Система ярославского, или Декорация независимости

Поздним вечером 13 декабря президент России Владимир Путин в Ярославле встретился с театральными деятелями страны, тоже прилетевшими из Москвы, и выслушал их чаяния: по поводу перекупщиков билетов, о трагических особенностях 44 ФЗ, о пагубном влиянии плана закупок, об актах приема-передачи оказанных Юлией Пересильд услуг, об аннексии Крыма и о деле Кирилла Серебренникова, наконец. С театрализированными подробностями — специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников, который считает, что такого разговора с этими людьми у Владимира Путина до сих пор не было.

Театральные деятели ждали Владимира Путина, у которого была встреча со школьниками на «Арене-2000» (см. “Ъ” от 14 декабря), в областном Театре имени Федора Волкова. Здесь были все, ну ладно, почти все: Юрий Соломин, Александр Калягин, Валерий Фокин, Владимир Машков, Олег Меньшиков, Римас Туминас, Владимир Урин и много других таких же. В фойе уже можно было фиксировать отложенный аншлаг, здесь должна была начаться постановка, сделанная специально к открытию Года театра в России, а в репетиционном зале, где наметили встречу с Владимиром Путиным, уже был аншлаг, так зал был тесноват для таких глыб, и театральные деятели скучали. Правда, Римасу Туминасу не давала скучать ничего, казалось, не делавшая для этого, впрочем, актриса Дарья Таран, которая находилась тут все-таки, казалось, специально для того, чтобы не давать никому заскучать.

Преувеличенное внимание на нее обращал прежде всего именно Римас Туминас.

— И где вы служите? — интересовался он.

Оказалась, местная, ярославская. И посадили ее здесь, по всей видимости, для украшения. Да, она прекрасно декорировала этот тусклый интерьер.

И кто-то же ей, наверное, пообещал, что она тут посидит. А она, конечно, понимала, как и остальные, что за это можно все отдать…

Более того, дальнейшие расспросы привели Римаса Туминаса к тому, что Дарья Таран — выпускница местного театрального вуза.

Это прежде всего означало, что в Ярославле есть театральный вуз.

И Дарья Таран добавила, видимо на всякий случай, что сейчас ее занимает режиссер Евгений Жозефович Марчелли, художественный руководитель Театра имени Федора Волкова. Он, между прочим, тоже был в зале, так что у него были все шансы подтвердить эту информацию. Он, надо отдать ему должное, ничего не отрицал.

— Ну как же так,— не то что не унимался, а по всем признакам только начал Римас Туминас,— позвали молодую актрису на такую встречу… Она же в обморок должна упасть… И что мы все будем делать?.. Расценят как провокацию…

Евгений Марчелли, который должен был, по моим представлениям, вступиться за актрису, растерянно и даже в какой-то степени подавленно молчал, а Римас Туминас оказывался озабоченным уже другим. Он глядел на генерального директора Большого театра Владимира Урина:

— Вот все у нас вроде ничего с театральным искусством. Проблема только одна: Большой театр…

И тут он снова вспоминал про Дарью Таран:

— Вот эти оба-то проверенные (он кивал на сидевших рядом Владимира Машкова и Олега Меньшикова.— А. К.)… Но Дарья… Что же делать?..

Он хотел уже и пьесу какую-нибудь придумать да сыграть тут же, и по ходу пьесы уже надо было брать Дарью Таран в заложники, а потом отдавать, но только лично в руки президенту, и что-то такое еще… И Римас Туминас не забывал сказать, что всегда спиной чувствует, когда входит президент, и пока можно не беспокоиться: он ничего не чувствует.

Я подумал, как хорошо и даже спасительно, что в компании уже давно, сколько-то лет тому назад смертельно уставших друг от друга людей (ну это как компания вынужденных регулярно видеть друг друга на всяких мероприятиях главных редакторов) есть такой человек.

Правда, такой человек в конце концов ничего основного своей спиной так и не почувствовал, или он просто уже забыл, что чувствует спиной, когда входит президент… В общем, когда Владимир Путин уже вошел в репетиционный зал и коллеги дали об этом знать Римасу Туминасу, он великодушно и ожидаемо кивнул, словно разрешая:

— Ну все, началось!

Сначала президент отчего-то решил, что его не очень хорошо слышно в микрофон (это было не так), и сказал, что может говорить своим голосом (это было лишнее), хоть и не таким, конечно, как у Александра Ширвиндта,— и Владимир Путин поглядел на него.

Александр Ширвиндт не спеша посмотрел в ответ на Владимира Путина и произнес:

— Не дай бог.

Надо сразу сказать, что эта реплика окажется у него единственной за весь вечер.

Никакой особой смысловой нагрузки реплика, если разобраться, не несла (может, Александр Ширвиндт хотел дать понять, что он не любит свой голос), но Владимир Путин среагировал на нее:

— Ну почему? Миллионы людей, я думаю, обрадовались бы.

То есть, как я понял, тому, что Владимир Путин начал бы разговаривать голосом Александра Ширвиндта.

Президент рассказал в ответ на замечание Валерия Фокина, что такой сети государственных театров, как в России, нет нигде в мире:

— Театр зародился когда в целом (частности не считаются.— А. К.)? В 534 году до нашей эры! Но именно в нашей стране он приобрел такое качество и такой размах, которого нет нигде в мире. Нигде. И школ таких нет нигде!.. Такой сети государственных театров нет вообще нигде в мире, это точно совершенно. Это абсолютно очевидный факт, медицинский, что называется! Это дает о себе знать, такой уровень государственной поддержки. Я уверен, что будут мысли, как это лучше сделать, или мысль о том, как было бы лучше чего не делать со стороны государства!

И еще раз:

— Мы сейчас поговорим об этом поподробнее. Но все-таки это факт!

И еще:

— Такой сети театров нет нигде!

Очень быстро оказалось, что прав Римас Туминас, причем прежде всего насчет Владимира Урина. Основные проблемы, казалось, прежде всего у него:

— Я, помимо того что занимаюсь своей работой, еще и преподаю. И должен вам сказать, что… сейчас школа-студия Московского художественного театра, где я возглавляю кафедру продюсирования, только что прошла аккредитацию… Количество бумаг, которые заполнялись для того, чтобы пройти эту аккредитацию, с точки зрения человека, который этим занимается, зашкаливает за все возможные варианты!.. Причем составляются эти бумаги в Министерстве образования все-таки людьми, с моей точки зрения, не понимающими специфики театрального искусства!

Он хотел, чтобы этим занимались в Министерстве культуры. И разговор возникал не в первый раз. На последней встрече с президентским Советом по культуре Владимиру Путину об этом разные люди сказали вслух раз, может, пять. И вот опять.

— Если это возможно, все-таки Министерство культуры Российской Федерации, где существуют специалисты, которые занимаются конкретно этими вопросами…— просил президента Владимир Урин.

Владимиру Мединскому, сидящему в зале, это должно было льстить.

Впрочем, думаю, театральная общественность так натерпелась от ведомства Ольги Васильевой в свое время, что ее устроит кто угодно вообще, хоть даже Министерство промышленности и торговли.

Владимир Урин приводил примеры того, что с ними делают бумаги:

— Музыкальное искусство — дорогое искусство, музыкальный спектакль стоит невероятно дорого. Сегодня в мире развита такая форма, как копродукция. То есть когда собираются два-три театра и одновременно делают постановку. Она идет, предположим, в Большом театре, в Новосибирском театре, в Красноярском театре, и деньги они делят даже не поровну, а большую часть — в первый театр, меньшую часть — во второй и третий… Это серьезная помощь, в том числе, кстати, российским театрам. Сегодня это невозможно сделать по Бюджетному кодексу, поскольку понятие собственности четко разделено!

И он рассказал про спектакль «Борис Годунов»:

— У нас был выпущен замечательный спектакль, и по ряду, к сожалению, объективных, субъективных причин он недолго прожил на сцене Большого театра (по-настоящему замечательные долго ведь и не живут.— А. К.). Потрясающее оформление спектакля «Борис Годунов»… Красноярский театр оперы и балета меня просит: «Владимир Юрьевич, отдайте оформление». Не могу! Особо ценное имущество и разные уровни бюджетов. Надо пройти такое количество инстанций для согласования с Министерством культуры, с Росимуществом, чтобы передать это в другую собственность, что ты зарекаешься…

Волшебство театрального закулисья впечатляло:

— Мы даем им, причем даем безвозмездно, приходит Счетная палата и говорит: «Почему безвозмездно? Вы должны брать аренду». Я говорю: «Не могу я с Красноярского театра оперы и балета брать аренду».— «Должны». Я привел эти примеры только для того, чтобы, когда мы в дальнейшем будем делать закон, мы понимали, на что мы посягаем. Мы посягаем на определенную исключительность с точки зрения построения бюджетной системы! Даже в предварительном разговоре на рабочей группе у Антона Эдуардовича (главы администрации президента Антона Вайно.— А. К.) уже финансовая группа (из Министерства финансов.— А. К.) сказала: «Нет, это невозможно».

Потом еще Владимир Урин давал понять, что надо срочно спасать «Золотую маску»:

— Ревякина, которая сидит напротив меня, Мария Евсеевна (директор Театра наций и премии «Золотая маска».— А. К.). Дело в том, что 27 лет назад, лежа на пляже в Ялте, мы придумали целой группой людей фестиваль «Золотая маска»… У меня есть две цифры, о которых я хочу сказать. В «Маске» участвовало за это время, за 25 лет его существования, более 400 театров, состоялось свыше 3700 показов фестиваля, и география «Золотой маски» объединила 138 российских городов. То есть это по-настоящему!

Он говорил о «Золотой маске» как о покойнице, то есть очень хорошо, но ведь она не умирает.

А наоборот, по всем признакам прекрасно себя чувствует (прежде всего благодаря Сбербанку). Другое дело, что премия много лет враждует с Министерством культуры, которому она все эти годы никак не дается (и Министерство культуры даже вышло из числа организаторов), за что в том числе и ценится среди людей.

Зачем же так много говорил о премии Владимир Урин Владимиру Путину с не до конца ясной целью? Не для того ли, чтобы напомнить всем, что именно он 27 лет назад, лежа на пляже в Ялте… Нет, ну хотя бы стоя… Но тут уж как было…

В общем, кажется главным в этом периоде Владимира Урина было и правда то, что премию придумал, да, он, а не, например, Николай Цискаридзе.

— Насчет сдачи в аренду — можно сдать… по-моему, законодательство позволяет… за минимальные деньги,— прокомментировал Владимир Путин, давая понять, что бороться с Минфином бесполезно, но можно попытаться, как, видимо, он сам и предпочитает делать, обыграть его на его же поле,— за символическую плату, за рубль, и тогда арендная плата будет назначена, но цель достигнута!

Но все-таки добавил:

— Там, где нужно будет вносить изменения в законодательную базу, мы это сделаем настолько, насколько это возможно. Но, конечно, вы правы. Наверное, там многое такое архаичное. Может быть, нужно и вносить изменения в Бюджетный кодекс…

Мария Ревякина тоже рассказывала Владимиру Путину о тревожных подробностях театральных будней. Если не ошибаюсь, он слышал обо всем таком впервые.

Точно так же было в театре — на 30 вопросов зритель должен был ответить. То есть вопросы очень странные: как вам кресла, мягкие или немягкие, как вам оборудование на сцене? Что может зритель понимать в оборудовании? Ничего. В итоге зритель выходит, ставит — что? Оценку спектаклю. Не понравился ему спектакль у Ширвиндта, он ставит ему «пару», и все!

Я посмотрел на Александра Ширвиндта: нет, ну почему чуть что, сразу Ширвиндт? Судя по его лицу, и он сейчас так же думал.

— И в итоге первого года выяснилось, что у нас самый лучший театр по баллам — это Театр кошек Куклачева, и на последнем месте — Большой театр вместе с Театром Вахтангова, где-то так! — воскликнула Мария Ревякина.— Но по этой независимой оценке качества все-таки благодаря союзу (театральных деятелей.— “Ъ”) Госдуме удалось перебороть это! У нас теперь только один критерий доступности остался.

О, оказывается, об этом можно было здесь уже и не говорить.

Впрочем, дальнейшие подробности заслуживали все-таки, по-моему, внимания президента:

— Были расписаны нормативы. Я почему об этом говорю? Потому что они все время возвращаются!.. Например, 0,2 часа художник-сценограф должен потратить на один квадратный метр ясного неба росписи, 0,4 часа — на роспись, если оно грозовое. А если уж это водный пейзаж — 1,8 часа!.. Гример… (Впрочем, подробностей про гримера не последовало, видимо, и так все с ним было понятно.— А. К.) Мы уже смеялись, что актер… Сколько слов в минуту должен сказать вообще? Сколько раз фуэте должна балерина протанцевать? Вот такие нормативы!

Все это и в самом деле казалось возмутительным. Владимир Путин должен был бороться за отмену. Но захочет ли? Не порекомендует ли обойти особо техничным образом?

— Отменены! — воскликнула Мария Ревякина.— Слава тебе, господи!.. Мы с трудом отбили, спасибо министру культуры, который своим приказом это отменил! Но главное, чтобы не возвратились!

Я начинал запутываться. Да стоило ли говорить сейчас здесь с такой театральной страстью о тех угрозах, которых в действительности уже или еще не было? Разве больше было не о чем? Неужели прав был Римас Туминас, который утверждал перед началом, что так-то в хозяйстве все более или менее хорошо? За исключением все-таки Большого театра… То есть неужели все-таки Николай Цискаридзе?.. Ах, нет, просто к слову…

— Но нормативы по фуэте все-таки есть? — неожиданно заинтересовался Владимир Путин.

— На это Урин лучше ответит,— технично среагировала Мария Ревякина.

Все-таки с 1991 года на пляже в Ялте…

Впрочем, Владимир Урин промолчал. А было бы интересно. Но видно, и в самом деле отменили.

А Мария Ревякина уже говорила про цены на билеты, то есть про перекупщиков:

— Мы за прошлый сезон запустили зрителей. (Не в смысле в театры, видимо, запустили, а просто перестали обращать на них внимание.— А. К.) Мы не можем их не запустить, потому что люди купили у перекупщиков, на их сайтах, сайты-близнецы, билеты… И мы посчитали, сколько заработали! У них заклеена цена, и мы понимаем: ну что, люди купили…— Мария Ревякина все-таки была очень сбивчива.— Вот аналогичный сайт Театра наций, внизу мелко написано, что он не является официальным… Зритель же это не видит! Точно так же в Большом театре!

— В Большом театре на новогоднем «Щелкунчике» около миллиона долларов только за 22 спектакля заработали перекупщики. Это по самым скромным подсчетам! — поддержал Владимир Урин.

Не перекупщиков, конечно, а Марию Ревякину.

— Они же налоги не платят! — возмутилась Мария Ревякина.— Театр выпускает продукт, а они его продают. Надеемся, что пройдет второе чтение…

Да что же это такое!.. Оказывается, и тут все шло своим чередом.

Например, мы, допустим, выбираем, Женя Миронов решил, что Валерий Владимирович Фокин будет ставить спектакль, обговорил с ним какой. Для того чтобы нам контракт заключить с Валерием Владимировичем Фокиным, мы делаем вид и заполняем бумаги о том, что у нас, оказывается, конкурсируют Могучий, Фокин и Туминас и мы якобы выбрали Туминаса. Это горы бумаг, а у нас шесть постановок в сезон.

— Меня выбрали…— поправил Валерий Фокин.

— Перепутала! — воскликнул Владимир Урин.

— Потому что Туминас дешевле оказался! — странно поправилась Мария Ревякина.— В общем, что с нас требуется? У нас через казначейство не пройдет ни одна оплата, если мы сейчас в декабре и январе не вывешиваем полный план на год! У нас шесть постановок, среди них — «Стиляги», «Дядя Ваня», Могучий, Рыжаков… Мы должны прописать в плане закупок все! Декорации Могучего — я из него вытрясти их не могу до сих пор, какая сценография будет, костюмы!..— на секундочку отвлеклась Мария Ревякина.

— Как вы сказали, «Стиляги» и среди них Могучий! — добавил Владимир Путин.

Он хотел пошутить насчет того, что среди стиляг оказался один просто могучий стиляга.

— «Стиляги» — это другой!..— отмахнулась Мария Ревякина.

И продолжила, и это было увлекательно:

— Понимаете, план закупок в творческой организации, в театре, сделать невозможно. Потому что, даже когда режиссер выпускает спектакль, он меняет что-то!.. Мы можем сделать так: расторгнуть контракт с Могучим, потом через какое-то время с Римасом, потом оформить новый!.. И эта бесконечная череда этого маразма 44 ФЗ!

Она имела в виду несчастный федеральный закон (о госзакупках.— “Ъ”).

— Дальше! Я вам сейчас зачитаю очень интересный документ! — продолжала Мария Ревякина.— У нас есть актеры. Вот я взяла первый акт, Юля Пересильд, все мы ее знаем, прекрасная актриса. Что здесь написано?

«Акт приема-передачи оказанных услуг по контракту такому-то с гражданкой Юлией Пересильд о том, что артист сдал представителю театра, то бишь директору, а представитель театра принял услуги Пересильд. При сдаче оказанных услуг артист предоставил представителю театра исчерпывающую информацию об оказанных услугах. Претензий по качеству объема и срокам представитель театра к артисту не имеет. Подпись: Люлякина и Пересильд».

И таких 400 артистов! У нас все договоры!

Теперь все, слава богу, узнали не только про Пересильд, но и про Люлякину.

— А заместитель Жени Миронова,— настаивала Мария Ревякина,— сидит и все время пишет экспертную внутреннюю оценку! Это есть такое положение в законе, что должна существовать внутренняя оценка. Он пишет: «К гражданке Пересильд, поставщику услуг, ИНН такой-то, претензий нет. В ходе экспертной оценки выявлены следующие недостатки… Не выявлены». Например, она играет в рассказах Шукшина… И таких бумаг горы. Понимаете? Это тоже 44-й!.. Внешняя экспертиза — тоже 44-й. Значит, мы должны, например, если мы покупаем музыку Щедрина, то должны провести внешнюю экспертизу, где ее взять, кто может оценить эту музыку… Или покупаем пьесу. Или у нас срочный ввод артиста, заболел человек, вечером надо срочный ввод сделать.

Это было наконец-то, кажется, то, что еще только предстояло исправить. Для этого, собственно говоря, и нужен был тут Владимир Путин.

— Для того чтобы подписать контракт,— Мария Ревякина говорила быстро, и прервать ее было никак,— нам нужно десять дней, нам нужно вывесить на сайте, он должен отвисеться после этого! Понимаете, мы на самом деле год назад проработали с Государственной думой, с комитетом по культуре, низкий им поклон за огромную поддержку за все эти годы, поправки в 44 ФЗ, мы честно его отдали, Госдума честно его передала в вышестоящую инстанцию (то есть, видимо, в правительство на экспертизу.— А. К.). Прошел год. Можно я вам тоже передам сейчас (на экспертизу как в вышестоящую инстанцию.— А. К.)? Мы очень ждем, что это как-то сдвинется и поправится.

— Нет более высокой инстанции, чем Государственная дума,— признался Владимир Путин.

— Видимо, еще все-таки существует,— разубеждала его Мария Ревякина.

Президент обещал разобраться. Таким образом, видимо, и выяснится, существует или нет.

И что-то никто ничего не говорил до сих пор про дело Кирилла Серебренникова. Театральных деятелей так волновали все эти важнейшие детали, в которых, между прочим, увяз на самом деле в свое время и Кирилл Серебренников, что, похоже, история с ним казалась им не такой уж важной деталью.

Но все-таки до тех пор, пока не выступил Михаил Бычков, худрук Воронежского камерного театра. Он до этого долго выступал, потом Владимир Путин ему долго отвечал, а потом Михаил Бычков спохватился и перебил президента:

— Извините, здесь не принято вас перебивать, но забыл сказать одну вещь!

— Но все это делают,— дал ему понять российский президент.

— Мы все следим за так называемым центральным делом (а каким еще оно может быть для Воронежа? А может быть, Михаил Бычков просто не хотел вслух называть фамилию.— А. К.), которое сейчас уже в открытом суде… Мы знаем, что наши товарищи год в мучениях провели… (То есть не достаточно ли? — А. К.) А сейчас мы слышим, как они аргументированно доказывают то, что занимались своим делом безо всякой злонамеренности (он не отрицал, таким образом, что они при этом могли нарушать закон.— А. К.). Мы все ждем справедливого завершения этого процесса!

Надо сказать, что Михаил Бычков был аккуратен: он не хотел своим вмешательством навредить и, видимо, намекал, что если Кирилла Серебренникова отпустят из зала суда, то это не будет значить, что заслуга в этом принадлежит прежде всего Михаилу Бычкову, который на встрече с Владимиром Путиным надавил на президента. А будет значить, что заслуга может принадлежать и самому президенту. Михаил Бычков хорошо себя таким образом показывал.

Впрочем, он сразу задал и еще один вопрос — про налоги, финансовые потоки и то, чем следует и чем ни в коем случае не следует заниматься творческим людям, и таким образом не смог поставить Владимира Путина в положение человека, который должен сразу ответить по делу Кирилла Серебренникова.

Впрочем, Владимир Путин сказал — именно отвечая на другой вопрос:

— Если уж художественный руководитель занимается финансовой деятельностью, тогда он должен нести ответственность за эту финансовую деятельность, и нельзя в какой-то момент сказать: что от него хотите, он же творческий работник? Творческий работник — занимайся творчеством, а несешь ответственность за финансы или подписываешь финансовые документы — ты должен понимать свою ответственность, предусмотренную действующим законом.

Ректор Ярославского театрального института Сергей Куценко дал возможность президенту России сделать неожиданное признание.

— Мы начинали с Севастополя очень давно,— рассказал Сергей Куценко.— Мы это делаем уже очень много лет! В данный момент у нас 14 таких целевых групп для театров малых городов России. То есть они там работают и приезжают к нам на обучение, и педагоги ездят к ним. Разве это не говорит о том, что провинция востребует кадры?

— Для Севастополя готовили? — многообещающе переспросил Владимир Путин.

— Мы начинали с этого города,— с достоинством ответил Сергей Куценко.

— Когда? — переспросил президент.

— Это при Украине еще было,— добавил Сергей Куценко.

— Вот корни аннексии кто закладывал,— кивнул Владимир Путин.

Он таким образом впервые назвал происшедшее в 2014 году с Крымом словом, которого от него не чаяла никогда дождаться, уверен, вся Украина.

Владимир Путин наконец напомнил присутствующим, что зал театра, рассчитанный на 950 мест, полностью занят и что там все ждут его выхода на сцену.

Но там, по-моему, уже даже и не ждали.

Андрей Колесников, Семибратово Ярославской обл.