Социальный страус

Страусиный веер в гробнице Тутанхамона и драгоценный груз перьев на «Титанике» — лишь эпизоды в богатой истории отношений человека и страуса. В конце XIX века благодаря этим то ли зверям, то ли птицам, а также выходцам из Российской Империи южноафриканский городок Оудсхорн превратился в мировую столицу страусоводства

СЕРГЕЙ МАНУКОВ

Удар ноги страуса — толчок к прогрессу

Во второй половине XIX века южноафриканский городок Оудсхорн производил унылое впечатление. Он находился в Капской колонии Великобритании примерно посередине между Кейптауном и Порт-Элизабет, в полусотне километров от океана. Первым европейцем, посетившим это забытое богом место в январе 1689 года, был голландский лейтенант и исследователь Исак Схрейвер.

Европейцы начали селиться в этих краях веком позже. В подавляющем большинстве это были африканеры, потомки колонистов из Голландии (буров), Франции и Германии. На берегах реки Гроббеларс вокруг голландской реформатской церкви, воздвигнутой в 1839 году, медленно рос городок. Сначала он, правда, назывался Вельдсундорп. Свое второе название — Оудсхорн — он получил в честь дочери голландского барона Питера ван Оудсхорна, назначенного Ост-Индской компанией губернатором Капской колонии, которая до Венского конгресса 1814 года принадлежала Нидерландам. Оудсхорн так и не попал в Кейптаун, который тогда назывался на нидерландский манер Капстад. Он умер на борту корабля в 1772 году во время длительного плавания к южной конечности Африки.

О глубокой провинциальности Оудсхорна в первой половине XIX века свидетельствовал не только толстый слой пыли на улицах, но и то, что первая маленькая школа в нем открылась на пару десятков лет позднее церкви. Оудсхорнцы выращивали в основном зерно, табак, а также виноград, из которого делали вино.

Жизнь в Оудсхорне текла размеренно. В шестидесятые годы позапрошлого века в городке появились муниципалитет и Сельскохозяйственное общество, затем началось строительство большой церкви. Жизнь, казалось, начала обретать городской колорит, но засуха 1859 года подкосила экономику не только Оудсхорна, но и всего юга Африки и привела к повальной бедности. Засуха продлилась десять лет. Ее сменили затяжные ливни с наводнениями.

Казалось, Оудсхорну суждено навсегда остаться захолустной бедной деревней, но в следующие пару десятилетий произошло чудо — депрессивный поселок превратился в процветающий город, жизнь в котором била ключом. Главную причину процветания Оудсхорна можно назвать одним словом — страусы.

Огромные воробьи

Древние греки называли страусов и воробьев одним словом — struthus. Во избежание путаницы к страусам начали добавлять слово megas (огромный). Известно, что страусы водились в районе Средиземноморья еще в V веке до н. э. Изображения этих птиц украшают стены многочисленных пещер Черного континента.

Страусы — самые крупные птицы на планете. Рост взрослого самца может достигать 2,5 метра, а вес — 130–140 кг. От остальных пернатых они отличаются не только размерами, но и неспособностью летать и петь. Эти недостатки страусы компенсируют быстрым бегом. Это самые быстрые живые существа, передвигающиеся на двух ногах. Они способны развивать скорость до 70 км/час.

Кроме быстрых и сильных ног, удар которых может быть смертельным для человека, страусы обладают отличным зрением, но маленьким мозгом. Они всеядны, но предпочитают вегетарианскую пищу и лишь изредка поедают маленьких ящериц и змей. Самцы держат гаремы из двух-пяти самок, поэтому в общем гнезде может находиться от 15 до 20 яиц, кстати самых крупных в птичьем мире. Они в 40 раз больше куриных и обладают очень прочной и толстой скорлупой — африканские племена хранили в них воду.

Наверное, благодаря таким большим отличиям страусы всегда вызывали у людей неподдельный интерес. Достаточно вспомнить миф, запущенный, к слову, древнеримским писателем Плинием Старшим, о том, что испуганные страусы прячут голову в песок. Еще один миф, родившийся во времена раннего христианства, гласит, что

у страусов, как говорится, луженый желудок и что они могут переварить все, включая железо. Поэтому на гербе австрийского городка Леобен, который в старые времена славился искусными кузнецами, до сих пор красуется страус.

Аристотель считал страусов частично птицами, частично животными. Любопытна арабская легенда о происхождении страусов. Когда Аллах призвал к себе все живые создания, чтобы разделить их по видам и дать им имена, страус остался стоять в сторонке, решив, что он не относится ни к птицам, потому что не умеет летать, ни к зверям, потому что у него две ноги.

«Ты встал отдельно от собратьев,— сказал ему Аллах,— и выбрал одиночество. Ну что же, это твой выбор. Так сему и быть!»

Семиты и шумеры считали страусов демонами, слугами Матери (богини) тьмы Тиамат. В Древнем Египте страусам, как, впрочем, и другим животным и птицам, придавалось большое религиозное значение. Египтяне ассоциировали их с богиней истины, справедливости, закона и миропорядка Маат. Их перья почитались как эмблема бога воздуха Шу и символизировали правду и истину.

Арабы считали, что в страусов часто вселяются джинны. Бушмены до сих пор уверены, что страусы обладают сверхъестественными способностями. Танцы, подражающие движениям этих птиц, тысячи лет были непременной составной частью ритуалов африканских племен.

Прибыльнее золотых приисков

Любопытство у людей часто переплеталось с практическим интересом. Страусов всегда ценили за перья. Достаточно сказать, что страусиные перья нашли, например, в гробнице Тутанхамона. Большой популярностью они пользовались и в Древнем Риме, где, кстати, страусиное мясо считалось большим деликатесом и подавалось на императорских пирах. В более поздние времена моду на страусиные перья вернули английская королева Елизавета I и французская Мария-Антуанетта, украшавшие ими шляпки. Большими поклонниками их были Наполеон, королева Виктория и даже Элтон Джон.

«Хорошо одетая женщина,— писал на рубеже XIX и XX веков один известный критик моды,— сейчас должна быть похожа на птичку, только что вылетевшую из гнезда. Если хотите, чтобы вас считали этой зимой модной, носите перья».

В XIX веке страусиные перья попадали в Европу, а позднее и в Америку главным образом с юга Черного континента, из Капской колонии, которая в 1910 году объединилась вместе с остальными британскими колониями региона в Южно-Африканский Союз (ЮАС). Южно-Африканской Республикой (ЮАР) он стал в 1961 году после обретения независимости.

В Оудсхорне круглый год отличная погода: теплое сухое лето и солнечные зимы. Утверждения оудсхорнцев о том, что солнце в их городе светит 365 дней в году и что у них четыре лета, не такое уж и большое преувеличение. Засушливый и теплый климат плоскогорья Малого Кару, на котором находится Оудсхорн, идеально подходит для разведения страусов, а аллювиальные почвы — для люцерны, любимой еды этих птиц.

Отцом страусоводства в Южной Африке считают Джоэля Майерса. Этот фермер из Абердина, городка в Большом Кару недалеко от Оудсхорна, первым в 1863 году сумел одомашнить диких страусов.

Соседи Майерса быстро поняли, что разведение страусов выгоднее земледелия, и начали по его примеру загонять птиц в просторные загоны, огороженные высокими заборами. Еще одним толчком, способствовавшим развитию страусоводства, стало изобретение шотландцем Артуром Дугласом в 1869 году страусиного инкубатора.

Страусиный хаб на Темзе

Лондонская The Times еще в 1864 году предрекла, что страусоводство по прибыльности скоро превзойдет «золотые прииски Австралии, Калифорнии и Ванкувера». Рост благосостояния населения в Оудсхорне и прилегающих районах действительно был втрое выше, чем в среднем в Капской колонии.

Естественно, прибыль от страусиного бума распределялась неравномерно. Например, буры, продолжавшие выращивать виноград и табак, оказались в стороне от страусиной лихорадки. Участвовать в распределении сверхприбылей от разведения страусов изначально могли лишь сотни человек, потому что как само страусоводство, так и выращивание люцерны создавали не так уж и много рабочих мест. Например, страусоводы нанимали батраков лишь на восемь месяцев, а остальное время управлялись сами. Цены на страусиные перья стремительно росли. В 1821 году Капская колония вывезла в Англию 1230 кг перьев на общую сумму 115 590 риксдолларов (£8700). Через треть века, в 1858 году, партия перьев весом 915 кг была продана вдвое дороже.

Еще стремительнее росло поголовье страусов, несмотря на высокую смертность страусят до изобретения инкубаторов. В 1865 году в Оудсхорне было всего лишь 80 домашних страусов, но уже через десять лет их численность выросла до 20 тыс.

Страусиная семья (самец с самкой) стоила в 1875–1880 годах тысячу фунтов стерлингов, очень солидные по тем временам деньги. Кроме земли под люцерну и как минимум трех страусиных пар страусоводы покупали инкубаторы и другое оборудование, а также строили незамысловатую «страусиную инфраструктуру» в виде загонов и сараев. В общей сложности для создания страусиной фермы требовалось около £10 тыс.

К концу XIX века постепенно сложился мировой рынок страусиных перьев со всеми рыночными атрибутами — спекуляциями, рисками, опционами, фьючерсами и т. д. После тщательной сортировки перья складывали в деревянные ящики, стенки и днище которых были покрыты листами жести или специальной бумаги, и отправляли по железной дороге или на запряженных лошадьми фургонах в Мосселбай. Оттуда их везли морем в Лондон, где продавали на аукционах.

Сначала перьевые аукционы проходили каждые два месяца, затем — ежемесячно, а в конце XIX века — дважды в месяц. Специально к ним печатали каталоги с картинками и подробным описанием лотов. Больше всего покупателей собирали аукционы в июне и декабре.

Вход через коктейль

Аукционисты и все, кто был связан со страусами, зарабатывали огромные деньги. Очень ценились, например, эксперты. Оценка перьев была очень сложным занятием и требовала больших знаний и опыта. Достаточно сказать, что на аукционах можно было найти свыше 40 разных видов перьев страусов, разобраться в которых нередко не могли даже самые опытные шляпники.

Больше всего страусиных перьев импортировали Великобритания, США и Франция. В 1905-м, например, на долю Соединенного Королевства пришелся 31% перьев, почти по 20% ушли в Америку и Францию. Британские шляпники в 1903–1914 годах ежегодно закупали перьев на £1–2 млн, американские в 1907–1911 годах — на $1,08–1,63 млн, а французские в 1912 году — почти на 8 млн франков. Остальные европейские страны отставали от первой тройки: Германия — 11%, Австро-Венгрия и Нидерланды — около 8%.

О популярности страусиных перьев в начале прошлого века говорит даже такой малоизвестный факт: вместе с «Титаником» на дно Атлантического океана ушел груз перьев стоимостью £20 тыс.

Южноафриканский исход

Первый страусиный бум в Оудсхорне начался в 1875 году и продлился около десятилетия. Именно в те годы в этот крошечный пыльный городок потянулись литовские евреи, которые и сделали страусоводство одной из главных отраслей южноафриканской экономики.

Евреи уезжали в поисках лучшей жизни из царской России, где во второй половине XIX века их было 10 млн, во многие страны, включая Соединенные Штаты и Австралию. Кроме погромов, их гнала из Российской Империи и бедность. Неудивительно, что всплески миграции совпадали со всевозможными лихорадками, в первую очередь с открытиями золота, будь то в Америке, Австралии или на юге Африки, где к золоту добавились и алмазы.

Золото, благодаря которому был построен Йоханнесбург, было открыто на юге континента в 1886 году, а алмазы — двумя десятилетиями раньше. В Южную Африку в надежде разбогатеть уезжали тысячи российских подданных еврейского происхождения из Польши, Прибалтики и Украины. Больше всего мигрантов было из Литвы. Начинали они в Йоханнесбурге с добычи золота, но затем разъезжались по всей стране. Так получилось, что несколько сотен еврейских семей, в основном из двух литовских городов — Шавли (с 1917-го Шяуляй) и Кельме, осели в Оудсхорне. Золотом и алмазами для них стали страусы и их перья.

С легкой руки исследователя роли евреев в развитии Африки Лейба Фельдсмана Оудсхорн в сороковые годы ХХ века получил еще одно название — Иерусалим Африки. В период наивысшего расцвета еврейской диаспоры, пришедшегося на стык XIX и XX веков, в нем проживало свыше 600 семей выходцев из Литвы, подавляющее большинство которых занимались страусоводством.

Евреи из Шавли и Кельме брались с такой охотой за скупку и продажу страусиных перьев, а затем и за разведение страусов, потому что этот бизнес во многом напоминал то, чем большинство из них занимались на исторической родине: текстильная промышленность, дубление и выделка кож, меха и, конечно же, торговля.

После окончания второй Англо-бурской войны (1899–1902 гг.) начался золотой век страусоводства. В 1903–1913 годах экспорт страусиных перьев из Капской колонии, а после 1910-го Капской провинции Южно-Африканского Союза вырос до £13 млн. Перья самых больших птиц на планете стали очень существенным источником поступлений в казну доминиона. Достаточно сказать, что по наполняемости бюджета экспорт перьев страусов уступал только экспорту золота, алмазов и шерсти.

По законам экономики за бумом обязательно следует спад. В 1914 году популярность страусиных перьев резко пошла вниз. Богатые европейки и американки, платившие бешеные деньги за страусиные перья, мгновенно о них забыли. В результате тысячи страусоводов на юге Африки, а также в Калифорнии, Аризоне и Флориде, которые на рубеже веков тоже пытались разводить страусов, обанкротились.

Причин для коллапса страусоводства немало. На поверхности лежит автомобильная версия. Одним из «убийц» страусиных перьев считается автомобиль, который как раз в те годы энергично входил в моду и заменял конные экипажи. Головные уборы, украшенные перьями страусов, которые достигали в длину до полуметра, оказались не самым подходящим аксессуаром для прогулок в открытых машинах, обдуваемых ветром и передвигавшихся гораздо быстрее конных экипажей. Шляпки с перьями страусов пришлось заменять на более подходящие для быстрой езды головные уборы.

В кризисе страусоводства виноваты, конечно, и другие причины. Например, вполне объяснимая мода на скромность и борьбу с излишествами, повсеместно вытеснившая с началом Первой мировой войны экстравагантность и привычку сорить деньгами.

Сыграли свою роль и защитники животных. Страусоводам не повезло: защитники животных выступали за запрет продажи перьев диких птиц, которым угрожало уничтожение. Но страусам, которых разводили в неволе, вымирание не угрожало. Страусоводы доказывали, что ощипывание перьев такая же безболезненная процедура, как, скажем, стрижка человека в парикмахерской. «Король страусов» Макс Роуз, о котором речь пойдет ниже, сравнивал ощипывание перьев у страусов с уходом человека за ногтями. Несмотря на это,

страусоводы сильно пострадали. В двадцатые годы украшение птичьими перьями, в первую очередь, конечно, страусиными, в США и Британии начали запрещать даже на законодательном уровне.

Виновато в кризисе, разумеется, и перепроизводство перьев, вызванное в том числе конкуренцией калифорнийских страусоводов, которые с присущей американцам энергией боролись за рынок с южноафриканскими фермерами. К лету 1914-го страусиными перьями были забиты все склады в Лондоне, главной перевалочной базе или, как бы сейчас сказали, хабе страусиных перьев.

Перья неожиданно перестали покупать. Страусоводы, которые несколько дней назад были миллионерами, едва ли не в одночасье стали банкротами. В качестве примера часто приводят известную семью литовских евреев Гиллис, заработавшую на страусах и их перьях немало миллионов. После кризиса 1914-го Соломон Гиллис хранил на стене кабинета два банковских чека в рамке: один на £100 тыс. в 1914 году банк провел, а второй, годом позже, на… £1 отклонил по веской причине — отсутствию достаточных средств на счете клиента.

Страусы всех стран, соединяйтесь

Большинство страусоводов в Оудсхорне ощипывали птиц примерно каждые восемь месяцев. Однако такое интенсивное страусоводство негативно сказывалось на качестве продукции. После пятого «урожая» качество перьев значительно ухудшалось. Перья пятого сбора стоили примерно в 30–40 раз дешевле перьев первого сбора.

Но и лучшие перья южноафриканских страусов существенно уступали по качеству перьям так называемых берберийских страусов, живших значительно севернее Капской колонии. Перья страусов с севера за густое оперенье называли «перьями с двойным пухом». В 1913 году их перья продавались втрое дороже перьев первого сбора обычных южноафриканских страусов.

В 1911-м, в самый разгар золотого периода страусоводства, на рынок вышли страусоводы из Калифорнии. На юге Африки поняли, что единственный способ сохранить лидерство в отрасли — повысить качество товара, т. е. разводить страусов, которые будут давать перья более высокого качества. Решение проблемы лежало на поверхности — скрестить южноафриканского и берберийского страусов. Так родилась идея отправить на север континента экспедицию с целью поиска страусов для скрещивания.

В 1910-м в Кейптаун пришла посылка из ливийского Триполи от британского консула с пучком перьев с двойным пухом. Их привез караван арабов из Судана, как тогда назывался обширный регион южнее Сахары. Через считаные недели на север континента была снаряжена тайная Транссахарская экспедиция во главе с Расселом Торнтоном, начальником сельскохозяйственного управления Капской провинции. После долгих и трудных поисков путешественникам удалось выделить местность на западе континента, где водились страусы с идеальными перьями.

Песок на вес золота

Торнтон получил согласие правительства ЮАС купить на £7 тыс. у французских властей, которым принадлежал район проживания берберийских страусов, 150 живых птиц и переправить их на юг континента. Однако получить разрешение колониальных властей Франции оказалось невозможно. В этом, кстати, не было ничего удивительного, потому что сами британцы запрещали вывозить из Капской колонии страусов и страусиные яйца. Кейптаун попросил помощи у Лондона, но вмешательство на правительственном уровне тоже не помогло.

Путешественники на свой страх и риск отправились во Французский Судан, территорию по верхнему и среднему течению рек Нигер и Сенегал, на которой сейчас находится Мали. Чтобы сбить с толку французских и американских шпионов, которые по понятным причинам живо интересовались экспедицией, Торнтон разделил подчиненных на три группы и отправил их в разных направлениях.

Основной группе после многочисленных приключений удалось купить 156 берберских страусов, которых местные носильщики отнесли в специально сколоченных ящиках в Лагос и переправили морем в Кейптаун.

Цель экспедиции была достигнута. К сожалению, радость южноафриканцев длилась недолго. Прежде чем они успели акклиматизировать приезжих страусов, скрестить их с местными и наладить получение заветных перьев в промышленных масштабах, 1914 год принес коллапс страусоводства.

«Король страусов» и королева британцев быстро нашли общий язык

В надежде выжить страусоводы пускали страусов под нож или отпускали на волю и возвращались к выращиванию табака и винограда, разведению крупного рогатого скота. К концу Первой мировой войны поголовье птиц сократилось почти втрое, с 870 тыс. до 314 тыс. К 1930 году численность домашних страусов сократилась еще в 10 раз — до 32 тыс., а десятью годами позже их осталось не больше 2 тыс.

Лишь очень немногие страусоводы сохранили верность страусам и не избавились от них в надежде на то, что через какое-то время после спада начнется очередной бум. Одним из них был «король страусов» Макс Роуз.

Макс приехал в Южную Африку из Шавли один, без друзей и родных, без гроша в кармане в 1890 году, когда ему было всего 17 лет. В страусином бизнесе Оудсхорна в то время царил один из спадов. Роуз тем не менее поверил в потенциал огромных птиц и решил заняться их разведением. Правда, начал он, как большинство соотечественников, с закупки перьев, изучения птиц и всего, что могло бы пригодиться при их разведении.

Литовец обладал недюжинным умом, деловой смекалкой, энергией и трудолюбием. Не обошлось, конечно, и без везения. При такой комбинации успехи в бизнесе не заставили себя долго ждать. Через несколько лет он уже купил ферму, на которой мог сам разводить страусов.

Роуз начал одним из первых в Оудсхорне и всей Капской колонии выращивать люцерну с применением ирригации. Интуиция его не подвела и здесь. Страусам люцерна понравилась. Она также стала неплохой подушкой безопасности против превратностей страусиного бизнеса и переменчивости пристрастий прекрасных дам. Прошло совсем немного времени, и Макс стал отправлять люцерну железнодорожными вагонами во все уголки страны, потому что ее с удовольствием ел и крупный рогатый скот.

Молодость не помешала Максу Роузу стать «королем страусов» и одним из столпов оудсхорнской и капской еврейских диаспор. От большинства «страусиных баронов» он отличался не только умом, но и бережливостью.

Лишь очень немногие страусоводы и торговцы перьями могли устоять перед соблазнами неожиданно навалившихся богатств. Оудсхорн, мировая столица страусоводства, выделялся среди множества подобных ему южноафриканских городков, возникших, как Йоханнесбург, в результате какой-нибудь лихорадки, наличием диковинных особняков, похожих на сказочные дворцы. Они были построены на деньги, полученные от продажи страусиных перьев, и поэтому назывались перьевыми дворцами.

Секретный фарфор

Эти особняки воплощали самые смелые фантазии «страусиных баронов» и объединяли в себе причудливую смесь викторианского, османского, греческого и готического архитектурных стилей. В них было все, что только может прийти в голову изобретательного нувориша: башенки и шпили, позолоченные зеркала, обитые панелями из красного дерева стены, полы из ценнейших пород древесины, расписанные вручную потолки, дорогая мебель из дуба, ореха и красного дерева, которую привозили из метрополии; серебряная посуда, постельное белье из тончайшего ирландского полотна и многое, многое другое, что можно купить за большие деньги.

«Перьевые» дворцы, которые и сейчас служат напоминанием о былой славе Оудсхорна, построили в годы бума, в первое десятилетие ХХ века, большинство «страусиных баронов». Макс Роуз все без малого шесть десятилетий в Оудсхорне прожил в гостинице «Центральная». Все свое время, по словам племянницы Полин Эйсен, которая в детстве нередко его навещала, он отдавал любимым страусам.

Макс так и не женился. Просыпался он в 5:30 и после легкого завтрака в гостиничном ресторане отправлялся на свои фермы. Полин с мамой ждали его возвращения в гостинице, куда он приезжал не раньше девяти часов вечера. После ужина в ресторане оправлялся спать.

К деньгам «страусиный король», как утверждает племянница, относился легко. Роуз часто одалживал немалые суммы знакомым фермерам без каких бы то ни было расписок и тратил много денег на благотворительность.

Макс Роуз был настоящим «королем страусов». Он был лично знаком с британской королевой. Во время посещения Южной Африки в 1947 году Елизавета, тогда еще, правда, наследница престола, сама настояла на личном знакомстве с «коллегой» по титулу. Елизавета была поклонницей страусиных перьев. Она в немалой степени способствовала возврату популярности страусиных перьев в сороковые годы и, естественно, не могла не воспользоваться возможностью познакомиться с Роузом.

В отношении бережливости, как и много другого, Макс Роуз оказался прав. Золотой век страусоводов в начале ХХ века оказался недолгим. Так же как остальные страусоводы, он потерял все, но благодаря прозорливости и экономии не стал нищим. За год до кризиса Макс продал за £200 тыс. ферму «Вельдтевреден», купленную в 1906 году за £18 тыс. недалеко от Ледисмита. Кстати, в 1915-м ее цена рухнула до £15 тыс.

В отличие от коллег по профессии Макс Роуз не отказался от главного богатства. Он сохранил любимых птиц, хотя, конечно, был вынужден значительно сократить их поголовье. При этом Макс исправно кормил страусов даже тогда, когда ему самому нечего было есть.

Спад оказался на удивление затяжным и продлился четверть века. Он был прерван на непродолжительное время лишь однажды, в середине двадцатых годов, после открытия Говардом Картером в 1922 году гробницы Тутанхамона, в которой нашли страусиные перья.

Макс Роуз оказался прав и в этот раз. Когда в сороковые годы прошлого века цены на страусиные перья и спрос на страусиные мясо и кожу начали расти, у него была пятая часть всего страусиного поголовья в ЮАР. Власти Роуза уважали. Правительство заказало ему исследование о восстановлении страусиного рынка. Его рекомендации, включая создание централизованного рынка перьев, были приняты. Рынок постепенно восстановился, хотя и не достиг довоенных высот.

Последние годы своей жизни Макс Роуз несколько отошел от работы. Он уделял основное время благотворительности и судьбе еврейской диаспоры Оудсхорна, значительно сократившейся между мировыми войнами. Роуз скончался в 1951 году и был похоронен на еврейском кладбище Оудсхорна...

Сейчас благодаря популярности нежирного страусиного мяса и моде на кожу страусов, которая широко применяется для изготовления дорогой одежды, обуви и дамских сумочек, страусиная промышленность переживает очередной бум, который, правда, не идет ни в какое сравнение с бумом столетней давности. Что касается Оудсхорна, то его население уже приближается к 100 тыс. человек.

Оудсхорн и сегодня остается страусиной столицей мира. Достаточно сказать, что на нескольких сотнях страусиных ферм в окрестностях города живут около 20 тыс. птиц. В Оудсхорне все по-прежнему связано со страусами, но все же сейчас главный источник доходов — туризм. Несмотря ни на что, страусы остаются главной достопримечательностью Оудсхорна. Туристы со всех уголков планеты едут в этот город, чтобы побывать на настоящих страусиных фермах, побольше узнать о самых крупных птицах планеты и покататься на них верхом, а также посетить живописные сталактитовые пещеры Канго в его окрестностях.