Приключения Артура Конан Дойля до и после Шерлока Холмса

Известный факт: до того как стать всемирно известным писателем, Конан Дойль был врачом. В 1881 году он закончил Медицинскую школу Эдинбургского университета, однако явно был невысокого мнения о своих врачебных навыках и в честь получения дипломов бакалавра медицины и магистра хирургии даже нарисовал на себя карикатуру: счастливый доктор Конан Дойль размахивает дипломом, а внизу подпись: «Лицензия на убийство».

Первое время он вел со своим однокурсником совместную практику в Плимуте, затем решил, что пора начать собственное дело, и в 1882 году переехал в Портсмут. Снял дом, кое-как обустроил приемную и стал ждать пациентов. Пациентов не было. В Англии действовал закон, запрещающий врачам предлагать свои услуги в газетах и объявлениях, клиентов надо было искать через знакомых. Поняв, что придется расширять социальные связи, Конан Дойль решил прибегнуть к испробованному способу — спорту.

Спорт и прежде выручал его: отвлекаясь на крикет, плавание, футбол и хоккей, он пережил долгих восемь лет обучения в иезуитской школе и колледже Стоунихерст, а уложив в боксерском поединке стюарда китобойного судна, на котором подрабатывал хирургом, снискал уважение шотландских моряков. Конан Дойль вступил во все спортивные общества Портсмута, а в 1883 году помог организовать и первую в городе футбольную команду. Большинством игроков в ней были рабочие портовых доков, вратарем — сам Конан Дойль. Правда, футбол считался в викторианской Англии игрой не для джентльменов, и, чтобы не отпугнуть клиентов из высшего общества, Конан Дойль на всякий случай выступал под псевдонимом Эй Си Смит.

Скоро медицинская практика Конан Дойля разрослась до вполне приемлемых размеров, он пользовался уважением в обществе и чувствовал, что пора использовать накопленный авторитет для решения более глобальных задач. Его карьера публичного интеллектуала началась в 1887 году с двух открытых писем, опубликованных в газетах The Evening Mail и The Hampshire County Times. В них он вступал в полемику с полковником Уинтли — активистом стремительно набиравшей популярность Антивакцинационной лиги. Уинтли объявлял английские законы, обязывающие родителей прививать детей от оспы, безнравственными, а вакцины — не только неэффективными, но даже опасными для детей, и всячески пропагандировал в местной прессе отказ от прививок. Конан Дойль в ответ обвинял полковника в фальсификации статистики, некомпетентности и религиозном фанатизме и призывал родителей не обращать внимания на его лженаучные доводы. Несмотря на то, что позицию Конан Дойля поддерживали и другие врачи, его первый опыт публичной полемики оказался неудачным: спустя год правительство приняло новый закон, позволявший гражданам отказываться от вакцинации.

Неудача Конан Дойля не сломила: на протяжении последующих лет он не оставлял попыток отстоять в глазах общественности пользу вакцинации, причем не только от оспы. Немало решимости ему добавило участие в англо-бурской войне: работая хирургом в полевом госпитале, он написал статью для The British Medical Journal, призывая ввести обязательную вакцинацию хотя бы для призывников. В качестве аргумента он приводил статистику с текущей войны: если в боях и от ран в Южной Африке погибло 7,5 тыс. солдат, то охватившая армию эпидемия сыпного тифа унесла более 8 тыс. жизней. Впоследствии он еще дважды выступал с этим предложением перед королевской комиссией, но снова безрезультатно: в Первую мировую войну Британия вступила, так и не введя обязательную вакцинацию.

В конце 1893 года, похоронив Шерлока Холмса в Рейхенбахском водопаде, Конан Дойль и сам отправился в Швейцарию. Там, в Давосе, уже несколько месяцев лечилась от туберкулеза его жена. В Давосе Конан Дойль открыл новый для себя вид спорта — горные лыжи.

Не то чтобы о лыжах к этому моменту не знали вовсе: в Норвегии, например, ими активно пользовались и в спорте, и просто как средством передвижения. Но в Альпах горные лыжи были новинкой: во всем Давосе ими владели лишь двое энтузиастов — братья Брангер. Новый вид спорта братья осваивали сами, методом проб и ошибок, и посмеяться над двумя спортсменами, все время барахтающимися в снегу, собирались местные жители и пациенты туберкулезных пансионатов. К приезду Конан Дойля братья стали местными знаменитостями, но на лыжах стояли уже довольно уверенно. Быстро заскучав в спокойном санаторном городке, Конан Дойль решил брать у них уроки — теперь уже обитатели Давоса собирались посмотреть на барахтающегося в снегу знаменитого писателя.

Освоением базовых навыков Конан Дойль, разумеется, не удовлетворился — и, как только почувствовал себя в силах, предложил братьям немедленно отправиться на покорение альпийских вершин. В конце марта 1894 года Конан Дойль и братья Брангер отправились в рискованное даже по современным меркам путешествие из Давоса в соседний городок Ароза через перевал почти в 3 тыс. метров над уровнем моря. Путешественники не взяли с собой никакого снаряжения, кроме лыж, что чуть не стало причиной настоящей катастрофы: последний спуск, перед самым городом, оказался крутым, как отвесная стена. Спускаться на лыжах было самоубийством, находчивые браться стянули лыжи ремешками, сделав что-то вроде санок. Конан Дойль намеревался последовать их примеру, но что-то пошло не так: конструкция рассыпалась и лыжи потерялись в снегу. Конан Дойль, впрочем, не растерялся: решив, что первому англичанину, перешедшему Альпы на лыжах, не пристало возвращаться в цивилизацию пешком, он просто скатился с отвесного спуска, едва не лишившись штанов.

О своих достижениях и преимуществах освоенного вида спорта Конан Дойль тут же написал подробный рассказ для The Strand Magazine, уверяя читателей, что более захватывающего зимнего занятия придумать невозможно. Он прочил Швейцарии будущее центра горнолыжного спорта и немало вложился в его популяризацию — первые целенаправленные поездки в Альпы ради их склонов были совершены друзьями и поклонниками писателя, который помогал планировать, раздавал советы и рекомендации по снаряжению и технике спуска. К 1895 году спрос на лыжи так вырос, что местные шорники Эттингеры вместо того, чтобы каждый раз стругать лыжи на заказ, поставили их производство на поток, а в 1905 году в Швейцарии провели первый чемпионат по горным лыжам, на который приехало 10 тыс. зрителей.

Странные и зловещие события происходили в английской деревне Грейт-Вирли в 1903 году. На полях после ночного выгула стали находить трупы лошадей, коров и овец — кто-то протыкал им животы острым предметом и оставлял истекать кровью. Скоро полиция стала получать анонимные письма от якобы члена некой банды, который обещал, что к осени они оставят животных в покое и займутся маленькими девочками. О банде из писем мало что можно было понять, кроме того, что в нее входил сын местного викария — Джордж Эдалджи. Неудивительно, что именно он и стал главным подозреваемым.

Джордж Эдалджи был сыном парса, принявшего христианство и ставшего местным викарием. Соседи относились к семье в лучшем случае настороженно, но в основном враждебно: члены семьи получали письма с угрозами, их двор нередко забрасывали мусором и экскрементами, били окна и оставляли на стенах дома надписи «Эдалджи — мерзкие грешники», а от их имени по всей округе рассылались скабрезные послания и открытки. Несмотря на непрекращающуюся травлю, Джордж Эдалджи успешно окончил школу, университет и стал успешным юристом — и все же именно его и местные жители, и полиция обвинили в зловещих убийствах животных ради зороастрийского ритуала.

18 августа Джордж Эдалджи был арестован — и через два месяца осужден на семь лет каторжных работ. Доказательства обвинения строились на том, что его обувь была испачкана землей, отпечаток ноги в поле соответствовал его размеру, а на его куртке нашлись шерстинки, идентичные шкуре убитого пони. Дело оказалось довольно резонансным: в поддержку Эдалджи была составлена петиция, которую подписали 10 тыс. человек, и в 1906 году его досрочно освободили, хотя обвинений не сняли. Эдалджи был вынужден вернуться в свою деревню и жить под присмотром полиции, не имея возможности заниматься юридической деятельностью. Отчаявшись самостоятельно справиться с ситуацией, он написал письмо Конан Дойлю, и тот, увидев в истории британский вариант дела Дрейфуса, взялся за собственное расследование.

Во-первых, установил он, земля на ботинках была черного цвета, тогда как на полях Грейт-Вирли — глинистая почва рыжего цвета. Во-вторых, куртку Эдалджи доставили на экспертизу в одном пакете с образцом шкуры пони — так на ткань и попали ее волоски. В-третьих, никто не делал слепка следа на поле, суд просто поверил констеблю на слово. К тому же Конан Дойль был все-таки профессиональным врачом: во время первой же встречи с Эдалджи он понял, что у того сильный астигматизм и близорукость. С таким зрением не только невозможно ночью найти животное в поле, но и с трудом получится добраться до этого поля.

Результаты своего расследования Конан Дойль опубликовал в The Daily Telegraph, потребовав пересмотра дела. Его поддержали юристы, но суд не мог ничего сделать — института апелляционного уголовного суда в Англии не было, единственным способом снять с Эдалджи обвинения было найти настоящего потрошителя. Стоит ли удивляться, что и с этим Конан Дойль блестяще справился. Дело в том, что, пока он занимался своим расследованием, на него обрушился шквал анонимок — неизвестный угрожал вспороть живот и ему, если он не бросит заниматься делом Эдалджи. Сравнив письма, которые получала полиция в 1903 году, и анонимки, Конан Дойль понял, что они написаны одним и тем же человеком, а несколько зацепок, оставленных в них отправителем, указывали на одного жителя Грейт-Вирли, отчисленного за хулиганство из местной школы, который сначала работал подмастерьем у мясника, а потом стал юнгой на корабле, перевозившем скот.

Свои выводы Конан Дойль отправил в комиссию, которую собрали для пересмотра дела. Джорджа Эдалджи признали невиновным и восстановили его юридическую лицензию. А под влиянием этого дела и дела Адольфа Бека (семь лет отсидевшего из-за небрежно проведенной очной ставки) в Англии уже в 1907 году заработал апелляционный уголовный суд.

В 1892 году Конан Дойль написал повесть «За городом» о том, как тихая жизнь английского пригорода была нарушена приездом феминистки, взбудоражившей местное общество идеей борьбы за право голоса для женщин, а затем уехавшей продолжать борьбу в США. Один из персонажей повести сетовал, что женскому движению не хватает солидарности, что если бы женщины объединились, то их совместный голос заглушил бы все голоса мира. Считается, что в уста этого героя Конан Дойль вложил свои мысли. Однако когда женщины наконец объединились, Конан Дойль встретил новое движение без восторга.

Конан Дойль открыто критиковал методы суфражисток, заимствованные у ирландского освободительного движения: погромы, поджоги, стихийные демонстрации, по его мнению, лишь порождали хаос. Суфражистки в ответ заливали его почтовый ящик кислотой и срывали его выступления. Не нравилось Конан Дойлю и основное требование — добиться права голоса на выборах. Оно казалось Конан Дойлю несвоевременным: при невозможности для женщины разорвать неудачный брак и существующих масштабах домашнего насилия вероятные политические разногласия между мужем и женой могли перерасти в настоящую трагедию. По английским законам правом на развод фактически обладал только мужчина — ему достаточно было всего лишь заявить о неверности жены, женщине же нужно было пройти через унизительную процедуру и доказать, что муж не только ей изменяет, но и жестоко с ней обращается. Право распоряжаться своим семейным положением представлялось Конан Дойлю куда более насущным для женщин, нежели право голоса.

В 1909 году он возглавил Союз за реформу бракоразводных процессов. Главной повесткой Союза было равенство полов в процессе развода — женщины должны были получить такое же право подать на развод из-за измены супруга, как и мужчины. Помимо измены, Конан Дойль выдвинул еще три убедительных причины для развода: алкоголизм или безумие супруга, его длительное отсутствие и физическое насилие в семье. На самом деле взгляды Конан Дойля на развод были еще либеральнее: в глубине души он верил, что брак может быть расторгнут и просто потому, что супруги больше не любят друг друга или не хотят быть вместе, но в политических целях он предпочитал придерживаться более консервативной повестки.

Борьба Конан Дойля за реформирование закона о разводах началась с брошюры, в которой он приводил базовые требования к закону, и нескольких выступлений — и вылилась в ожесточенную перепалку со всеми на свете. Консерваторы и духовенство обвиняли его в подрыве нравственности и антиклерикализме, сами суфражистки — в ненависти к женщинам и презрении к их правам. На одно из его выступлений о браке и разводе в небольшой церкви ворвалась толпа женщин и чуть не устроила в ней погром, сорвав речь Конан Дойля.

С переменным успехом это противостояние продолжалось до 1923 года, когда процесс развода в Англии наконец уравняли для обоих полов. Спустя пять лет добились своего и суфражистки — мужчины и женщины получили равное право голоса на выборах. Дополнительные причины для расторжения брака, которые предлагал Конан Дойль, появились в английском законодательстве уже после его смерти — в 1937 году.

После крушения «Титаника» в 1912 года британская пресса наполнилась статьями о героическом поведении англичан во время катастрофы. Драматичные рассказы о том, как мужчины, жертвуя жизнью, спасали женщин и детей, как члены экипажа решительно отстреливали трусливых иностранцев, которые пытались пролезть вперед во что бы то ни стало, как капитан не покинул корабля, а оркестр продолжал играть до последнего, публиковали все газеты страны.

Единственным, кто попытался снизить накал героического пафоса вокруг катастрофы, оказался Бернард Шоу. В статье «Некоторые неупомянутые моральные соображения», опубликованной в The Daily News, он последовательно разоблачал созданные прессой мифы о «Титанике» и рассказывал о неразберихе, панике, плохо проведенной эвакуации и классовых предрассудках, которыми руководствовались члены экипажа при заполнении спасательных шлюпок. Отвечать ему вызвался Конан Дойль, видевший в гибели «Титаника» национальную и личную трагедию. Уверенный, что для спасения пассажиров было сделано все возможное, он обвинил Шоу в манипуляции фактами. Шоу в ответ обвинил Конан Дойля в излишнем романтизме. Между писателями развернулась открытая дискуссия, она сошла на нет после публикации первых результатов расследования гибели «Титаника», которые показали, что ошибок все же было больше, чем героизма.

Проблема безопасности на воде и организации средств спасения запала писателю в душу. Статистика подтверждала, что проблема была актуальной: в 1914 году при столкновении с немецкими подлодками погибло почти 1500 британских моряков, служивших на патрульных крейсерах. Причем большая часть не погибла от ранений, а просто утонула: на военных кораблях запрещалось держать шлюпки, которые рассматривались как пожароопасные элементы, а других средств спасения предусмотрено не было. Конан Дойль предложил выдавать каждому моряку сверток с резиновым кругом, который в случае опасности можно было надеть на шею и надуть за десять секунд. Писателя поддержали газеты, несколько дней подряд выходившие с заметками о ловком изобретении, пока военное министерство наконец не распорядилось изготовить 250 тыс. таких кругов. Со временем это изобретение трансформировалось в полноценный спасательный жилет, как тот, который лежит под каждым креслом в самолете.

В конце лета 1914 года прославленный писатель, рыцарь Британской империи, получивший титул за фундаментальный труд «Англо-бурская война», успешный адвокат и правозащитник направил в военное министерство скромное письмо: «Думаю, можно сказать, что мое имя хорошо известно многим молодым людям в этой стране, и если я пройду призывную комиссию в моем возрасте — это будет хорошим примером. Мне 55 лет, но я очень силен и вынослив, к тому же у меня громкий голос, это может быть полезным при строевой подготовке». Британия только что вступила в Первую мировую войну, и Конан Дойль не упустил возможности выступить истинным патриотом.

Пока министерство рассматривало его заявку, Конан Дойль решил использовать свой громкий голос по-другому. Он развесил в городке Кроуборо, где жил с семьей, объявления о том, что собирается создать местный добровольческий отряд из тех, кого по разным причинам пока не берут в действующую армию, и таким образом начать готовить резерв солдат для, возможно, долгой войны. В первый же день в Добровольческий запасной полк Кроуборо записались 173 человека, которые тут же приступили к ежедневным занятиям — строевая подготовка, стрельба и марш-броски по местным болотам. Когда в действующую армию писателя все-таки не взяли, он всерьез занялся пропагандой добровольческих отрядов.
Об успехах своего полка он рассказал в статье в The Times, призвав англичан создавать подобные отряды во всех населенных пунктах. На него тут же посыпался шквал писем — 1200 деревень и городов Англии требовали выслать им инструкции и методические указания по формированию добровольческих резервов. Власти к инициативе отнеслись настороженно: вооруженные отряды, собирающиеся по всей стране без санкции и контроля правительства, казались не столько помощью стране, сколько потенциальной угрозой. Из военного министерства пришло распоряжение немедленно распустить незаконные объединения. Впрочем, запрет продлился недолго — правительство создало Ассоциацию добровольческих учебных корпусов, в задачи которой входило контролировать и организовывать работу законной добровольческой армии. Вице-президентом ассоциации стал Конан Дойль. По разработанной с его участием инструкции в добровольческую армию могли вступать не подлежащие призыву мужчины, а все затраты на содержание и вооружение добровольческих отрядов должны были покрываться за счет сбора средств в графстве, которому принадлежал полк.

Возглавить организованный им запасной полк Кроуборо, переименованный теперь в 4-й королевский добровольческий батальон Суссекса, Конан Дойль отказался, посчитав, что эту должность положено занять профессиональному военному, но прослужил в нем рядовым до самого конца войны. Впрочем, офицерскую форму Конан Дойль все-таки надел — в 1916 году он согласился отправиться на фронт, чтобы написать несколько очерков о доблести итальянцев и поднять престиж союзной Италии, потерпевшей от немцев несколько жестоких поражений. Отправить на линию фронта военное министерство могло только офицера, и Конан Дойль воспользовался званием лорда-лейтенанта, которое ему было пожаловано вместе с рыцарством в 1902 году. А так как специальной формой он тогда не обзавелся, то портному пришлось импровизировать и сшить мундир с серебряными розами вместо звезд на погонах — такие же мундиры получили и младшие сыновья писателя.

Если в вопросах общественных и политических Конан Дойль отличался трезвым умом и практичным подходом, то в вопросах духовных он был настоящим романтиком. Ирландец по происхождению, он был воспитан в католической вере, но во время обучения в иезуитском колледже разочаровался в религии. Хотя первое причастие и произвело на него впечатление, дальнейшее изучение религиозных догматов и риторики напрочь отвратило от какой-либо институционализированной духовной жизни. Завершение отношений с католицизмом стало началом долгих духовных поисков и попыток объяснить то, что не поддавалось логическому и научному объяснению.

Главный перелом в его духовной жизни предсказуемо пришелся на Первую мировую войну — в боях и в военных госпиталях погибли сын, брат и два племянника писателя. В попытках справиться с трагедией он обратился к спиритизму. Идея общения с духами привлекала писателя давно, сеансы с медиумами он иногда посещал и до войны, но в 1916 году простое увлечение переросло в пламенную страсть. За новую религию он был готов бороться до конца и сопротивлялся любым попыткам ее дискредитировать. Более того, он добровольно стал ее проповедником — до самой смерти ездил с выступлениями о спиритизме по всему миру, прочитал почти 500 лекций, в том числе в Канаде, Австралии, Южной Африке и США. Постепенно это увлечение вытеснило все общественные интересы Конан Дойля.

В 1920 году случилось чудо: духовное учение, вызывавшее скепсис у большинства здравомыслящих людей, неожиданно получило доказательства. Шестнадцатилетняя Элси Райт и ее двоюродная сестра, десятилетняя Фрэнсис Гриффитс, из деревни Коттингли смогли сфотографировать фей, с которыми, по их словам, часто играли у ручья. Конан Дойль, выросший на ирландских сказках о «маленьком народце», конечно, воспринял эту новость с энтузиазмом и в свойственной ему манере принялся распространять историю. В статье для The Strand Magazine он утверждал, что воспользовался методами Холмса и несколько дней сидел над фотографиями с сильной лупой, пытаясь отыскать на них признаки фальсификации, но так ничего и не нашел, а в 1922 году выпустил книгу «Явление фей», в которой сравнивал снимки с открытием Америки.

Искренняя вера Конан Дойля в фей губительно сказалась на его репутации — стали поговаривать, что создатель гениального Шерлока Холмса сошел с ума, люди шутили, что во время спектаклей о Питере Пэне, когда зрителей просят похлопать, чтобы спасти фею Динь-Динь, первым вскакивает знаменитый писатель.

В том, что для четырех из пяти сделанных фотографий были использованы вырезанные фигурки, Фрэнсис Гриффитс призналась лишь в 1983 году в интервью The Times, оставив поклонникам мистификации надежду, что на пятой фотографии «Феи и их солнечные ванны» действительно изображены сказочные существа. Впрочем, эксперты полагают, что объемность и реалистичность фей стали результатом случайной мультиэкспозиции — фигурки просто наложились друг на друга во время фотографирования и создали реалистичную иллюзию.

В 1922 году, во время путешествия по США с циклом лекций о спиритуализме, Конан Дойль получил приглашение от старого приятеля Гарри Гудини на ежегодный ужин Общества американских фокусников. Знаменитый маг уверял писателя, что его коллеги обещают не разоблачать при нем любителей общаться с духами, к числу которых он принадлежал. Не слишком полагаясь на честное слово иллюзионистов, Конан Дойль решил на всякий случай подготовиться к возможным разоблачениям. В Нью-Йорк он приехал с собственным фокусом.

В отеле «Макалпин», где проходила встреча, был установлен кинопроектор, писатель поприветствовал гостей и сказал вступительное слово: «Те изображения, которые вы сейчас увидите,— не мистика. Это, с одной стороны, сила воображения, а с другой — психическая энергии. Воображение мое, а энергия исходит отовсюду». После этого он запустил пленку, и на экране появились динозавры: хищные и травоядные, маленькие и большие, они охотились, отдыхали, ходили на водопой, спаривались и дрались. Через несколько минут фильм закончился, и Конан Дойль молча покинул вечер, оставив зал в полном недоумении.

На следующий день о невероятном шоу уже писали газеты. В то, что Конан Дойль смог запечатлеть динозавров посредством телекинеза, конечно, никто не верил, но многие всерьез пытались разобраться, где ему удалось заснять доисторических животных. Писатель не стал долго мучить публику и к вечеру сознался в розыгрыше — он показал всего лишь фрагменты фильма, который снимали по его научно-фантастическому роману «Затерянный мир». Впрочем, первое в истории появление динозавров в кино потребовало едва ли меньше усилий, чем телекинез: динозавры были не рисованными и не кукольными, огромные резиновые существа были сделаны с соблюдением пропорций и деталей, а внутри содержали шарнирный скелет, позволявший им довольно реалистично двигаться. Над спецэффектами в фильме работал будущий создатель Кинг-Конга Уиллис О’Брайен. За «Затерянным миром», кстати, числится и еще одно достижение — в 1925 году он стал первым фильмом, показанным пассажирам самолета во время полета.

Розыгрыш с доисторическими монстрами Гудини одобрил, но на следующую мистификацию писателя не попался. Через две недели после ужина Гудини и Конан Дойль отправились с семьями на выходные в Атлантик-Сити. Там писатель решил устроить другу сюрприз — провести спиритический сеанс и вызвать дух его умершей матери. Медиумом должна была выступать жена Конан Дойля, недавно открывшая в себе сверхспособности. Компания собралась в темной комнате, Джин Конан Дойль вошла в транс и исписала от имени матери фокусника 15 (по утверждению Конан Дойля) или 5 (по утверждению Гудини) листов бумаги нежными посланиями сыну. Конан Дойль вспоминал, что Гудини был поражен и впечатлен возможностями спиритизма. Гудини — что сеанс лишь убедил его в том, что в лучшем случае медиумы невольно выдают желаемое за действительность, а в худшем, что намеренно вводят людей в заблуждение: мать Гудини — жена раввина, правоверная иудейка, знавшая от силы десяток английских слов,— оставила ему через Джин Конан Дойль развернутое письмо на чистейшем английском языке, а вверху каждого листа нарисовала католический крест. Из уважения к другу, который верил и в спиритический дар жены, и в духов, Гудини несколько месяцев держал свои догадки в тайне. Однако когда пошли слухи, что разоблачитель всего паранормального на досуге общается с духом умершей матери, не выдержал. 30 октября 1922 года он написал в The New York Sun сообщение: ни в каких духов он не верит, с матерью не общался со дня ее смерти, а спиритизм — выдумки фанатиков, таких как чета Конан Дойлей. Конан Дойль, разумеется, оскорбился и написал Гудини гневное письмо — если тот не верит в то, что увидел собственными глазами, то продолжать разговор бессмысленно. Разговор, впрочем, оба продолжили и еще пару месяцев обменивались гневными письмами, положив конец дружбе.