В прокат вышел фильм братьев Людвига и Пола Шаммасянов «Отступник» с Орландо Блумом в роли социально опасного рабочего. Ознакомившись с религиозно-сексуальными практиками героев, Михаил Трофименков решил, что уикенд в застенках Саурона предпочтительнее прогулки по английской провинции.
На первый взгляд антураж «Отступника» знаком по множеству фильмов в народном английском жанре «кино о подонках». Пролетарий Малки: два года отсидки за причинение тяжелых телесных повреждений в анамнезе, престарелая мама, секс на скорую руку с подавальщицей Эммой. Но если присмотреться повнимательнее, покажется, что дело происходит просто-таки в аду, куда злые силы низвергли эльфа Леголаса, с которым Блум обречен ассоциироваться.
Настораживает уже рабочая специальность Малки. Он разрушает церкви. Наверное, его «трудовая семья» — нормальная бригада, сносящая аварийные здания. Но поскольку на экране она обращает в щебень лишь одну церковь, складывается стойкое впечатление, что в современной Англии, как в России 1920-х, бушуют антирелигиозные преследования. Даже хуже: церковные ценности не изымаются в пользу голодающих Уэльса, а уничтожаются вместе с соборами. Иначе почему бы священник Пол (Чарли Крид-Майлз) так благодарил Малки, соблаговолившего отвинтить от распятия и отдать ему статую Христа, красовавшуюся перед обреченной церковью.
В этом Зазеркалье потусторонние силы подменили все представления о добре и зле, а кому молятся служители культа, подумать страшно. Бритоголового Пола проще представить в фанатской заварухе, чем в алтаре. Массивным канделябром он в процессе теологического спора орудует, как арматурой. Обрести же веру Пол смог, пройдя своеобразный мистический опыт: отрезав кухонным ножом голову отцу, насиловавшему его с колыбели, за что бедолага целых два года отсидел в психушке.
Чем благообразнее священник, тем опаснее. На исповедь к отцу Джимми (Джеймс Смайли) — розовые щеки, седой пушок, мягкая улыбка — опасно ходить, не прихватив кувалду. Малки в 12 лет как-то рискнул сходить в церковь в одиночку. Так до утра и не выбрался из церковного подвала, где Джимми его насиловал. Судя по тому, что исчезновение мальчика маму не обеспокоило, это укладывалось в религиозно-бытовые представления аборигенов.
Понятно, что «Отступник» выцеживает до капли бульварную конъюнктуру, питающуюся педофильскими скандалами, связанными часто с католической церковью. Но космическая наглость братьев Шаммасян восхищает. Никогда еще педофилия не представала нормой общежития, а не позорным исключением. Из фильма следует логический вывод, что любой подонок, дерущийся в пабах, калечащий подвернувшихся под руку клиентов супермаркета, цинично обходящийся с девушками или на худой конец отпиливающий папе голову, никакой вовсе не подонок, а нежная, ранимая жертва педофилии. Это наводит на размышления о судьбе британской традиции социального реализма.
Пролетарский жлоб стал национальным героем в 1950-х благодаря литературе и кино «рассерженных молодых людей». Но его безобразия были внятно социально мотивированы. Он и хотел бы, и мог стать нормальным членом общества, если бы оно не предопределяло его судьбу заранее, нагородив столько барьеров, что парню не остается ничего, как выплескивать классовый гнев в мордобое. Но со временем — притом что антураж, памятный по какому-нибудь «Одиночеству бегуна на дальнюю дистанцию», сохранился — социальный пафос подменил пафос сексопатологический. Социологи всегда утверждали, что инцест и педофилия — следствие тяжелых социальных условий. Теперь же следствие оказалось причиной.
Мораль из «Отступника», сколько бы режиссеры ни цитировали Евангелие, не извлечь никак. Разве что мораль, выведенную в рассказе Хармса о том, как Тикакеев убил Каратыгина ударом огурца по голове: «Вот какие большие огурцы продаются теперь в магазинах!»