Сборник старых рассказов Эдуарда Лимонова сейчас смотрится грустно и достойно, как закрывшийся модный дом Ива Сен-Лорана. Эпатажность, что зашкаливала в 1970-1980-е, теперь застыла на определенной отметке, причем отметка с полным правом может именоваться лимоновской. Как в том анекдоте про заключение врача: "У меня для вас две новости. Хорошая — эта болезнь будет названа вашим именем".
Далеко не все из представленных в амфоровской книге рассказов прочли в России вовремя. Теперь они приобрели некоторый музейный оттенок. Международный мошенник, под видом епископа торговавший званиями мальтийского кавалера, и Миша Барышников, которому это звание хотели всучить ("Мальтийский крест"), и жертва собственного пиара, попавший в заложники французский шансонье ("Спина мадам Шатэн"),— все эти персонажи-экспонаты как будто сошли с экрана роскошного телевизора давно устаревшей модели. В увесистом томе с трудом найдешь столь же ярких, как сам страдающий и кайфующий Эдичка, персонажей: и "барин" Солженицын, по его мнению, не тянет на роль национального героя, и те персонажи, какими бравирует, например, Василий Аксенов, здесь — "лишние люди", способные лишь на вальяжные офицерские забавы в комфортабельной американской обстановке. Так и с женскими образами: среди всех этих "любимых женщин", "наглых русских девок" и "девочек-зверей" он — главная звезда, не случайно его дамам потом приходилось "доописывать" себя за него: "Это я, Леночка".Каждый рассказ помимо демонстрации до занудства выдержанной стильности является маленьким доказательством главенства искусства над всей, даже самой сердцевинной жизнью. Такое же во многом языческое поклонение искусству, как у битников, у Чарльза Буковски, только те артистично скрывали определенность, у Лимонова же все швы шиты белыми нитками: "Где мои женщины прошлых лет, где мои лучшие дни и ночи, проведенные в постели, где мой секс, вздохи, стоны, удовольствия? Исчезли без следа. А утра, проведенные с пишущей машинкой, остаются". Даже ради безгранично свободной психоделической образности он не в силах расстаться с дисциплинированностью русской литературной традиции. Он — усидчивый битник. Эта усидчивость роднит писателя с Энди Уорхолом. Если честолюбивый Эдичка хотел стать литературным Уорхолом, он добился своего: прием штамповки (главным образом собственного изображения) освоен им великолепно. И поскольку возможность дальнейшего роста никогда не закрывается, Лимонов — чуть ли не самый оптимистичный из современных писателей: для него время не уносит, а приносит новые смыслы.
Весь гуманистический сценарий классической русской литературы он разыгрывает в своем театре одного актера. За Эдичку, униженного и оскорбленного агентками ЦРУ из "Русской мысли" (не послали рукопись начинающего литератора Андрею Синявскому) и черствыми французскими издателями (не сделали бесплатного ксерокса его романа), вступаются Эд и Эдуард ("Обыкновенные шпионки", "...Hit me with a flower"). Он сам строит себе преграды, чтобы преодолеть их, в повести о настоящем человеке ("Когда поэты были молодыми"), сам себя пугает Эдди Крюгером (Night Supper) и сам рисует портрет Эдуарда Грея ("В сторону Леопольда").
Куда до него французскому писателю Фредерику Бегбедеру (Frederic Beigbeder), который вместо циничной констатации порочности современного общества (какую ожидаешь от произведения под названием "Каникулы в коме") создал легкую литературную оперетту. Фабула та же, что и в "Летучей мыши": муж клеит собственную жену. Главные действующие лица — красотка Анна Маронье и 27-летний Марк Маронье, "светский предатель, кухонный бунтовщик, наймит глянцевых журналов, застенчивый буржуа". Только вместо карнавала — пафосная вечеринка в клубе "Нужники" с финальным "смытием" гостей. Вместо музыки Штрауса — экстремальная электроника с вкраплениями Донны Саммер, Джули Круз и Led Zeppelin. Вместо новогодних масок список приглашенных "випов" — Борис Ельцин и Анри Баладюр, Жак Деррида и Тьерри Мюглер, Луиза Чикконе и Генри Чинаски. Вместо трогательной опереточной суеты — холодность четкого диджейского ритма. А вместо сбивающего с толку наряда "летучей мыши" — хорошая порция "Лоботомии" со льдом, из-за которой герой и не узнает свою суженую. Сам автор хоть и заявил, что "Каникулы в коме" написаны ради того, чтобы попрощаться с наркотиками, но компактный курс "лечения" (а действие бегбедеровского романа длится всего 12 часов) скорее направлен на возникновение побочных эффектов. А именно на то, чтобы побыстрее превратиться в легенды и мифы: "Каждый, кто жил в Париже в 1940-м, неизбежно становился персонажем Модиано". Почему же парижанам 1993-го не поселиться в книгах Бегбедера?
Великовозрастные инфантилы современной европейской прозы так напоминают нашу сказку "Праздник непослушания", что где-то в этой прозе должны завестись и состарившиеся дети. Действительно, 100-страничный этюд в депрессивных тонах 28-летней жительницы города Базеля Зое Дженни (Zoe Jenny) был принят немецкоязычной критикой на ура. Именно такой, оказывается, должна быть дебютантка. Без чувств, без эмоций, одна дома, родители развелись, дружбы нет, секс немоден. Девочка-амеба, до одури наглядевшись на свою родную швейцарскую деревню, лениво перебирается в "город контрастов" — бурный и неспокойный Базель. Видимо, дальше жительницу "комнаты из цветочной пыльцы" ждет что-то вроде бегбедеровских "каникул в коме". В Москву бы ее послать!
Эдуард Лимонов. Девочка-зверь. СПб.: Амфора, 2002
Фредерик Бегбедер. Каникулы в коме / Перевод с французского Ильи Кормильцева. М.: Иностранка, 2002 ("За иллюминатором")
Зое Дженни. Комната из цветочной пыльцы / Перевод с немецкого Г. Султановой. СПб.: Амфора, 2002