19 сентября в Третьяковкой галерее на Крымском валу открывается выставка Михаила Ларионова (1881–1964)
Александр Бенуа назвал его «нелепой балаболкой», а Максимилиан Волошин уточнял: «В его талантливости есть что-то весело-дурацкое». У Михаила Ларионова хватило ума глупо прожить жизнь. Он был веселым человеком (о многих ли художниках такое можно сказать?!), сделавшим немало серьезных вещей. Может, поэтому Николай Гумилев и писал о нем: «Величье жизни настоящее // У Ларионова сурово».
Михаила Ларионова считают отцом-основателем русского авангарда. Он прославился, конечно же, своими работами, но еще и кураторскими проектами. Выставки, которые он организовал в начале 1910-х, дали толчок абстрактному искусству. Как считает один из кураторов выставки в Третьяковке Ирина Вакар, Ларионов сделал для отечественной культуры примерно то же, что и Сезанн — для французов: разбудил дремавшие художественные силы. Он был отличным промоутером: его публичные дискуссии про «арт» собирали сотни людей и нередко заканчивались драками. Он был знаком со всем «Миром искусств», первым заметил Малевича, Пиросмани, дружил с Бурлюками, Маяковским, Кандинским, французскими фовистами и итальянскими футуристами. Когда через много-много лет в Лондоне в 70-летнем возрасте Ларионов перенесет инсульт и у него не будет денег на лечение, нужную сумму быстро соберут по подписке: его знали, помнили и любили.
И вместе с тем Третьяковская галерея решила отдать под персональную выставку Михаила Ларионова (около 500 произведений) камерные 39–41-е залы на Крымском валу, в то время как парадные, где традиционно проходят выставки художников первого ряда — Серова, Коровина, Верещагина,— сейчас заняты экспозицией Кабаковых. И дело не в том, что помещений не хватает. Просто Ларионов никогда не был озабочен созданием гигантских эпохальных полотен. Его живопись довольна скромная по размерам. Он первым начал работать сериями. Как говорит другой куратор выставки Евгения Илюхина, «в первую очередь Ларионов — мастер рисунка, быстрого эскиза, а эти вещи теряются в больших пространствах, им показаны небольшие залы».
На выставке будет представлена еще одна страсть художника — коллекционирование. Он собирал русский лубок, а также иллюстрации и афиши, связанные с танцем. Его собрание насчитывало 10 тысяч (!) единиц хранения. Живопись, графика и коллекция — таких монографических выставок в Третьяковке еще не было. Мы имеем дело с весьма прихотливо реализовавшим себя талантом.
…Ларионов родился в 1881 году в Тирасполе в семье военного медика. В 14 лет вместе с родителями переехал в Москву, в 18 лет поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где учился у Коровина и Серова. Примерно тогда же он знакомится с Натальей Гончаровой, внучатой племянницей жены Пушкина. Их союз станет самым долгим гражданским браком (они расписались только в 1955-м) в нашем искусстве. В 22 года Ларионов встречает Дягилева, и их дружба продлится всю жизнь. В 26 лет художник впервые едет в Париж и Лондон и, конечно, впечатляется происходящей там революцией в искусстве. С тех пор и до 1915 года, когда они с Гончаровой навсегда уехали из России, Ларионов пережил самый плодотворный этап биографии. Именно тогда он создал лучшие свои живописные работы.
Он внес лепту в расширение границ искусства: обратил внимание на примитивы, эстетику вывесок, лубок. Примитивизм (то есть сознательная стилизация под наивное искусство) был изобретением Ларионова. Его знаменитые «Венеры» («еврейская», «кацапская» и проч. — вариации на тему «Венеры» Тициана), его солдатский цикл — это отличная, тонкая, на нюансах живопись и уморительные «сюжеты». Ларионов первым включил слова в структуру картины. На картине «Весна» (цикл «Времена года») идет текст «Весна ясная, прекрасная. С яркими цветами, с белыми облаками». Он с радостью давал повод критикам типа Бенуа для колкостей. Но даже сегодня, по прошествии 100 с лишним лет, эти работы выглядят современно.
Кроме собственно занятий живописью он создавал ситуацию: участвовал в выставках в Питере и Москве, сам организовывал выставки, приглашал художников из-за рубежа, отправлял работы за границу. Он входил в творческие альянсы (с Кончаловским, Машковым и Лентуловым, чтобы сделать выставку «Бубновый валет») и тут же их разрывал, чтобы создать новые (с Татлиным и Малевичем для выставки «Ослиный хвост»). Через общение с ним прошли, кажется, все хоть сколько заметные художники того времени.
В конце концов, Ларионов изобрел собственный вариант абстрактной живописи — лучизм. Но в отличие от Малевича с его супрематизмом не стал упорствовать в теории, а, поиграв немножко в лучизм, начал экспериментировать дальше: пробовал снимать кино, писал о новом подходе к гастрономии. В 1915 году Дягилев пригласил его и Гончарову в Швейцарию — делать декорации своей балетной антрепризы. Таким образом ужасы русской революции их миновали. Пропутешествовав пару лет с дягилевской труппой, в 1919-м художники навсегда поселились в Париже, на улице Жака Калло.
Вряд ли хватит места рассказать обо всем, чем занимался кипучий Ларионов за границей. Он не стал во Франции такой же важной фигурой, какой был в России, он не нажил богатств, но всегда умел занять себя интересным делом.
Ключевой была его работа в театре, прежде всего у Дягилева, но потом и с другими коллективами, с балетом Монте Карло. От сценографии Ларионов перешел к хореографии. Он публиковал критические статьи о балете, собрал колоссальную библиотеку по истории балета, планировал написать «Всемирную историю танца» и даже успел сделать макет книги. Он оставил десятки альбомов и записных книжек с раскладками танцев.
Последним его подвигом можно считать просьбу ко второй своей жене, Александре Томилиной, передать весь их с Гончаровой архив в Россию: письма, рабочие материалы, фотографии, библиотеку. Бесценный дар был привезен в 1989 году. Правда, пришлось заплатить налог на наследство: 67 работ Ларионова и Гончаровой остались в Центре Помпиду.
Бесшабашный ларионовский примитивизм сильнейшим эхом откликнулся в советском искусстве 1970–1980-х годов. Снижение пафоса, игра, фиглярничание — все, чем упивался в свое время Ларионов, дало самые бурные всходы.
Творческое делание
Эксперт
Евгения Илюхина, куратор выставки Михаила Ларионова в Третьяковской галерее
Фото: Предоставлено Третьяковской галереей
Ларионов был человеком, умевшим придумывать новое. И это его качество связывает воедино русский и французский периоды. Если вначале он занимался изобретательством в живописи, то вторую половину жизни, благодаря сотрудничеству с Дягилевым, проявил себя как сценограф, автор либретто, хореограф — человек театра. Он даже писал проекты балетных антреприз и делал это очень талантливо. Знаменитый хореограф Леонид Мясин вспоминал, что много у Ларионова научился.
У него был феноменальный талант общения, он мгновенно обрастал знакомствами. Он был председателем Союза русских художников во Франции. Когда в 1928-м организовывали выставку французских художников в Москве, то обращались к Ларионову как к куратору.
Искусствовед Глеб Поспелов выделял в даре Ларионова такое качество, как «творческое делание». Его искусство — не подтверждение умозрительных теорий, он получал удовольствие от того, как краска ложится, от легкой линии рисунка.
Ларионов — художник для всех. Он будет понятен и людям, которым скучно смотреть авангард. У Ларионова есть чудесные пейзажи, а его анималистическая серия, «портреты» свиней, кабанов, верблюда — все то, что он в детстве наблюдал в херсонском имении своей бабушки,— заинтересует даже детей.