, что для исправления ситуации нужно вносить изменения в Гражданский кодекс, очевидно всем.
Еще одна острейшая проблема, по единодушному мнению всех разработчиков,— отсутствие внятной понятийной базы. Такие очевидные для участников рынка понятия, как "фьючерс", "форвард", "опцион" и т. п., требуют законодательного закрепления — хотя бы для того, чтобы обеспечить нормальное взаимодействие участников рынка между собой и с налоговиками.
Третий момент, по которому сходятся и законодатели, и участники рынка,— данный сегмент рынка не заработает на полную мощность, пока не будет решен ряд юридических вопросов, остро встающих при неисполнении одной из сторон обязательств по сделкам в связи с банкротством. В первую очередь это относится к залогам, неттингу, будущему праву требования.
И наконец, все группы разработчиков сошлись в том, что вызывавший в последнее время ожесточенные споры вопрос, какое ведомство должно регулировать рынок, следует оставить за рамками закона и предоставить его решение правительству.
Частные разногласия
Основные противоречия между думскими группами возникли не из-за того, какие проблемы рынка должен решить новый закон, а из-за того, какие законодательные акты и в какой последовательности принимать. Группа Плескачевского--Артемьева настаивает на том, что закон должен называться "О рынке производных инструментов"; это должен быть общий закон прямого действия, который сразу задаст все правила игры на рынке, существенно ограничив применение существующих на сегодняшний день ведомственных подзаконных актов. Принятие поправок в ГК при этом не является первоочередной задачей, это можно отложить и на будущее.При этом под производными инструментами будут пониматься сделки, точный объем обязательств по которым на момент заключения неизвестен. При обсуждении на "круглом столе" в Госдуме консультанты разработчиков из PricewaterhouseCoopers признали, что формально под такое определение подпадают и стандартные договоры с формулировкой типа "оплата в рублях по курсу ЦБ на такую-то дату", но заверили, что будет специально оговорено выведение подобных сделок из предмета регулирования нового закона. Понятно, что и поставочные форвардные контракты под юрисдикцию такого закона не подпадают. И вообще, разработчики считают бессмысленной разработку законодательства о срочных сделках, поскольку расчет по любой поставке происходит не мгновенно, а значит, любую сделку теоретически можно отнести к срочным.
По словам Виктора Плескачевского, законопроект будет вынесен на обсуждение участников рынка 18 ноября, а 28 ноября с учетом их замечаний будет подготовлен окончательный вариант, который и будет внесен в Госдуму в декабре.
В группе Тарачева придерживаются прямо противоположной точки зрения. Там считают, что никакой отдельный закон не нужен, достаточно поправок в действующее законодательство. Поправки можно вносить поэтапно в соответствии с разработанной группой "Концепцией развития срочного рынка", а начать следует с поправок в ГК, которые уже разработаны и, видимо, скорее всего, будут внесены в Думу на этой неделе. Кстати, на уже упомянутом обсуждении в Госдуме консультанты этой группы из Baker & McKinsey не согласились с коллегами из PwC, заявив, что "обычный закон могут не заметить, поэтому уже на первом этапе нужны поправки в ГК".
При этом авторы концепции отметают претензии депутатов-конкурентов, заявляя, что определить понятие срочной сделки легко, выделив в целях закона регулирование конкретного списка сделок — опционов, фьючерсов и т. п. И, в свою очередь, заявляют, что оппоненты до сих пор не смогли привести удовлетворительного определения понятия "производный финансовый инструмент".
Борьба противоположностей
Описанный спор можно было бы отнести к чисто теоретическим разногласиям экспертов рынка и юристов, если бы не одно важное обстоятельство. В работе группы Виктора Плескачевского и Игоря Артемьева активно участвует Российский биржевой союз; как раз его исполнительный директор Олег Рурин и рассказывал в Госдуме о ходе работы над законопроектом. Напомним, что основной тон в РБС задают товарные биржи.Концепция же Владимира Тарачева, судя по всему, готовится при активном участии экспертов ММВБ — хотя бы потому, что представитель этой группы сказал, что концепцию можно найти на сайте Национальной фондовой ассоциации, известной тесным взаимодействием с данной биржей. Кроме того, этот подход сильно напоминает концепцию, подготовленную рядом фондовых бирж во главе с РТС.
Что же не поделили товарные и фондовые биржи? Ведь на первый взгляд оба подхода дают участникам рынка столь необходимую им правовую защиту. Рискнем предположить следующее.
В настоящее время весь срочный рынок де-факто сводится к сделкам, базисным активом которых являются ценные бумаги и валюта. По действующим нормативным актам проводить такие сделки можно лишь на биржах, имеющих лицензии фондовых и валютных бирж соответственно. А там установлено жесткое регулирование таких сделок на основе анализа рисков. И даже если товарные биржи, не подчиняющиеся ни ЦБ, ни ФКЦБ, решат организовать торговлю этими инструментами на своих площадках, участники рынка туда не пойдут, опасаясь преследования со стороны регуляторов.
Иное дело, если эти нормативные акты окажутся незаконными в случае принятия нового законодательства. Фондовые биржи могут просто не успеть перестроиться — хотя бы потому, что на отмену ведомственных нормативных актов нужно время. Равно как нужно время, чтобы изменить действующие правила торгов, построенные исходя из расчета рисков в условиях отсутствия правового регулирования. А это означает, что у товарных бирж появляется реальный шанс захватить долю рынка. Особенно если учесть, что в тот промежуток времени, пока правительство будет решать вопрос о том, кого назначить регулятором, функции регулятора перейдут к комиссии по товарным биржам при МАПе, едва ли не половина членов которой является членами РБС.
Другое дело, если изменения будут происходить постепенно. Тогда у фондовых бирж появится возможность менять свои правила в соответствии с изменениями ситуации, а у участников рынка пропадет возможность сразу перейти на товарную биржу.
О том, что одной из главных задач противоборствующих сторон является именно установление контроля над фондовой частью срочного рынка, говорит и еще один факт. Все опрошенные Ъ участники разработки описанных версий законопроектов признали: биржевики и участники фондового рынка к работе над законопроектом привлекались, а представители реального сектора — практически нет. Что довольно печально. Во всем мире товарная часть является важнейшей составляющей срочного рынка, так как именно она позволяет хеджировать риски производителей и гарантировать стабильность их бизнеса.
ПЕТР Ъ-РУШАЙЛО