Дважды по 10 315 дней

Больше 28 лет Берлин был разделен стеной. Больше 28 лет назад Берлинской стены не стало. Однако сегодня в Европе снова поднимают голову старые демоны тоталитаризма. О перспективах реставрации авторитарного начала "Д" рассказывает Франк Хофманн.

5 февраля 2018 года. Вполне возможно, что эта дата не привлекла к себе особого внимания даже в самом Берлине. И тем не менее для мегаполиса, некогда разделенного надвое, она имеет особенное значение. Она говорит нам об интеграции и надежде, о молодости, новом поколении берлинцев, уже не знающих, где именно проходила стена и где они сейчас, на старом Западе или на новом Востоке. 5 февраля 2018 года Берлин прожил без стены столько же дней, сколько городу пришлось мириться с этим позорным архитектурным клеймом. 10 315 дней простояла конструкция, посредством которой Эрих Хонеккер якобы хотел отгородить Западный Берлин и построил тюрьму прежде всего для граждан самой ГДР. 10 315 дней прошли с 13 августа 1961 года и до той счастливой ночи 9 ноября 1989 года, когда разделенный город вновь объединился. Другие 10 315 дней с этого момента истекли 5 февраля 2018 года.

В мемориальном комплексе "Берлинская стена" на Бернауэрштрассе — музее под открытым небом протяженностью чуть больше километра — несколько сотен туристов и группы школьников ежедневно вспоминают ужасы, связанные с этим сооружением. Родители показывают детям, что творилось, когда город с миллионным населением был разделен кирпично-бетонным монстром, самострелами, противотанковыми укреплениями и приказом открывать огонь на поражение, в результате чего семьи и друзья почти 30 лет существовали практически в параллельных мирах.

Эрих Хонеккер был секретарем ЦК СЕПГ, отвечавшим за вопросы безопасности, в частности за операцию "Роза" — строительство стены посреди города. Этим дело не ограничилось: став генеральным секретарем СЕПГ в 1971 году, Хонеккер продолжил взращивать бетонное потомство. Появилось еще одно поколение — стена получила свою серую внешность. На последние усовершенствования, запланированные на конец 1980-х годов, не хватило средств: ГДР была в изнеможении. Экономически, морально седые старцы во главе восточногерманского государства рабочих и крестьян не знали, чем ответить на перемены в СССР.

Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев с его перестройкой и гласностью дал старт переменам, приведшим к свободе мнений. Он призвал обсуждать проблемы ради спасения социализма. Число восточных немцев, подавших ходатайства о выезде, неуклонно росло, стена стала прозрачнее. Давление в котле под названием ГДР усиливалось.

Город может радоваться всем тем новым берлинцам... и гордиться ими, потому что эти люди презирают орбанов, качиньских и трампов

Это тоже можно увидеть сегодня в экспозиции на Бернауэрштрассе и в Музее дворца слез у станции "Фридрихштрассе". В центре внимания — прошлое. На Фридрихштрассе посетители могут пройти через бывшие окошки паспортного контроля, где все западногерманские туристы, приезжавшие в Берлин, получали представление о немецком тоталитаризме конца XX века по суровым манерам гэдээровских пограничников перед обязательным обменом валюты.

Гости Берлина проявляют большой интерес к этому музею. Но причин для страха у них сегодня нет. Неподдельное волнение они испытывают, как правило, лишь тогда, когда, как прошлым летом, их снова не пускают на наблюдательную вышку мемориального комплекса, поскольку лестницу в очередной раз пора ремонтировать. Старая караульная вышка пограничников Национальной народной армии и парочка фрагментов стены, сохранившихся напротив нее, очень востребованы в качестве фона для киносъемок, от которого некоторых сегодня пробирает до приятных мурашек по коже. Музей пользуется достаточной популярностью — около 1 млн человек посещают его ежегодно.

Комплекс "Берлинская стена" регулярно занимает вторую строчку в рейтинге самых посещаемых музеев современной истории в Берлине. Первое место удерживает информационно-выставочный центр "Топография террора" на Нидерхирхнерштрассе, где некогда находилось гестапо. Плюс есть частный музей Берлинской стены у Чекпойнт Чарли (КПП "С"), стабильно привлекающий около 800 тыс. посетителей в год. Бывший солдат вермахта Райнер Хильдебрандт открыл его вскоре после строительства стены, 19 октября 1962 года, отчасти в качестве своеобразной попытки искупления, но прежде всего в знак протеста против бетонной стены. Для восточных берлинцев она была настолько непреодолимой, что они шли на колоссальные издержки, пытаясь ее преодолеть. В Музее стены представлены малолитражные автомобили с потайными укрытиями для пассажиров, специальные лестницы, летательные аппараты, с помощью которых люди рассчитывали пересечь границу. Подавленность, страх, которые она вызывала, остались в истории.

Но европейская история, увенчавшаяся ее строительством и появлением самого известного манифеста холодной войны, вновь на повестке дня. Эта история, в XX веке приведшая к двум катастрофам мировых войн и холокосту, 28 лет спустя после падения Берлинской стены и 56 лет спустя после ее строительства напоминает о себе в полную силу. То, что мир с правым популистом в вашингтонском Белом доме и Европа с политикой Варшавы и Будапешта, а также с "Брекситом" снова вернутся к обсуждению вопросов, давно казавшихся выясненными, многих по-настоящему удивляет.

Национализм бросает вызов проекту европейского единения, а вместе с ним и мечте о том, что после стены и колючей проволоки старый мир наконец найдет себя, объединенный на фундаменте права. Вдруг стало ясно, что правительства стран ЕС за двадцать с лишним постперестроечных лет где-то недоработали, непростительно упустили великий шанс объединения Европы и недостаточно интегрировали континент. "Мы должны захотеть, чтобы у нас появилась эта новая Европа",— говорит Лех Валенса, в прошлом лидер польского движения "Солидарность", стоявшего у истоков падения Берлинской стены. Но почему радость, вызванная этим падением, не привела к появлению структур, исключающих реставрацию национализма? Как это могло произойти?

Культурным символом трансформации стал прежний центр раздела континента — Берлин. В восточной части города в 1990 году за несколько месяцев были заняты около 120 домов, практически пустовавших. Художники, экзистенциалисты, любители философии со всего мира, а также молодые жители Западного Берлина, не желавшие платить арендную плату, несколько лет экспериментировали с новыми жизненными концепциями.

Символом этого стал арт-центр "Тахелес" на Ораниенбургерштрассе. Российские художники в духе операции рыцарей ножа и кинжала устроили на заднем дворе инсталляцию из двух истребителей МиГ, не особо задумываясь, насколько это позволительно, ведь искусству можно все. В Берлине принцип everything goes (дозволено все) претворялся в жизнь.

Годы спустя некоторые эксперты пришли к мысли, что эта акция могла быть расценена как нарушение закона о контроле над вооружением. Но к тому времени художники уже снова сидели на упакованных чемоданах. Это был период, когда государственная жажда все зарегулировать захлебывалась в масштабах задач. Кто мог выявлять факты незаконного подключения к сетям и бесплатного потребления электричества, когда этим занимались в каждом втором доме, поскольку гэдээровская экономика потерпела крах?

В центре Берлина среди недели как будто наступали выходные, когда диджеи без гонорара, при свечах и всякий раз в новом месте устраивали в ветхих домах дискотеки. Они играли, вопреки расхожему мнению, не только электронную музыку, а все, что могли воспроизвести динамики: рок-поп-техно-хаус. Димитри Хегеманн уже открыл свой самый знаменитый техно-клуб в мире ("Трезор" на Ляйпцигерштрассе). Лав-парад год от года привлекал все больше участников. Берлин бурлил, словно пытаясь с помощью плясок на вулкане поскорее предать забвению тяготы раздела.

В берлинском Сенате с 1991 года и в течение шести лет главный архитектор делал все, чтобы стереть последствия раздела из архитектурной памяти. На Потсдамер-плац рядом с культовым "Трезором" заработали краны, и на улице любителей техно встречал грохот отбойных молотков. Вследствие раздела в городе было в два раза больше драматических и оперных театров, чем требовалось с точки зрения здравого смысла, в конечном итоге это позволило немецкой столице добиться культурной гегемонии на немецкоязычном пространстве. Сейчас в театральном мире никто не может пройти мимо Берлина.

Аугустштрассе в районе Берлин-Митте в тот период превратилась в улицу ателье бедных художников. За этим стояла политика муниципальной строительно-жилищной компании района, в связи с которой Берлину по сей день продолжают завидовать прочие города. На рассмотрение исков прежних владельцев недвижимости и их наследников, среди которых было много еврейских семей со всего мира, судам требовались годы. В переходный период с художниками заключались годовые договоры, по которым город взимал только плату за электричество и отопление. Преимущества состояли в том, что дома хотя бы не разрушались дальше. Художников сменили галеристы, превратившие ателье в выставки. К тому моменту, когда президент США Билл Клинтон прибыл с визитом в Берлин, в городе уже было возможно все. И люди с нетерпением ждали, что он скажет в развитие тезиса Джона Ф. Кеннеди: "Я — берлинец".

Итак, Клинтон. 1994 год, июль, Бранденбургские ворота. "Мы вместе стоим там, где сердце Европы было расколото на две половинки, и празднуем единство",— обратился американский президент к берлинцам. Вершины спичрайтерского искусства: "Мы стоим там, где суровые бетонные стены разделяли матерей и детей, и мы собрались здесь как одна семья. Мы стоим там, где те, кто жаждал новой жизни, обретали смерть, и свершившееся обновление исполняет нас радостью,— говорил президент США, вербально массируя измученную душу Берлина, особенно западной его части.— Граждане Берлина! Вы победили в вашей долгой борьбе. Вы доказали, что ни одна стена не может навечно заточить могучую силу свободы".

Новаторам, превращавшим боевые истребители в объекты искусства, и диджеям, чье хобби начинало становиться хорошо оплачиваемой профессией, тогда все это казалось немного смешным. Они уже давно жили тем, что вылилось наконец в "кульминационный" тезис Клинтона: "Берлин — свободный город". Это знали все.

Но двадцать с лишним лет спустя эта же речь вселяет надежду пред лицом правых популистов и "раскольников", дающих ответы XIX века на вопросы века XXI. Итак, Берлин уже 28 лет живет без стены. Сегодня он стоит в одном ряду с крупными мировыми европейскими столицами — Лондоном, Парижем. И потому пришло время принять политические вызовы этого мира. Какой город может более решительно воспротивиться реставрации авторитарного начала, чем тот, который пережил раздел и как ни один другой пострадал от диктатуры бетона? Берлин может радоваться всем тем новым берлинцам, которые живут здесь сегодня, и гордиться ими уже потому, что эти люди презирают орбанов, качиньских и трампов.

Важно показать, чему мы, берлинцы, научились за 28 лет без стены позора