Гений поэтической экономии |
"Шла барыня из Ростова..."
Вплоть до конца XIX века личная жизнь писателей не была объектом пристального интереса читателей. Конечно, и газеты, и светское общество могли с удовольствием обсуждать жизнь той или иной знаменитости, но это обсуждение носило характер сплетни, а не хроники культурной жизни. Изменить эту ситуацию было суждено Льву Толстому.
Российский читатель воспринимал писателя как пророка и учителя жизни. В общественном сознании существовал стереотип правильного писательского поведения: настоящий писатель борется за правду, обличает власть, заступается за "униженных и оскорбленных". Конечно же, реальные писатели далеко не всегда соответствовали этому идеальному образу, но особо многого от них и не требовалось, поскольку репортеры с фотоаппаратами и кинокамерами не фиксировали каждый их шаг.
Лев Толстой был первым русским писателем, который стал учить своих современников на собственном примере. До него ни один литератор в такой степени не делал личную жизнь достоянием общественности. В присутствии корреспондентов Толстой косит, пашет, обличает государство и церковь, кается в дворянском происхождении, выступает против смертной казни. В газетах тех лет было напечатано огромное число отчетов о посещении Толстым школ, психиатрических лечебниц и художественных выставок. Для Льва Николаевича эта пиаровская деятельность была способом популяризации его учения. Однако, читая бесконечные газетные репортажи о жизни Толстого, забываешь, что речь идет о великом писателе, а не о принцессе Диане. Работа со СМИ принесла свои плоды. Имя Толстого знали даже те, кто не прочитал ни одной его строчки, о чем свидетельствует и появление частушки про то, как "шла барыня из Ростова поглядеть на Льва Толстого".
С Толстого интересы СМИ, естественно, переключились и на других писателей. Жизнь деятелей культуры становилась все более публичной — и вскоре стало понятно, что для настоящей славы необходимо не просто качество текста, а эффектная манера исполнения и атмосфера скандала, превращающие газетный отчет в захватывающее чтение.
Ворчание мэтра
В 1909 году Толстому попало в руки стихотворение Игоря Северянина "Хабанера II", где были такие строки: "Вонзите штопор в упругость пробки, и взоры женщин не будут робки!.." Лев Николаевич был
Благодаря Игорю Северянину сладкая и красивая жизнь, реально доступная в России немногим, овладела широкими читательскими массами |
Северянина стали опекать Валерий Брюсов и Федор Сологуб — который не только написал восторженное предисловие к первому большому сборнику Игоря Северянина "Громокипящий кубок", но и пригласил молодого поэта в турне по России. Вскоре новая знаменитость основала собственное литературное направление, назвав его эгофутуризмом.
Звезда эстрады
Всего за пять лет до того, как Лев Толстой возмутился "упругостью пробки", приехавший из Ялты Игорь Лотарев начал посылать свои стихи в литературные журналы. Лишь весной 1905 года удалось напечатать одно стихотворение, после чего довольный собою автор и сменил фамилию Лотарев на звучный псевдоним Северянин. Под этим псевдонимом он начал издавать тоненькие сборнички, которые, однако, никто не замечал. Вскоре выяснилось, что в авторском исполнении эти стихи производят куда большее впечатление, чем в печатном виде. Северянину удавалось заводить зал, и делал он это не хуже, чем современные рок-певцы. Вот как описывает чтение Северянина Л. Я. Гуревич. "И вот Северянин выступил и запел что-то об ананасах в шампанском и мороженом из сирени. Кое-кто нервически захохотал в зале, другие гневно зашикали, все как-то сдвинулись с мест, загрохотали по полу рядами связанных стульев, курсистки стали налегать друг на друга. А после первых двух-трех стихотворений в зале поднялся восторженно-истерический рев и визг. Игорь Северянин продолжал петь, и в его почти одинаковом для всех стихотворений пении звучали и монотонность усталой уличной шарманки, и фарсовство цыганских запевал, и что-то от пряных иностранных шансонеток, напеваемых в белую ночь в петроградском увеселительном саду".
До Игоря Северянина чтение стихов никогда не превращалось в эстрадное шоу. Аудитория могла выть, вскакивать с мест, аплодировать и улюлюкать во время пения цыганского хора — но никак не на поэтическом вечере. В России существовала традиция серьезного отношения к искусству. Читателям литературных журналов было легче принять прямой эпатаж футуристов, чем написанные в поэтике дамских журналов стихи Северянина. Та же Любовь Гуревич вспоминала, что присутствующий в зале Александр Блок посоветовал ей слушать чтение не из-за кулис, а из зала, потому что нужно обязательно видеть лицо Северянина. "И в самом деле, стоило посмотреть в лицо Игорю Северянину в то время, когда он вновь запел, почти пьяный от своего успеха. 'Вы узнаете его? Ведь это капитан Лебядкин,— шепнул мне Блок.— Новый талантливый капитан Лебядкин'".
К сожалению, не сохранилось записей северянинского чтения, поэтому мы можем только догадываться, на что это было похоже. Может, на выступления поэтов-шестидесятников, певших свои тексты под гитару? Кстати, композиторы видели в Северянине своего коллегу, а Сергей Прокофьев даже утверждал, что среди слушателей Северянина преобладают музыканты.
Между галантереей и кондитерской
Промышленный подъем конца XIX века изменил жизнь России. В городах резко увеличилось число людей, готовых тратить деньги на развлечения, покупать красивые и непрактичные вещи. В результате стало стремительно расти количество ресторанов, магазинов, кафе. Основным рекламным ходом, которым пользовались создатели новой развлекательной индустрии, стало обращение к мечте о красивой жизни. Роскошно одетые люди, пьющие вино в богатых интерьерах или мчащиеся куда-то на входящих в моду авто, украшали обложки модных журналов. А ежемесячник "Столица и усадьба" имел подзаголовок "Журнал о красивой жизни". В этот мир стихи Северянина вошли удивительно органично: "Элегантная коляска в
В начале XX века модные поэты еще не умели сколачивать состояний, поэтому реальный быт Игоря Северянина не сильно отличался от быта обывателей, мечтающих о красивой жизни. "Чтобы попасть к нему,— вспоминал Бенедикт Лифшиц,— надо было пройти не то через прачечную, не то через кухню, в которой занимались стиркой несколько женщин... Мы очутились в совершенно темной комнате с наглухо заколоченными окнами. Из угла выплыла фигура Северянина. Жестом он пригласил нас сесть на огромный дребезжащий всеми пружинами диван. Когда мои глаза освоились в полумраке, я принялся рассматривать окружающую нас обстановку. За исключением исполинской музыкальной табакерки, на которой мы сидели, она вся... состояла из каких-то папок, кипами сложенных на полу, из несчетного количества высохших букетов, развешенных по стенам... Темнота, сырость от соседства с прачечной и обилие сухих цветов вызывали представление о склепе. Нужна была поистине безудержная фантазия, чтобы, живя в такой промозглой трущобе, воображать себя владельцем воздушных 'озерзамков'".
В отличие от большинства профессиональных литераторов, Северянин не знал ни одного европейского языка. Тем не менее он включал в свои стихи огромное количество иностранных слов. Критики по этому поводу негодовали, а читатели радовались, узнавая обороты из речи официантов французского ресторана. По словам Корнея Чуковского, смесь языков окрашивает стихи Северянина "в те пестрые международные краски, какими отличается речь метрдотелей, коммивояжеров, куаферов и гидов больших международных городов на курортах, в казино и кафе".
Грамотная реклама
"Громокипящий кубок", первая большая книга Северянина, выдержала 10 изданий, суммарный тираж которых превысил 30 тыс. экземпляров, в то время как для поэтического сборника очень хорошим считался тираж в 1-2 тыс. Продажи не падали даже во время революции и гражданской войны, когда вобла и сухари пользовались большим спросом, чем поэтические сборники.
Лев Толстой, первым из русских писателей превративший свою жизнь в шоу, очень возмутился, когда Северянин призвал своих читателей к тому же |
Издателей я принимаю по средам от пяти до шести часов вечера.
Начинающих поэтесс и поэтов, так часто обращающихся ко мне за советами, я с удовольствием принимаю по воскресениям от одного до двух часов дня. Для литераторов, композиторов, художников и артистов я дома по четвергам от одного до трех часов дня. Устроители концертов и читатели принимаются мною по пятницам от трех до четырех часов дня. Интервьюеры могут слышать меня по субботам от двух до трех часов дня".
Конечно же, этот текст скорее литературная игра, чем реальный распорядок приема посетителей, которые должны были, подобно Бенедикту Лифшицу, пробираться к изящному стихотворцу через грязную общую кухню. Однако издатели, понявшие, каким выгодным товаром являются стихи Северянина, действительно устремились к нему стройными рядами. Уже в 1915 году вышел первый том его собрания сочинений ("Собрания поэз"). Причем 500 нумерованных экземпляров были напечатаны на александрийской бумаге и переплетены в парчу, то есть адресованы коллекционерам. И конечно, доходы книгоиздателей были на порядок большими, чем доходы автора. Но культура того времени была ориентирована на славу, а не на сверхдоходы.
А слава Северянина была такова, что желающих примкнуть к ней было более чем достаточно. Северянин вспоминал: "Одна актриса, изредка встречаемая мною в доме Сологуба, совершенно серьезно просила меня в одну из лирических минут выстрелить в нее из револьвера, но, разумеется, не попасть в цель... 'Это было бы отлично для рекламы',— заискивающе-откровенно поясняла она".
Тяжкая доля спонсора
Коммерческий успех книг не делал автора состоятельным человеком, однако литературная слава привлекала спонсоров. В окружении Северянина был симферопольский купец Владимир Сидоров, пишущий под псевдонимом Вадим Баян и щедро оплачивающий свое участие в литературной жизни. К примеру, за несколько строк предисловия к своему сборнику он заплатил Северянину 125 руб.
Представители социальной и культурной элиты (на снимке великий князь Сергей Александрович) не жаловали поэзии Игоря Северянина |
Король поэтов
В первые послереволюционные годы центром культурной жизни Москвы стала большая аудитория Политехнического музея. На поэтических вечерах зал был переполнен, а толпы безбилетников сдерживала милиция. Во время этих вечеров возникал прямой диалог публики и выступающих. Публика не стеснялась
Владимир Маяковский проиграл Игорю Северянину на выборах короля поэтов. Естественно, свита Маяковского пустила слух, что итоги голосования подтасованы |
Идея концерта, во время которого зрители голосованием избирают лучшего поэта, поразительно напоминает современные телешоу с голосованием по телефону или интернету. Однако для того времени это было чем-то невиданным, хотя и весьма созвучным стилю эпохи. Тогда пытались избирать всех, от руководителей заводов до армейских командиров и приходских священников.
Москвичи узнали о вечере из афиши, которая гласила: "Поэты! Учредительный трибунал созывает всех вас состязаться на звание короля поэзии. Звание короля будет присуждено публикой всеобщим прямым равным и тайным голосованием. Всех поэтов, желающих принять участие на великом, грандиозном празднике поэтов, просят записываться в кассе Политехнического музея до 12 (25) февраля. Стихотворения неявившихся поэтов будут прочитаны артистами. Желающих из публики прочесть стихотворения любимых поэтов просят записаться в кассе Политехнического музея до 11 (24) февраля. Результаты выборов будут объявлены немедленно в аудитории и всенародно на улицах. Порядок вечера: 1) вступительное слово учредителей трибунала; 2) избрание из публики председателя и выборной комиссии; 3) чтение стихов всех конкурирующих поэтов; 4) баллотировка и избрание короля и кандидата; 5) чествование и увенчание мантией и венком короля и кандидата".
В результате эстрада оказалась битком набита претендентами на королевское звание. Ожидалось, что монарший титул достанется Маяковскому, однако в ситуации эстрадного конкурса с Игорем Северяниным никто сравниться не мог. Он и стал королем поэтов. Маяковский был шокирован, а футуристы устроили скандал, объявив выборы недействительными. Через десять дней Маяковский пытался сорвать выступление новоизбранного короля, но был изгнан с эстрады дружным свистом.
Любопытно, что после этого концерта свита Маяковского распространяла слухи о том, что импресарио, который собирался устроить Северянину большие гастроли, фальсифицировал результаты выборов. Королевское звание могло бы сильно увеличить сборы. Кстати сказать, вскоре после этого вечера Северянин выпустил сборник, на обложке которого стоял его новый титул. А его противники устроили вечер под лозунгом "Долой всяких королей!".
Вечный дачник
Титул "король поэтов" идеально соответствовал имиджу Северянина, и можно себе представить, как долго он мог бы его обыгрывать. Однако этому помешали политические события.
Читатели Северянина были небогатыми — зато тиражи были внушительными. Это и позволяло поэту диктовать свои условия книготорговцам |
Летом 1930 года в дом к Игорю Северянину пришел полпред СССР в Эстонии Федор Раскольников и поинтересовался, кем считает себя "король поэтов": беженцем или эмигрантом? Северянин ответил, что он не эмигрант и не беженец, а просто "дачник с 1918 года". И это было правдой. Игорь Северянин не дожил до той эпохи, когда легенда о красивой жизни вновь стала одной из любимых тем массовой культуры.
Футурист
Ругающие Игоря Северянина критики часто недоумевали, какое отношение его стихи имеют к футуризму. Действительно, то будущее, на которое было рассчитано творчество футуристов, никоим образом не походило на ресторанно-автомобильный рай Северянина. Послереволюционные события создали мир, жителей которого менее всего интересовали жеманные поэзы. Однако с наступлением эпохи электронных СМИ, телефонных голосований и ток-шоу выяснилось, что Северянину удалось сделать то, чему только учатся современные эстеты, пытающиеся совместить хорошее литературное качество и доступность широкой аудитории. Красивая жизнь, о которой писал Игорь Северянин, почти не отличается от той красивой жизни, которую мы видим в мексиканских сериалах или рекламных роликах. И в этом мире "король поэтов" должен занять почетное место рядом с "мисс Вселенной", Шреком и Гарри Поттером.
АЛЕКСАНДР МАЛАХОВ
|