Плавание под высоким давлением

На сессии Восточного экономического форума во Владивостоке глава ВТБ Андрей Костин кратко напомнил правила игры на рынке, существовавшие до 2014 года, до введения плавающего курса: если у вас есть валютный депозит, то всегда существует вероятность его принудительной конвертации в рубли. Уже на следующий день Банк России, поднявший ключевую ставку в основном в расчете на поддержание рубля, заявил: возврата к старым правилам игры не будет. Четыре года плавающего курса под высоким внешним давлением показали преимущества этой схемы, но пока не доказали, что финансовая система может сохраняться под любым давлением.

Дмитрий Бутрин

Если отказаться от теории заговора, краткий комментарий Андрея Костина на ВЭФ, касающийся возможной судьбы валютных депозитов в России, был совершенно невинен и полностью соответствовал и экономической теории, и экономической практике. "Я убежден, что все клиенты всех банков смогут получить назад свои деньги. Это принципиальный момент. Как это будет сделано, в какой валюте — это уже другой вопрос" — это практически все, что было сказано на эту тему главой ВТБ в интервью Bloomberg. Вне контекста это просто голая констатация: существуют валютные режимы, в которых принудительная конвертация валютных депозитов в национальную валюту в случае существенного колебания валютного курса — мера, которая всегда в запасе у регулятора банковской системы, и это следует помнить, поскольку текущий валютный режим — не константа. В контексте сентября 2018 года, после начавшейся в конце августа девальвации рубля, это простое напоминание сработало на ура: цитата Андрея Костина начала разлетаться со скоростью, непредставимой для любой позитивной новости.

К сожалению, невозможно в текущей довольно нервной обстановке отследить, смог ли кто-либо заработать на дополнительном понижательном давлении на рубль, которое гарантированно вызвали эти слова: валютный рынок — не настолько линейная система, чтобы просчитывать такого рода эффекты. Поэтому наивно предполагать, что банк ВТБ мог бы что-то заработать на заявлении его руководителя: слишком высоки риски. Несомненно, и ВТБ, и другие банки уже на следующей неделе сталкивались с разнонаправленными трендами: часть испуганных цитатой клиентов конвертировала и ликвидировала валютные депозиты, часть, напротив, уходила из рублей в валюту, поскольку это — стандартный ответ на любой сигнал нестабильности. Наконец, в дальнейших комментариях Андрей Костин достаточно подробно пояснил, на какого рода развитие событий был ориентирован его комментарий, а также выдвинул план борьбы с такого рода нестабильностью: имелись в виду возможные санкционные ограничения на операции крупных госбанков РФ с валютой, противодействовать этому предлагается новой схемой лицензирования финрынков, ускоренным переводом расчетов в евро, юани и рубли, перерегистрацией холдинговых структур в "русских офшорах" во Владивостоке и Калининграде и размещением российских еврооблигаций не через европейский депозитарий Euroclear, а через российский.

Отметим, из сценария нисколько не следовало, что ВТБ ждет смены режима валютного курса и введения более жесткого валютного контроля, который стандартно ассоциируется с идеей "принудительной конвертации" валютных депозитов. Уже на следующий день, комментируя решение совета директоров ЦБ по ключевой ставке (она увеличена на 0,25 процентного пункта, что немного поддержит рубль), глава Банка России Эльвира Набиуллина особо подчеркнула — планов смены валютного режима нет, ни о какой принудительной конвертации речи не идет. Кроме того, совет директоров ЦБ на том же заседании принял еще одно решение, логика которого прямо противоположна идее ужесточения валютного контроля,— до конца 2018 года ЦБ не будет покупать на рынке за рубли, предоставленные Минфином в рамках "бюджетного правила", валютные активы. Около $30 млрд спроса на валюту до конца года уходят с рынка (эту валюту ЦБ продаст Минфину из своих золотовалютных резервов, компенсируя себе эту операцию, возможно, в 2019 году), и это должно поддержать плавающий рубль — как минимум на поверхности, но на деле существенно укрепить национальную валюту. Вроде бы все точки над i расставлены, все очевидно.

Тем не менее вопрос, на который фактически отвечал глава ВТБ, актуален и ответа не имеет. Почти четыре года назад, осенью 2014 года, Банк России перешел к таргетированию инфляции и режиму плавающего курса рубля, отказавшись от поддержания его курса к мировым валютам. В 2014 году это было ответом на очень быстрое падение цен на нефть и кризис бюджетных доходов — отвечать ЦБ мог, как в 2009-2010 годах, "сжиганием" валютных резервов или же сменой парадигмы регулирования. Выбран был второй вариант, и с тех пор много что произошло — и в политике, и в экономике. Осенью 2018 года Россия находится в ситуации уже достаточно ощутимых, но пока умеренных экономических санкций (причины — Крым, Донбасс, конфликты с Великобританией и США) и под угрозой их усиления, кроме того, налицо и отток капитала с развивающихся рынков, уже сильно повредивший экономикам Турции, ЮАР и Аргентины и затронувший даже валюты Индии и Китая. Экономический рост в России очень слаб, и даже подорожавшая вдвое с 2014 года нефть мало что меняет в этой картине. Рубль пока держится существенно лучше, чем большинство валют emerging markets, за исключением "неплавающих" Китая и Индии. Тем не менее при каких-то параметрах давления на него, очевидно, власти в России будут рассматривать и вариант смены правил курсообразования, и вот тогда, конечно, придется вспомнить слова Андрея Костина. Но каковы эти граничные условия? При каком именно сочетании событий можно будет всерьез опасаться за валютные вклады?

Часть ответа на этот вопрос на прошлой неделе в докладе о денежно-кредитной политике дал сам Банк России. В документе приводится расчет, согласно которому при цене нефти, мгновенно падающей до $35 за баррель в 2019 году, экономику России ждет очень небольшая рецессия с восстановлением к докризисным темпам роста уже в 2020-2021 годах. Из этого довольно внятно следует, что в текущей ситуации даже при нефти в $25 за баррель (что очень сложно себе представить) в течение многих месяцев у ЦБ и правительства нет никаких причин отказываться от плавающего курса — поддержка банков из ФНБ, как в 2009 году (тогда этим был занят, правда, ЦБ), в этой картине выглядит дешевле.

Другие части ответа тоже несложно себе представить. В случае масштабных санкций против крупнейших российских госбанков (Сбербанк, ВТБ, Газпромбанк, а также ВЭБ) выбор ЦБ и правительства выглядит примерно так: докапитализация при сохранении курсового режима или режим фиксированного курса. В этой ситуации выбор зависит от масштабов проблемы: если весь банковский госсектор попадает под жесткие санкции, первый вариант заведомо проигрывает второму, если речь идет о единичном банке — дешевле первый вариант. Наконец, в случае крупных проблем вне банковского сектора — например, в нефтедобывающей индустрии, в "Газпроме" и "Роснефти", по всей видимости, обсуждение ужесточения валютного контроля неизбежно, хотя результат таких дискуссий не предопределен. Какого рода это могут быть проблемы, достаточные для того, чтобы сколько-нибудь соответствовать идее "принудительной конвертации"? Например, эффективные ограничения на экспорт российской нефти, нефтепродуктов и газа на основной сбытовой рынок, Европейский союз. Несложно видеть, что для этого недостаточно проблем с США — для этого нужно очень сильно, в гораздо большей степени, чем сейчас, испортить отношения с Европой. Это примерно "иранские" санкции, причем со стороны всего мира: пока Россия далека от такой ситуации.

Наконец, есть и еще одно недостающее звено. Отказ от плавающего курса, вполне показавшего себя за последние четыре года, может произойти и в силу заблуждений политиков, в силу успешного лоббизма отдельных секторов экономики, в силу изменения внутриполитической ситуации. Пожалуй, это пока выглядит более реальным, чем все вышеприведенные сценарии. Иными словами, если вы боитесь за свои валютные депозиты — следите скорее за политическими новостями, а не за экономикой. Новости, которых вы действительно должны опасаться, скорее расскажут в "Вестях недели", чем на страницах деловых СМИ: политика умеет опрокидывать любые экономические расчеты.