 |
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕБЕДЕВ |
В президентской администрации милиционер, на секунду бросив взгляд на входную дверь, вытягивается в струнку и берет под козырек. На пороге — бывший президент Ингушетии Руслан Аушев. Увидев меня, Аушев удивляется:
— А ты что здесь делаешь?
— Пришла взять интервью у Казанцева.
— И я к Казанцеву,— снова удивляется Аушев и, недоуменно пожав плечами, сообщает: — Всю неделю звонили, приглашали. Не знаю, что от меня надо.
Мы поднимаемся в приемную полпреда президента РФ в ЮФО. Минут пять Аушев листает свежую газету, поглядывая на часы.
— Встреча назначена на два часа,— говорит Аушев.— Сейчас ровно два. Если через пять минут не пригласят, я уйду.
В шесть минут третьего Аушев поднимается с кресла и направляется к выходу.
— Куда вы? — испуганно вскрикивает секретарь полпреда.
— Я человек военный. Во всем люблю точность. У меня на ожидание времени нет,— коротко отвечает Аушев и кивает мне на прощание.— А ты ко мне на работу заходи.
В четырнадцать десять двери кабинета полпреда распахиваются. В приемную выходят многочисленные помощники.
— Где Аушев?
 |
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕБЕДЕВ |
— Как ушел? — изумляются помощники и бросаются вдогонку.
Минут через десять они возвращаются.
— Не догнали?
-- Догнали. Но вернуться отказался наотрез.
"Мне 'Чапаев' очень нравится"
Среди многочисленных вывесок ресторанов и бутиков в Камергерском переулке не сразу увидишь металлическую табличку с названием комитета по делам воинов-интернационалистов. Председатель комитета Аушев занимает довольно уютный кабинет. Однако по сравнению с роскошными апартаментами в президентском дворце в Магасе он кажется весьма скромным. На полу вместо мягких ковров ручной работы — ковролин, вместо изысканных мебельных гарнитуров — офисные столы и стулья. Аушев, которого я привыкла видеть в генеральской форме или строгом деловом костюме, одет в простой черный свитер и брюки.
— Вот, живу теперь в свое удовольствие! Телефон не трещит, советы с указаниями давать не надо. Друзья, спорт, книги. Недавно фильм посмотрел — "Чапаев". Он мне очень нравится.
— Любите старое кино?
 |
| Фото: СЕРГЕЙ МИХЕЕВ |
| "На выборах в Ингушетии были беспрецедентные нарушения. Мы поймали за руку несколько человек с фальшивыми бюллетенями" |
— А в кинотеатры ходите?
— На "Олигарха" ходил. Больно много вокруг него шума было. Интересно стало.
— Как впечатление?
— Неплохой фильм. Там много жизненных приколов. Но, что бы там ни говорили, "Олигарх" снят про Березовского. Про шефа вашего,— смеется Аушев.— Причем он предстает там в таком образе, что еще несколько таких фильмов, и ему можно будет баллотироваться в президенты. Впрочем, не только ему, всем остальным олигархам тоже.
Звонит телефон. Аушев берет трубку.
— Нет, нет, я не буду это комментировать,— обрывает он собеседника и объясняет, положив трубку: — Журналисты звонят, просят дать интервью по поводу событий в Ингушетии. Я всем отказываю.
— Почему?
— Потому что в Ингушетии сейчас новый президент.
 |
| Фото: ДМИТРИЙ ЛЕБЕДЕВ |
| "Говорят, в Чечне похищают людей. А здесь их не похищают? Вон в центре Москвы воруют таких людей, как вице-президент ЛУКОЙЛа" |
— Я принципиально считаю, что сейчас не должен вмешиваться в дела республики. В Ингушетию пришла новая команда. Пусть теперь они работают. Сделают лучше, чем мы,— молодцы, нет — не мне их судить. Говорят, Ельцин лезет в дела Путина. Я считаю, это неправильно. Старая власть не должна пытаться навязать свое мнение.
— Вы хотя бы контактируете с новым президентом Ингушетии?
-- Нет
"Вся моя яркость в том, что я говорил, что думал"
— Почему вы заняли такую отшельническую позицию?
— Почему отшельническую? Я живу полноценной жизнью. Занимаюсь проблемами ветеранов войны. Это очень хорошая работа — оказывать помощь людям, она как раз мне по душе. В масштабах СНГ проблем очень много. 288 военнопленных и без вести пропавших только по Афганистану. Матери ждут известий десятилетиями, и мы занимаемся их поиском. Мы ведем большую работу по медико-социальной реабилитации.
— Я имею в виду ваше неучастие в политической жизни.
— Я нисколько не сожалею, что отстранился от политики. Политика — это очень грязное дело.
— Странно слышать такую банальность от человека, который несколько лет считался самым ярким публичным политиком на Кавказе.
— Вся моя яркость в том, что я никогда не врал и говорил, что думал. А профессиональный политик никогда не говорит, что думает. Можно пожить одним днем, можно прогнуться, но у меня же фамилия не на асфальте написана! Пойми, я ведь никогда не рвался во власть. Ни в 1993 году, ни в 1998 году я не провел ни одной встречи с избирателями, не потратил ни одной копейки на рекламу. Девять лет назад в этот кабинет, где мы с тобой сидим, принесли 100 тысяч подписей и сказали: "Мы тебя проклянем, если ты не приедешь в республику". Я сказал: "Ладно, буду баллотироваться".
— Тогда почему же вы проигнорировали народную волю, когда после вашего заявления о сложении с себя президентских полномочий сотни людей умоляли вас вернуться? Я была в те дни в Ингушетии и видела, как перед трапом самолета, по которому вы спускались, даже старики опускались на колени.
— Мое решение было обусловлено политической целесообразностью.
— Но есть и другая версия — что вы сложили с себя полномочия из-за давления со стороны федерального центра.
— Если бы федеральный центр оказал давление, я бы, наверное, испугался,— улыбается Аушев.— Тогда на президентских выборах я бы, наверное, поддержал Зязикова. Логично?
"Я подумал: какой смысл сидеть в этом заведении?"
— Считается, что вы никогда не были в числе послушных Кремлю глав регионов.
— Это правда,— смеется Аушев.— Я мог бы оставаться в кресле президента Ингушетии еще девять лет и каждый раз получал бы на выборах более 80%. И федеральный центр, используя все свое влияние в регионе, помешать этому не смог бы. Когда я объявил о своем уходе, три дня люди стояли и просили меня не подписывать заявление. Три дня!
— Через несколько месяцев вы со скандалом ушли из Совета федерации. Вы сделали это, чтобы привлечь внимание к выборам в Ингушетии?
— Когда меня делегировали в Совет федерации, я сразу стал ставить вопросы, касающиеся Пригородных районов Осетии, где органы власти до сих пор открыто препятствуют возвращению ингушского населения, чеченских беженцев, проживающих в Ингушетии. Ведь было понятно, что федеральный центр хочет выдавить их назад в Чечню. Никто даже ухом не повел. Я увидел, что эти люди пришли сюда с другими задачами. В большинстве своем их прислали лоббировать групповые или частные интересы. Масла в огонь подлила ситуация с президентскими выборами в Ингушетии, где были беспрецедентные нарушения закона. Я говорил: давайте поедем в регион, мы же Совет федерации, Ингушетия — это субъект федерации, давайте доложим палате о том, что происходит. Но они даже группу не сформировали. Я подумал: какой смысл сидеть в этом заведении? Потом какой-нибудь простой житель Ингушетии скажет мне: "Руслан, почему ты не решил мою проблему?" Я же не буду говорить ему, что Совет федерации беспомощный, что у нас вот такие плохие законы, чиновники бездушные. Он скажет: "А-а, ты такой же!" Я так не могу.
— Вы утверждали, что на выборах против вашей команды был использован федеральный административный ресурс. Что именно вы имели в виду?
— Я в самом кошмарном сне не мог представить, что Гуцериева будут снимать через Верховный суд РФ, изымать документы из совещательной комнаты Верховного суда Республики Ингушетия. Я был в шоке, когда судья Верховного суда РФ, который толком фамилию Хамзата не мог прочитать — у него явно не было времени на изучение дела,— просто опустил голову и вынес постановление о снятии его кандидатуры. Силовыми структурами были блокированы избирательные участки, за три часа до выборов чуть не сняли Амирханова. Мы поймали за руку несколько человек на избирательных участках во время второго тура с фальшивыми бюллетенями в пользу другого кандидата.
— Какого?
Бывший президент Ингушетии откупоривает бутылку минеральной воды.
— Пить хочешь?
Я подставляю стакан.
"Всевышний далеко, федеральная власть близко"
— Люди в республике все знают,— говорит Аушев, наливая мне воды.— Многие поначалу возмущались, но результат был нулевой. Всевышний далеко, федеральная власть близко. А что было делать? В этой ситуации могло все произойти. Рядом Чечня. Одна провокация — и дело могло дойти до кровопролития. Пострадали бы люди. Любое кресло, даже президентское, не стоит таких жертв.
— Насчет кровопролития не преувеличиваете?
— Просто я знаю цену человеческой жизни. В Афганистане был случай, когда в меня стреляли с шести метров и промахнулись. Мы шли поперек ущелья по картофельному полю. Я шел первым по левому флангу. За мной двенадцать человек. Слева — пустой арык, заросший кустарником. Я вдруг седьмым чувством понял: засада. Заметил, как мелькнула чалма, потом увидел ствол и услышал удар курка по бойку — "тах". Рядом просвистела пуля. Я только успел крикнуть: "Душманы!" и прыгнул назад. В жизни не делал такого кульбита! Упал на поле, а за мной попадали все солдаты. Грядки были глубокие, и получилось, что, когда началась стрельба, пули пошли поверху. Потом мы вскочили, стали их гранатами забрасывать, потом еще рота подошла. Всех перестреляли. Оказалось, душманы сидели в арыке. Они решили меня первого снять, а потом воспользоваться замешательством и всех перебить. Я хорошо помню этот день — 8 августа 1980 года.
Аушев смотрит на часы.
— Торопитесь? — спрашиваю я.
— Договорился сегодня с друзьями встретиться,— улыбается Аушев.— Ты в карты играешь?
— Честно говоря, нет.
-- Тогда поехали просто так, за компанию
 |
| Фото: ДМИТРИЙ ДУХАНИН |
Через четверть часа подъезжаем к зданию МЧС России.
— Тут работает мой друг,— объясняет Аушев.— Герой Советского Союза, генерал-полковник, замминистра по чрезвычайным ситуациям Валерий Александрович Востротин.
При виде Аушева секретарь замминистра тут же достает из шкафчика чайную посуду. Мы заходим в кабинет. Востротин сразу пригласил нас в крохотную комнатку, расположенную слева от основной части офиса. В комнате сидит еще один человек. Он с некоторым усилием встает с кресла, чтобы пожать руку Аушеву. Похоже, вместо ноги у него протез.
— Володя,— представляется он.
Мужчины рассаживаются вокруг маленького столика. Володя сдает карты. Секретарь Востротина приносит чай и неслышно закрывает за собой дверь.
— Вот, Лена, мои друзья,— говорит Аушев, глядя в раскрытый карточный веер.— Володя тоже в Афганистане был. Большой, очень большой период моей жизни связан с войной. И, знаешь, мне в Афганистане воевать было в сто раз легче, чем быть президентом Ингушетии! Я ведь в 27 лет стал Героем Советского Союза. Я был как космонавт. Я получал в день по 300 писем от девушек. С различными предложениями: от переписки до личной дружбы. А в 37 лет я стал генералом. Это был фантастический период! Хотя жили в Афганистане мы очень скромно, в палатках.
— Вы поэтому так переживаете за чеченских беженцев?
— Без шуток. Именно поэтому я отлично их понимаю! — восклицает Аушев.— Но мы-то были на войне, и мы мужчины, а среди беженцев в основном женщины и дети. Конечно, надо бороться с террористами. Надо! Но нельзя всех называть преступниками. Есть суд. Есть презумпция невиновности. Говорят, в Чечне похищают людей. А здесь их не похищают? Вон в центре Москвы воруют таких людей, как вице-президент ЛУКОЙЛа. Говорили, что все проблемы из-за Аушева. Теперь вот Грузия виновата. Я уже год как не президент. Год! Что, лучше стала ситуация? Беженцы ушли в Чечню или война в Чечне прекратилась?
Тем временем по телевизору "Новости" показывают репортаж об очередной поездке Владимира Путина по стране.
— Вы с Путиным когда последний раз виделись?
— Давно. Я как-то случайно с ним столкнулся на одном из совещаний по проблемам ветеранов. Он спросил меня: "Как дела?" Я ответил: "Отлично". На том и попрощались.
— Видимо, после этой встречи президент вдруг заявил, что ваш потенциал необходимо использовать. Если он попросит вас вернуться в политику, вернетесь?
— Смотря о каком потенциале пойдет речь.
Афганский друг сдает новую партию.