Сегодня открывается 71-й Каннский кинофестиваль. В его программе — мировые премьеры фильмов Жан-Люка Годара, Ларса фон Триера, Асгара Фархади, Аличе Рорвакер, Цзя Чжанкэ, Вима Вендерса, Джафара Панахи, Сергея Дворцевого, Сергея Лозницы и других знаменитых режиссеров. В главном конкурсе участвует картина Кирилла Серебренникова «Лето», посвященная эпохе альтернативной рок-культуры 1980-х годов. С исполнителем главной роли Майка Науменко, известным музыкантом, лидером и вокалистом группы «Звери» Ромой Зверем, побеседовали Борис Барабанов и Андрей Плахов.
— Группа «Зоопарк» в масштабах страны была гораздо менее популярна, чем «Кино», а Майк Науменко был далеко не столь узнаваемым и героическим персонажем, как Цой. Вы в юности слушали «Зоопарк»?
— «Зоопарк» действительно был не очень популярной группой в Таганроге в отличие от группы «Кино». И «Зоопарк» я в принципе не слушал. Но у нас в компании музыкальной, таганрогской, когда ребята собирались с гитарами, они играли некоторые их песни. Так что «Зоопарк» я узнал больше не с кассет или оригинальных записей группы, а из уст друзей.
— Можете ли вспомнить, кто из русских рок-музыкантов был наиболее популярен в Таганроге вашей юности, в 1980–1990-е? Кого любил народ?
— На самом деле не было кого-то одного суперпопулярного. Слушали все подряд, начиная от «Кино», «Зоопарка», «Аукцыона», Гребенщикова и так далее. Плюс еще иностранные различные группы. Слушали все, что привозили из Москвы или еще откуда-нибудь, какие-то новинки.
— Режиссер Александр Войтинский снимал первые клипы «Зверей» как маленькие фильмы, подходил к ним как к настоящим сценариям, выстраивал характеры персонажей. Можете ли сравнить его метод с методом Кирилла Серебренникова?
— Это разные люди, и методы и подходы у них абсолютно разные. По-моему, это должно быть понятно любому человеку. Единственное, что их объединяет,— это порядочность и доброта.
— У вас была песня «В этом городе нет рок-н-ролла», в ней вы описываете «тухлый» и «кислый» мир, в котором идеалы вашей юности преданы. Как вы считаете, эта песня теряет актуальность или, наоборот, со временем обретает ее?
— Я вообще не слежу за актуальностью своих песен. Это во-первых. А во-вторых, рок-н-ролл — устоявшееся классическое явление. И, наверное, сам по себе он уже не является чем-то современным и актуальным. Понятно, что он и не может быть таковым, он стал классикой. Да, наверное, это и не нужно. Просто все упрощается, а рок-н-ролл — музыка не то чтобы сложная, но она требует навыков, трудов. Хотя бы научиться играть на музыкальном инструменте — неважно, барабаны это, гитара, клавиши, бас и так далее. Это несложно, просто отнимает много времени, а люди ленивые, они не хотят учиться. Проще взять бит, микрофончик и записать рэпчик. Гораздо проще. Поэтому эта музыка сегодня актуальнее, чем рок.
— В свое время ваши песни были источником вдохновения для режиссера Валерии Гай Германики, она видела в вас родственную душу, а в ваших песнях — идеальный саундтрек к своим фильмам. Как складываются ваши отношения сейчас?
— Давно не виделись, пути разошлись. Пока, на данном этапе. Не знаю, что будет дальше. Но пока так.
— Что вас привлекло в сценарии и замысле Кирилла Серебренникова? В какой степени вы перевоплощались в другой образ, а в какой — играли проекцию самого себя?
— Вообще, сценарий переписывали. Да дело и не в сценарии — дело в личности, в Кирилле Семеновиче. Меня привлекла работа над фильмом с таким талантливым режиссером. Потому что подобное происходит у нас в стране нечасто, поучаствовать в таком хорошем большом кино не получается даже у некоторых актеров, не говоря уже обо мне, о музыканте. А по поводу перевоплощения — да нет, там особо установок не было от режиссера, просто больше, наверное, играл самого себя, и, уже когда фильм был смонтирован, я нашел очень много общего в моей музыкальной карьере и в жизни Майка. Какие-то параллели провел уже позже, спустя большое количество времени после съемок фильма.
— Как решалась проблема записи песен Майка Науменко?
— Никакой проблемы не было в принципе. Я исполнял песни так, как я чувствовал их. Потому что тексты искренние, простые, там выдумывать ничего не надо — просто исполняй, и все. У нас была небольшая проблема с Цоем, но об этом позже когда-нибудь.
— Почему, на ваш взгляд, авторы фильма обратились к эпохе 1980-х? Есть ли сегодня в музыкальной культуре что-нибудь общее с тем временем?
— Фильм рассказывает об отрезке, когда еще не началась перестройка, но вот-вот должна была. Тогда происходила небольшая революция в сознании людей, начинала появляться абсолютно другая жизнь, какая-то свобода. Фильм о последних годах этого времени, после которого началось все. Музыканты начали ездить на гастроли, появился некий шоу-бизнес, каждый стал сам по себе. Все, в общем-то, что мы видим до сих пор. А фильм как раз о том времени, когда все дружили, когда никто еще ничего не делил: ни славу, ни деньги, ни привилегии. Это фильм об ушедшей эпохе, которая не повторится, да и не надо.
— Что вы почувствовали, когда съемки прервались из-за ареста режиссера? И что чувствуете сейчас, когда фильм отобран в главный конкурс Каннского фестиваля?
— Когда Кирилла арестовали в Санкт-Петербурге на съемках фильма, вся наша дружная команда находилась дня три в состоянии шока. Но никто никуда не разъехался, все ожидали каких-то решений от продюсеров, да и вообще от всех, потому что все понимали, что это просто подлость и удар ниже пояса. Такое гадкое дело. Сам кинопроцесс очень сложный, и не так просто собрать всех тех людей, которых мы собрали. Но вся наша кинокоманда приняла решение продолжать съемки без Кирилла, насколько это вообще было возможно. Собственно, мы так и сделали, потому что нам было очень важно снять этот фильм. Когда пришли новости от Каннского фестиваля, конечно, мы все обрадовались. Мы искренне хотели снять прекрасный фильм, и мы искренне верим в то, что у нас это получилось. Поэтому и такой результат: фильм на фестивале.