Назначены виновными
В стране, где революционная целесообразность всегда превалировала над законнос
55 лет назад, в 1948 году, министру госбезопасности СССР Виктору Абакумову указали, что он был не прав, устроив суд чести над двумя своими сотрудниками "без ведома и согласия Политбюро". В кампании по организации судов чести наступил перелом. Историю этих странных внесудебных судебных органов восстановил обозреватель "Власти" Евгений Жирнов.
В стране, где революционная целесообразность всегда превалировала над законностью, нововведениями в судебной системе удивить кого-либо было невозможно. Вводили ли наказание за "колоски", отменяли или восстанавливали смертную казнь, народ, как обычно, безмолвствовал. Но в 1947 году дело ученых Клюевой и Роскина (так называемое дело КР) должно было озадачить всех мало-мальски осведомленных о нем людей. Вместо привычного подгона обстоятельств под широкие, как просторы родины, статьи Уголовного кодекса был создан специальный судебный орган, подогнанный под обстоятельства дела. Правда, дело того стоило.
Чудо-паразиты
Открытие биолога Григория Роскина не сделало его звездой первой величины. Тогда, в начале 30-х годов, панацеи от всех болезней, включая рак, появлялись едва ли не ежегодно. Злокачественные опухоли пытались лечить мочой беременных женщин, снотворным и даже гипнотическим внушением. На этом фоне опыты на мышах, у которых рост новообразований остановился благодаря введению каких-то неразличимых глазом латиноамериканских паразитов, смотрелись, мягко говоря, не слишком эффектно. И попросту опасно. К тому же профессор Роскин не изобрел ничего совершенно нового. Он лишь подтвердил гипотезу о том, что в Бразилии у людей, страдающих вызываемой этими паразитами болезнью Чагаса, не бывает рака. А в довершение всего Роскин не слишком стремился к популяризации своего открытия.
Ситуация коренным образом изменилась летом 1939 года, после того как Роскин на курорте познакомился с профессором Ниной Клюевой — врачом-инфекционистом, известной своей активностью и предприимчивостью. Довольно скоро работа над чудодейственным лекарством для раковых больных стала семейным делом профессорской четы. Клюева разработала методику переработки живых паразитов в простейший препарат и организовала его клинические испытания в Москве. Результат превзошел все ожидания. У некоторых больных опухоль уменьшилась или исчезла вовсе. Проведение испытаний приостановила война. Когда в 1944 году эксперимент возобновился, Клюева и Роскин стали настаивать на его расширении. Для испытаний препарата, названного КР, им нужны были собственная лаборатория и серьезная клиническая база.
Конечно, ученые могли пойти путем всех своих коллег и писать бесконечные письма о значении своего открытия в ЦК и Совнарком. Без всякой надежды на положительный ответ. Но Клюева выбрала другой путь к умам руководства страны: самое острое оружие партии — ее печать. В декабре 1945 года обширный доклад о КР был представлен на заседании президиума Академии медицинских наук СССР, членом-корреспондентом которой к тому времени стала Клюева. На заседании как бы случайно оказались корреспонденты "Известий" и "Огонька". И дальше все должно было пойти как по маслу. На статьи обратили бы внимание вожди, заинтересовались бы и помогли. И действительно, вскоре после заседания в АМН СССР Совнарком принял решение об организации для авторов КР специальной лаборатории. Однако на сенсационное выступление в академии обратили пристальное внимание не только советские верхи.
Информация о КР в считаные часы попала за границу и вызвала эффект разорвавшейся бомбы. В США больные и родственники страждущих требовали немедленно доставить из СССР чудодейственный препарат. Дело дошло до того, что посол Соединенных Штатов в Москве генерал Смит лично приехал в АМН и попросил о встрече с Клюевой и Роскиным. Посол был столь настойчив, что вскоре Министерство здравоохранения СССР подготовило проект договора о сотрудничестве в области борьбы с раком. Советская сторона обязалась передать американцам всю имеющуюся информацию о КР и процессе его производства, для чего принять у себя американских специалистов. А также согласилась в дальнейшем считать эту работу совместной советско-американской. Соединенные Штаты в лице посла обещали предоставлять информацию обо всех аналогичных американских работах и пополнить оборудованием все советские НИИ, имеющие отношение к борьбе с раком.
Пока шли обсуждения, международная обстановка, как говорили тогда, изменилась. Американцев больше не рассматривали как союзников по антигитлеровской коалиции. И договор так и не подписали. Хотя в меру сил и продолжали его выполнять. Врачи из Соединенных Штатов побывали в лаборатории Клюевой и Роскина. Передали американским партнерам и рукопись монографии авторов КР.
Дело медиков
Документы свидетельствуют, что, узнав об этом, Сталин был взбешен. Академика-секретаря АМН Василия Парина, которого сочли главным виновником передачи государственного секрета американцам, арестовали в феврале 1947 года. Но тут же встал вопрос о наказании остальных участников дела КР. Естественно, их могли отправить на Лубянку, где после соответствующей обработки они признались бы в чем угодно. Даже в желании заразить своими заморскими паразитами вождя. Но в тюрьме они могли сломаться, и страна не получила бы чудодейственный препарат. К тому же арест известных всему миру ученых мог вызвать нежелательный отклик за рубежом. А советская пропаганда в то время именовала родину социализма лидером демократических стран.
Помог, скорее всего, американский опыт. В конгрессе Соединенных Штатов с 1934 года действовала комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, которая с 1946 года вплотную занялась коммунистами. Такое же публичное общественное осуждение требовалось для авторов КР и их соучастников. Но аналогичную комиссию по расследованию создавать было неприлично, да и невозможно — ввиду отсутствия постоянно действующего парламента. Выход нашел главный идеолог партии — Андрей Жданов. Он предложил создать нечто вроде действовавших в дореволюционной армии судов чести. Это прусское изобретение неплохо прижилось на русской почве, и иногда подобные суды организовывались вне армейских стен для рассмотрения проступков, несовместимых со званием дворянина или чиновника.
25 марта 1947 года Жданов доложил Сталину, что подготовленный им вместе с генпрокурором СССР и работниками ЦК проект положения о судах чести (см. документ) готов к утверждению. Суд над Клюевой и Роскиным состоялся в июне 1947 года. Бывшего министра здравоохранения Георгия Митерева судили в сентябре. Отделались они, если не считать тяжелейших переживаний во время процессов, сравнительно легко. Клюева и Роскин продолжили работу над своим засекреченным детищем. А Митерева отправили руководить санитарно-гигиеническим НИИ.
В июне во все парторганизации было разослано зловещее закрытое письмо ЦК о деле КР и антипатриотизме, которое произвело неизгладимое впечатление на партийное и советское чиновничество. Для народа создали три пьесы глубоко патриотического содержания. А также фильм "Суд чести" с лучшими актерами страны, удостоенный Сталинской премии. Все в достаточной степени почувствовали дуновение ветров 1937 года. Воспитательный процесс можно было считать законченным. Однако Сталин, видимо, решил, что привыкшим за время войны к самостоятельному принятию решений аппаратчикам нужно преподать целую серию наглядных уроков. И в соответствии с указаниями ЦК в 82 министерствах и ведомствах прошли выборы судов чести. А также начали готовить процессы по образу и подобию дела КР. Виновных — в полном соответствии с положением о судах чести — назначали руководители ведомств.
Дело адмиралов
Бывший главком ВМФ адмирал Николай Кузнецов стал виновным в тот день, когда поссорился с министром вооруженных сил маршалом Булганиным. После объединения флота и армии в одно министерство Булганин решил выселить управления ВМФ в Москве из принадлежавших им прежде зданий. Кузнецов обратился за помощью к Сталину, и генералиссимус встал на сторону моряков. И Булганин этого не простил.
Процесс строился по образу и подобию дела КР. Опять сотрудничество с союзниками, опять секретная информация, даже обвиняемых было тоже четверо (в деле Минздрава суд чести осудил и сидевшего в тюрьме Парина). С той лишь разницей, что председателем суда был маршал Говоров. Единственный из советских военачальников, который во время Гражданской войны, хотя и недолго, служил у белых. Как раз в это время в захваченных в конце войны эмигрантских архивах нашли подробные документы о той службе маршала. Так что правильное поведение суда было гарантировано.
Четырем адмиралам — Кузнецову, Галлеру, Алфузову и Степанову — ставилась в вину передача без согласия руководства страны за границу, то есть союзникам по антигитлеровской коалиции, чертежей торпеды, которую можно было сбрасывать с большой высоты на парашюте, и морских карт двух островов и южного побережья Камчатки.
Адмиралы безуспешно доказывали, что торпеда была разработана в 1938 году и к моменту передачи чертежей перестала быть секретной. А такие же карты можно было просто купить в магазине. Не помогли и ссылки на то, что за всю войну союзники передали СССР шесть тысяч карт, получив взамен только полторы тысячи. Адмиралов не спасло даже то, что никто из них не сломался и не стал переваливать вину на товарищей. Не смягчило обвинителей и то, что во второстепенном (потере бдительности и т. п.) они частично признали свою вину. Решение суда чести было утверждено в ЦК еще до его начала. Моряков подвергли самому суровому наказанию — передали их дело в следственные органы. И в январе 1948 года адмиралов судила Военная коллегия Верховного суда. Результат вновь был предрешен. Алфузова и Степанова приговорили к десяти годам, Галлера — к четырем, а Кузнецов был понижен в звании до контр-адмирала.
Воспитательный эффект опять был достигнут. Военные поняли: если не побоялись отдать под суд адмирала, командовавшего флотом всю войну, значит, легко могут отправить в лагерь любого офицера или генерала. А Кузнецова в 1951 году вновь поставили командовать флотом, а вскоре восстановили в звании.
Дело агитаторов
Далеко не все обвиняемые на судах чести могли быть столь же стойкими, как адмиралы. В 1947 году под суд чести ЦК ВКП(б) были отданы сотрудники Управления пропаганды Михаил Щербаков и внебрачный сын Сталина — Константин Кузаков. Их обвинили в том, что они рекомендовали на работу в аппарат ЦК Бориса Сучкова, который затем, возглавляя издательство иностранной литературы, выдал американцам факт существования советского атомного проекта.
В беседах со мной Кузаков рассказывал, что не был виноват ни на йоту. Что рекомендацию Сучкову он подписал по просьбе Жданова. И что все дело вокруг Сучкова затеял Берия, чтобы свалить Жданова. Но задача суда как раз и сводилась к тому, чтобы Кузаков почувствовал себя виновным — в противном случае он мог набраться храбрости и пожаловаться товарищу Сталину. Поэтому еще до суда Кузакова несколько раз вызывали на многочасовые допросы, где "безапелляционно", по его собственному выражению, убеждали в виновности Сучкова, а также устраивали ему очные ставки со Щербаковым.
В поисках поддержки Кузаков бросился к своему руководителю и другу — начальнику управления пропаганды ЦК Александрову. Тот посетовал, что, мол, просмотрели врага. "А кто просмотрел?" — не растерялся Кузаков. "Да, разные обстоятельства бывают",— отвел глаза шеф.
Но он продолжал сопротивляться и не подписывал обвинительное заключение. Тогда председатель вызвал его для разговора один на один: "Подпишешь — останешься в партии. Не подпишешь — будет плохо". Кузаков подписал.
Он вспоминал, что переживания — "как же я могу быть виновным, если я невиновен?" — превратились в какой-то психоз. Кузаков достаточно подробно описывал мне как ему рассказывали о рассмотрении вопроса на Политбюро в сентябре 1947 года, где Сталин на предложение об аресте Кузакова и Щербакова сказал: "Не вижу оснований". Вспоминал он и о том, как его назначили после суда чести начальником сценарного отдела Мосфильма. Но вот о самом суде он не мог — не не хотел, а именно не мог — вспомнить абсолютно ничего. Стресс оказался настолько велик, что привел к амнезии.
Воспитательный эффект от этого суда оказался еще большим, чем от дела адмиралов. Если вождь отдал на заклание своего сына, пусть и внебрачного, значит, всем нужно вытянуться в струнку и, затаив дыхание, слушать указания свыше.
Дело метеорологов
Моральный прессинг не выдерживали и люди, прошедшие куда более суровую школу жизни, чем Кузаков. К примеру, знаменитый полярник Евгений Федоров.
Виновным в антигосударственных и антипатриотических поступках Героя Советского Союза генерал-майора Федорова назначил секретарь ЦК ВКП(б) Алексей Кузнецов. Федоров стал широко известен после первого полярного дрейфа на льдине, которым руководил Папанин. Во время Великой Отечественной войны он возглавлял подчинявшуюся Генштабу метеослужбу и неожиданно для себя и окружающих начал делать политическую карьеру: ему поручили руководить Антифашистским комитетом молодежи. Конечно, это была сугубо общественная работа. И по рангу Федоров вряд ли мог сравниться даже с секретарем малого, комсомольского, ЦК. Но молодость и всеобщая известность делали его опасным конкурентом самого молодого секретаря ЦК ВКП(б) Кузнецова, рассматривавшегося в качестве наследника Сталина по партийной линии.
И потому, чтобы надломить полярника Федорова, его еще до суда сняли с должности и лишили генеральского звания. Схема обвинений была стандартной. Выступая перед аппаратом ЦК, Алексей Кузнецов заранее сформулировал все обвинения: "Центральный Комитет партии вскрыл пресмыкательство перед заграницей и раболепие со стороны бывшего начальника гидрометеорологической службы Федорова. Причем английские и американские разведчики распоряжались в гидрометеорологической службе как в своем собственном доме". Обвиняемых вновь было четверо. А самым тяжким обвинением вновь стала передача госсекретов за рубеж.
Сломать Федорова до суда не удалось и потому его взяли измором. Раз за разом, по кругу, судя по всему, на протяжении многих часов задавали одни и те же вопросы. К примеру, об обмене специальной литературой с прикомандированными к гидрометслужбе представителями союзников: "По какому принципу отбиралась литература для обмена и были ли какие-нибудь указания по этому вопросу?", "Но ведь вы знали, что в государстве существует такой порядок, что литература не может вывозиться за границу, если даже она у нас и продается?", "Для какой цели был передан американцам и англичанам доклад совещания научно-исследовательских учреждений, для обмена на что?", "Почему вы, посылая информационное сообщение для американской миссии, не задумались, что вы посылаете?", "Почему в переданном американцам несекретном сообщении была ссылка на доклад с грифом 'Для служебного пользования'?". От простого чтения протокола допроса Федорова к сороковой странице у любого начала бы кружиться голова.
Еще через полтора часа его с той же занудной дотошностью расспрашивали, почему он передал американцам секретное описание Курильской гряды. Федоров уже явно начал сдавать и объяснял, что, хотя эта книжка и была составлена на основании открытых японских данных, передавать ее в 1944 году все-таки не стоило потому, что американцы могли спровоцировать столкновение между Японией и СССР. Его обвиняли и в том, что он раскрыл врагам, то есть союзникам, секреты подготовки советских метеорологов. В обмен на программы подготовки английских и американских. И он вновь признавал свою неправоту.
Герой-полярник невнятно оборонялся, когда его обвиняли в злонамеренном обмене комплекта оборудования устаревшей советской метеостанции на новейшую американскую автоматизированную аппаратуру. Но потом признал себя виновным и в этом.
Однако окончательно сломали Федорова вопросы о девушках и позорном случае с его генеральской фуражкой.
(Окончание следует)
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ "АРХИВ"
В стране, где революционная целесообразность всегда превалировала над законностью, нововведениями в судебной системе удивить кого-либо было невозможно. Вводили ли наказание за "колоски", отменяли или восстанавливали смертную казнь, народ, как обычно, безмолвствовал. Но в 1947 году дело ученых Клюевой и Роскина (так называемое дело КР) должно было озадачить всех мало-мальски осведомленных о нем людей. Вместо привычного подгона обстоятельств под широкие, как просторы родины, статьи Уголовного кодекса был создан специальный судебный орган, подогнанный под обстоятельства дела. Правда, дело того стоило.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ  Советские ученые Добротворский и Лосев создают новый обезболивающий препарат и собираются передать его рецепт американцам |
Открытие биолога Григория Роскина не сделало его звездой первой величины. Тогда, в начале 30-х годов, панацеи от всех болезней, включая рак, появлялись едва ли не ежегодно. Злокачественные опухоли пытались лечить мочой беременных женщин, снотворным и даже гипнотическим внушением. На этом фоне опыты на мышах, у которых рост новообразований остановился благодаря введению каких-то неразличимых глазом латиноамериканских паразитов, смотрелись, мягко говоря, не слишком эффектно. И попросту опасно. К тому же профессор Роскин не изобрел ничего совершенно нового. Он лишь подтвердил гипотезу о том, что в Бразилии у людей, страдающих вызываемой этими паразитами болезнью Чагаса, не бывает рака. А в довершение всего Роскин не слишком стремился к популяризации своего открытия.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Об этом своевременно узнает старый друг Добротворского академик и генерал Верейский |
Конечно, ученые могли пойти путем всех своих коллег и писать бесконечные письма о значении своего открытия в ЦК и Совнарком. Без всякой надежды на положительный ответ. Но Клюева выбрала другой путь к умам руководства страны: самое острое оружие партии — ее печать. В декабре 1945 года обширный доклад о КР был представлен на заседании президиума Академии медицинских наук СССР, членом-корреспондентом которой к тому времени стала Клюева. На заседании как бы случайно оказались корреспонденты "Известий" и "Огонька". И дальше все должно было пойти как по маслу. На статьи обратили бы внимание вожди, заинтересовались бы и помогли. И действительно, вскоре после заседания в АМН СССР Совнарком принял решение об организации для авторов КР специальной лаборатории. Однако на сенсационное выступление в академии обратили пристальное внимание не только советские верхи.
Информация о КР в считаные часы попала за границу и вызвала эффект разорвавшейся бомбы. В США больные и родственники страждущих требовали немедленно доставить из СССР чудодейственный препарат. Дело дошло до того, что посол Соединенных Штатов в Москве генерал Смит лично приехал в АМН и попросил о встрече с Клюевой и Роскиным. Посол был столь настойчив, что вскоре Министерство здравоохранения СССР подготовило проект договора о сотрудничестве в области борьбы с раком. Советская сторона обязалась передать американцам всю имеющуюся информацию о КР и процессе его производства, для чего принять у себя американских специалистов. А также согласилась в дальнейшем считать эту работу совместной советско-американской. Соединенные Штаты в лице посла обещали предоставлять информацию обо всех аналогичных американских работах и пополнить оборудованием все советские НИИ, имеющие отношение к борьбе с раком.
Пока шли обсуждения, международная обстановка, как говорили тогда, изменилась. Американцев больше не рассматривали как союзников по антигитлеровской коалиции. И договор так и не подписали. Хотя в меру сил и продолжали его выполнять. Врачи из Соединенных Штатов побывали в лаборатории Клюевой и Роскина. Передали американским партнерам и рукопись монографии авторов КР.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Вняв настояниям общественности на суде чести Добротворский возвращается на патриотические позиции |
Документы свидетельствуют, что, узнав об этом, Сталин был взбешен. Академика-секретаря АМН Василия Парина, которого сочли главным виновником передачи государственного секрета американцам, арестовали в феврале 1947 года. Но тут же встал вопрос о наказании остальных участников дела КР. Естественно, их могли отправить на Лубянку, где после соответствующей обработки они признались бы в чем угодно. Даже в желании заразить своими заморскими паразитами вождя. Но в тюрьме они могли сломаться, и страна не получила бы чудодейственный препарат. К тому же арест известных всему миру ученых мог вызвать нежелательный отклик за рубежом. А советская пропаганда в то время именовала родину социализма лидером демократических стран.
Помог, скорее всего, американский опыт. В конгрессе Соединенных Штатов с 1934 года действовала комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, которая с 1946 года вплотную занялась коммунистами. Такое же публичное общественное осуждение требовалось для авторов КР и их соучастников. Но аналогичную комиссию по расследованию создавать было неприлично, да и невозможно — ввиду отсутствия постоянно действующего парламента. Выход нашел главный идеолог партии — Андрей Жданов. Он предложил создать нечто вроде действовавших в дореволюционной армии судов чести. Это прусское изобретение неплохо прижилось на русской почве, и иногда подобные суды организовывались вне армейских стен для рассмотрения проступков, несовместимых со званием дворянина или чиновника.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Жена поддерживает его единственно верный выбор |
В июне во все парторганизации было разослано зловещее закрытое письмо ЦК о деле КР и антипатриотизме, которое произвело неизгладимое впечатление на партийное и советское чиновничество. Для народа создали три пьесы глубоко патриотического содержания. А также фильм "Суд чести" с лучшими актерами страны, удостоенный Сталинской премии. Все в достаточной степени почувствовали дуновение ветров 1937 года. Воспитательный процесс можно было считать законченным. Однако Сталин, видимо, решил, что привыкшим за время войны к самостоятельному принятию решений аппаратчикам нужно преподать целую серию наглядных уроков. И в соответствии с указаниями ЦК в 82 министерствах и ведомствах прошли выборы судов чести. А также начали готовить процессы по образу и подобию дела КР. Виновных — в полном соответствии с положением о судах чести — назначали руководители ведомств.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Советские ученые Добротворский и Лосев создают новый обезболивающий препарат и собираются передать его рецепт американцам |
Бывший главком ВМФ адмирал Николай Кузнецов стал виновным в тот день, когда поссорился с министром вооруженных сил маршалом Булганиным. После объединения флота и армии в одно министерство Булганин решил выселить управления ВМФ в Москве из принадлежавших им прежде зданий. Кузнецов обратился за помощью к Сталину, и генералиссимус встал на сторону моряков. И Булганин этого не простил.
Процесс строился по образу и подобию дела КР. Опять сотрудничество с союзниками, опять секретная информация, даже обвиняемых было тоже четверо (в деле Минздрава суд чести осудил и сидевшего в тюрьме Парина). С той лишь разницей, что председателем суда был маршал Говоров. Единственный из советских военачальников, который во время Гражданской войны, хотя и недолго, служил у белых. Как раз в это время в захваченных в конце войны эмигрантских архивах нашли подробные документы о той службе маршала. Так что правильное поведение суда было гарантировано.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ |
Адмиралы безуспешно доказывали, что торпеда была разработана в 1938 году и к моменту передачи чертежей перестала быть секретной. А такие же карты можно было просто купить в магазине. Не помогли и ссылки на то, что за всю войну союзники передали СССР шесть тысяч карт, получив взамен только полторы тысячи. Адмиралов не спасло даже то, что никто из них не сломался и не стал переваливать вину на товарищей. Не смягчило обвинителей и то, что во второстепенном (потере бдительности и т. п.) они частично признали свою вину. Решение суда чести было утверждено в ЦК еще до его начала. Моряков подвергли самому суровому наказанию — передали их дело в следственные органы. И в январе 1948 года адмиралов судила Военная коллегия Верховного суда. Результат вновь был предрешен. Алфузова и Степанова приговорили к десяти годам, Галлера — к четырем, а Кузнецов был понижен в звании до контр-адмирала.
Воспитательный эффект опять был достигнут. Военные поняли: если не побоялись отдать под суд адмирала, командовавшего флотом всю войну, значит, легко могут отправить в лагерь любого офицера или генерала. А Кузнецова в 1951 году вновь поставили командовать флотом, а вскоре восстановили в звании.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Партия своевременно подсказывает его заместителю Молокову что космополитизм начальника не может остаться безнаказанным |
Далеко не все обвиняемые на судах чести могли быть столь же стойкими, как адмиралы. В 1947 году под суд чести ЦК ВКП(б) были отданы сотрудники Управления пропаганды Михаил Щербаков и внебрачный сын Сталина — Константин Кузаков. Их обвинили в том, что они рекомендовали на работу в аппарат ЦК Бориса Сучкова, который затем, возглавляя издательство иностранной литературы, выдал американцам факт существования советского атомного проекта.
В беседах со мной Кузаков рассказывал, что не был виноват ни на йоту. Что рекомендацию Сучкову он подписал по просьбе Жданова. И что все дело вокруг Сучкова затеял Берия, чтобы свалить Жданова. Но задача суда как раз и сводилась к тому, чтобы Кузаков почувствовал себя виновным — в противном случае он мог набраться храбрости и пожаловаться товарищу Сталину. Поэтому еще до суда Кузакова несколько раз вызывали на многочасовые допросы, где "безапелляционно", по его собственному выражению, убеждали в виновности Сучкова, а также устраивали ему очные ставки со Щербаковым.
В поисках поддержки Кузаков бросился к своему руководителю и другу — начальнику управления пропаганды ЦК Александрову. Тот посетовал, что, мол, просмотрели врага. "А кто просмотрел?" — не растерялся Кузаков. "Да, разные обстоятельства бывают",— отвел глаза шеф.
Но он продолжал сопротивляться и не подписывал обвинительное заключение. Тогда председатель вызвал его для разговора один на один: "Подпишешь — останешься в партии. Не подпишешь — будет плохо". Кузаков подписал.
Он вспоминал, что переживания — "как же я могу быть виновным, если я невиновен?" — превратились в какой-то психоз. Кузаков достаточно подробно описывал мне как ему рассказывали о рассмотрении вопроса на Политбюро в сентябре 1947 года, где Сталин на предложение об аресте Кузакова и Щербакова сказал: "Не вижу оснований". Вспоминал он и о том, как его назначили после суда чести начальником сценарного отдела Мосфильма. Но вот о самом суде он не мог — не не хотел, а именно не мог — вспомнить абсолютно ничего. Стресс оказался настолько велик, что привел к амнезии.
Воспитательный эффект от этого суда оказался еще большим, чем от дела адмиралов. Если вождь отдал на заклание своего сына, пусть и внебрачного, значит, всем нужно вытянуться в струнку и, затаив дыхание, слушать указания свыше.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Дочь поддерживает его в трудную минуту |
Моральный прессинг не выдерживали и люди, прошедшие куда более суровую школу жизни, чем Кузаков. К примеру, знаменитый полярник Евгений Федоров.
Виновным в антигосударственных и антипатриотических поступках Героя Советского Союза генерал-майора Федорова назначил секретарь ЦК ВКП(б) Алексей Кузнецов. Федоров стал широко известен после первого полярного дрейфа на льдине, которым руководил Папанин. Во время Великой Отечественной войны он возглавлял подчинявшуюся Генштабу метеослужбу и неожиданно для себя и окружающих начал делать политическую карьеру: ему поручили руководить Антифашистским комитетом молодежи. Конечно, это была сугубо общественная работа. И по рангу Федоров вряд ли мог сравниться даже с секретарем малого, комсомольского, ЦК. Но молодость и всеобщая известность делали его опасным конкурентом самого молодого секретаря ЦК ВКП(б) Кузнецова, рассматривавшегося в качестве наследника Сталина по партийной линии.
И потому, чтобы надломить полярника Федорова, его еще до суда сняли с должности и лишили генеральского звания. Схема обвинений была стандартной. Выступая перед аппаратом ЦК, Алексей Кузнецов заранее сформулировал все обвинения: "Центральный Комитет партии вскрыл пресмыкательство перед заграницей и раболепие со стороны бывшего начальника гидрометеорологической службы Федорова. Причем английские и американские разведчики распоряжались в гидрометеорологической службе как в своем собственном доме". Обвиняемых вновь было четверо. А самым тяжким обвинением вновь стала передача госсекретов за рубеж.
Сломать Федорова до суда не удалось и потому его взяли измором. Раз за разом, по кругу, судя по всему, на протяжении многих часов задавали одни и те же вопросы. К примеру, об обмене специальной литературой с прикомандированными к гидрометслужбе представителями союзников: "По какому принципу отбиралась литература для обмена и были ли какие-нибудь указания по этому вопросу?", "Но ведь вы знали, что в государстве существует такой порядок, что литература не может вывозиться за границу, если даже она у нас и продается?", "Для какой цели был передан американцам и англичанам доклад совещания научно-исследовательских учреждений, для обмена на что?", "Почему вы, посылая информационное сообщение для американской миссии, не задумались, что вы посылаете?", "Почему в переданном американцам несекретном сообщении была ссылка на доклад с грифом 'Для служебного пользования'?". От простого чтения протокола допроса Федорова к сороковой странице у любого начала бы кружиться голова.
Еще через полтора часа его с той же занудной дотошностью расспрашивали, почему он передал американцам секретное описание Курильской гряды. Федоров уже явно начал сдавать и объяснял, что, хотя эта книжка и была составлена на основании открытых японских данных, передавать ее в 1944 году все-таки не стоило потому, что американцы могли спровоцировать столкновение между Японией и СССР. Его обвиняли и в том, что он раскрыл врагам, то есть союзникам, секреты подготовки советских метеорологов. В обмен на программы подготовки английских и американских. И он вновь признавал свою неправоту.
Герой-полярник невнятно оборонялся, когда его обвиняли в злонамеренном обмене комплекта оборудования устаревшей советской метеостанции на новейшую американскую автоматизированную аппаратуру. Но потом признал себя виновным и в этом.
Однако окончательно сломали Федорова вопросы о девушках и позорном случае с его генеральской фуражкой.
(Окончание следует)
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ "АРХИВ"
|
Постановление Совета министров СССР и ЦК ВКП(б)
1. В целях содействия воспитанию работников государственных органов в духе советского патриотизма и преданности интересам советского государства и высокого сознания своего государственного и общественного долга, для борьбы с проступками, роняющими честь и достоинство советского работника, в министерствах СССР и центральных ведомствах создаются Суды чести. 2. На Суды чести возлагается рассмотрение антипатриотичных, антигосударственных и антиобщественных поступков и действий, совершенных руководящими, оперативными и научными работниками министерств СССР и центральных ведомств, если эти проступки и действия не подлежат наказанию в уголовном порядке. 3. Суд чести состоит из 5-7 человек. В члены Суда входят работники министерства или ведомства, избираемые тайным голосованием на собрании руководящих, оперативных и научных работников министерства или ведомства, а также представитель партийной организации министерства или ведомства и представитель ЦК профсоюза. 4. Право выдвижения кандидатов в члены Суда на собрании работников министерства или ведомства предоставляется как партийной и профсоюзной организации, так и участникам собрания. Вопрос о включении в список кандидатов в члены Суда чести или отводе из списка решается открытым голосованием. Избранными считаются кандидаты, получившие абсолютное большинство голосов. Министр или руководитель ведомства в состав Суда чести не входит. 5. Члены Суда из своего состава избирают открытым голосованием председателя Суда чести. 6. Суды чести избираются организацией сроком на 1 год. 7. Решение вопроса о направлении дела в Суд чести принадлежит либо министру или руководителю ведомства, либо профсоюзной, либо партийной организации министерства или ведомства. 8. Рассмотрению дел в Суде чести должна предшествовать проверка фактов, проводимая членами Суда по поручению председателя. Председатель Суда определяет, кто должен быть вызван в качестве свидетелей. Обвиняемому предъявляются результаты произведенной проверки и предоставляется право просить председателя Суда о вызове новых свидетелей, о затребовании документов и справок. 9. Рассмотрение дел в Суде чести производится, как правило, в открытом заседании. Разбор дела в Суде чести заключается в рассмотрении собранных по делу материалов, выслушивании объяснений привлеченного к Суду чести и свидетелей и проверке представленных доказательств. При рассмотрении дела в Суде чести могут выступать по существу дела работники министерства или ведомства, присутствующие на заседании Суда. 10. Решение Суда чести принимается простым большинством голосов членов Суда. В решении указывается существо проступка и определенная Судом мера наказания. 11. Суд чести может постановить: а) объявить общественное порицание обвиняемому; б) объявить общественный выговор; в) передать дело следственным органам для направления в суд в уголовном порядке. 12. Привлеченному к Суду чести работнику решение Суда объявляется публично. Копия решения Суда чести приобщается к личному делу работника. 13. Решение Суда чести обжалованию не подлежит. Публикация главного специалиста РГАСПИ Евгения Раменского. |