 |
ФОТО: СЕРГЕЙ СЕМЕНОВ  |
Прошлое
300-летие Петербурга уже на носу. Можно начинать праздновать. А можно вспомнить, зачем Петру I понадобилась новая столица и что из этого получилось.
Про прорубание окна в Европу помнят все. Но для Петра I важно было не только окно и новый форпост в войне с Швецией. Он отправлял Россию в погоню за Европой.
Если углубиться в историю дальше, то можно найти примеры, когда Россия соизмеряла себя с Европой не только в бесконечных войнах. После падения Константинополя Москва самопровозгласила себя "третьим Римом". Тогда, при Иване III, цивилизационные достижения измерялись, особенно в Москве, не столько в материальных единицах, сколько чистотой веры. Наследником истинной веры, естественно, объявлялось православие. И борьбы за религиозную чистоту в постулате "Москва — третий Рим" больше, чем, как может показаться теперь, стремления подравняться с Европой. На самом деле этого стремления не было вовсе, а было прямо противоположное: отстаивание собственной самобытности и, если угодно, богоизбранности русского народа. Здесь нет путаницы с евреями. Еще Николай Бердяев писал: "Так же, как юдаизму свойственно было мессианское сознание, оно свойственно было русскому православию". "Третий Рим" — это идейная опора своего, ни на какой другой не похожего, пути России в мире.
Петр — первый западник среди русских царей. И он "перестраивал" ее на европейский лад уже в совершенно материальном измерении. При Петре Россия стала империей, обрела европейскую столицу, флот, регулярную армию, чиновничество, табель о рангах и позаимствованную у побежденной Швеции модель госуправления. При этом Россия осталась православной. Но характерно, что митрополит эпохи Петра Феофан Прокопович, по определению того же Бердяева, "был, в сущности, протестантом рационалистического типа". Это помогло Петру сделать принципиальный выбор в пользу Европы, который царю простили не все даже века спустя.
Это совершенно понятно. Одно дело настаивать на том, что духовная столица мира — Москва, и поэтому, что бы в ней ни происходило, все будет заведомо "чище", чем в "развращенной Европе". Другое дело — построить новую столицу, признать, что Европа ушла далеко вперед, и отправиться вдогонку, не останавливаясь перед "варварскими методами борьбы с варварством", как определил петровские реформы Ленин.
Противоборство петербуржцев с москвичами не утихает в России вот уже без малого 300 лет, временами приобретая кровавые формы. Хуже с собственно погоней за Европой — разрыв практически постоянно не сокращается, а наоборот, увеличивается. Если его и удавалось сократить, то только военным путем, как это было, например, в 1815 году, когда Россия вершила судьбы постнаполеоновской Европы, подавляла национальные революции. Но в итоге она все равно проиграла очередную европейскую войну — Крымскую. Проиграла потому, что импульс, данный петровскими преобразованиями, иссяк (недаром современники говорили: "В Николае I много от прапорщика и мало от Петра Великого"). Россия так и не сумела шагать в ногу с Европой, оставаясь страной самодержавной и крепостнической, то есть "самобытной", тогда как крупнейшие европейские государства уже пережили буржуазные революции.
Революции, причем уже русские, конечно, тоже не остались в стороне от погони за Европой. Казалось бы, они должны были вывести Россию на европейскую дорогу, как это было с другими странами. Но в России и революции самобытные. Чтобы наверстать отрыв, победившие в России большевики решили не догонять, а сразу обогнать весь остальной мир. Впрочем, здесь было мало расчета и много фанатичной веры в то, что они строили "коммунистическое" будущее всего человечества. Кто-то назвал коммунизм последней мировой религией. Если с этим согласиться, Москва стала "четвертым Римом".
Ради будущего надо было стараться. И старались, демонстрируя с конца 1920-х невиданные темпы экономического роста. Продолжились они и в 1960-е, когда последний раз Россия (в составе СССР) достойно смотрелась на фоне США и Европы. В начале 1960-х у нас был космический приоритет. Этот прорыв уже невозможно объяснить только в категориях противостояния русской (сначала православной, а потом коммунистической) самобытности с общеевропейским развитием. Он стал возможен потому, что выход в космос — это последнее яркое достижение человечества на индустриальной стадии его развития. А здесь советскому социализму, стремившемуся превратить общество в фабрику, было что предъявить. Характерно, что социалистическая фабричность, поддерживаемая аппаратом государственного подавления общества, продемонстрировала практически одновременно и свое высочайшее проявление — полет Юрия Гагарина в 1961 году, и, в очередной раз, свою репрессивность. В 1962 году расстреливают рабочих Новочеркасска, затеявших забастовку из-за того, что цены на мясо оказались для них недоступными.
Будущее
Индустриальное общество, если обратиться к развитым странам, уже в прошлом. Будущее для России — общество постиндустриальное.
Это означает, что бег за лидерами становится бегом с новыми препятствиями. Фундаментальная причина, приведшая СССР к краху, как раз и состоит в том, что он не справился с переходом в постиндустриальную стадию. И для передовых стран этот переход сопровождался чередой структурных кризисов. Советский же строй в принципе не подходил для развития постиндустриального общества. Самое адекватное проявление такого общества — так называемая "новая экономика". Она предполагает, что хорошо образованный и постоянно обучающийся человек, имея современное рабочее место, способен и в одиночку достичь значительного экономического результата. Это так же несовместимо с социализмом, как интернет с цензурой.
Социализма в России нет уже больше 10 лет. Приближения к развитым странам — тоже. Почему же юго-восточные "тигры" смогли преуспеть в своем догоняющем развитии, стартовав с гораздо более плохих позиций, а Россия не смогла?
Российские либералы не дают ответа на этот вопрос. Отчасти потому, что без обращения к роли государства в странах Юго-Восточной Азии их рывок не объяснить. Если мерить по передовикам, то рубеж между индустриальным и постиндустриальным обществом закладывался в 1970-е. "Тигры" сориентировались сразу. Они использовали возможности государства для того, чтобы практически миновать индустриальную фазу и, активно привлекая иностранный капитал, сразу провели структурную перестройку экономики с прицелом на экспорт продукции передовых технологий. Стратегия удалась.
Советский Союз располагал еще более мощным государством, но ту же стратегию выбрать не мог по политическим причинам. Был и еще один фактор — нефть. Те самые 1970-е были для СССР относительно благополучными из-за первой революции цен на нефть, происшедшей в 1973 году.
Нефть вообще сыграла в советской и продолжает играть в российской истории роль коварной искусительницы. Она, возможно, подарила СССР лишний десяток лет жизни, она же подтолкнула его к обрыву, когда в конце 1980-х цены резко упали. Но и экономика России продолжает видеть нефтяные сны.
Призыв Владимира Путина удвоить ВВП — попытка пробудить российскую экономику от этого сна. Можно высчитывать, какими ежегодными темпами она должна развиваться, чтобы оправдать надежды президента, сравнивать их с теми темпами, которые есть, и делать вывод, что задача нереальна. Но вопрос не в цифрах. Неслучайно, поставив задачу удвоения ВВП, в своем послании президент называл разные сроки решения этой задачи (то "за 10 лет", то "к 2010 году"). Цифры для избирателей, чтобы прониклись, и для правительства, чтобы взбодрилось. Главное — сумеет ли российская экономика "потигроветь".
Эта задача гораздо сложнее строительства Петербурга. Для остального мира Россия — поставщик нефти и газа, и никто ни на каком другом рынке ее не ждет. Ситуацию могли бы изменить крупные иностранные компании, если бы они разместили свое производство в России. Но их в России нет. Объем иностранных инвестиций по-прежнему мизерный. Если и есть крупные проекты, то, опять же, в нефтяной сфере. Самая влиятельная сила среди предпринимателей в России — те же нефтяники, которые добровольно переквалифицироваться не намерены.
Остаются возможности государства. Речь, конечно, не идет о том, чтобы силой отнимать деньги у нефтяников и по государственным каналам направлять их в другие отрасли. Это путь в тупик, к ликвидации единственного успешного российского бизнеса. Владимир Путин в том же послании 18 раз употребил термин "конкурентоспособность" и его производные. Он говорил, например, о том, что конкурентоспособными должны быть российские профессора и студенты. Не сказал только о том, что конкурентоспособными должны быть условия привлечения инвестиций, как российских (иначе нефтяные деньги из России уйдут на покупку автозаправочных станций за океаном), так и иностранных (иначе они так и пройдут мимо). Именно эту конкурентоспособность и должно обеспечить государство. Это приоритет экономической политики. На него должны работать все экономические реформы — от налоговой до банковской. Первым же шагом должно стать возвращение к закону о свободных экономических зонах в России.
Если этого не делать, у России не будет шансов даже надеяться догнать хоть Португалию, хоть Польшу. Останется утешаться тем, что она уже была третьим и даже четвертым Римом.
НИКОЛАЙ ВАРДУЛЬ
Отцы-догонятели
($10,31 млрд — $118,89 млрд) Премьер-министр Йосида Сигэру (первый справа) пришел к власти в Японии в 1946 году. В то время ВВП страны составлял $10,31 млрд. Премьер использовал для подъема японской экономики свои хорошие отношения с американцами. Согласно "доктрине Йосиды", Япония доверила собственную безопасность США, тратила на военные нужды лишь 2% бюджета, а сэкономленные средства бросила на подъем промышленности под лозунгом "Догоним Америку!". Скоро она стала второй экономической державой мира. Ко времени ухода Йосиды в 1954 году ВВП страны составлял уже $118,89 млрд.
($10,97 млрд — $116,75 млрд) Диктатор Пак Чжон Хи (справа), совершивший военный переворот в Южной Корее в 1961 году, провозгласил лозунг "Догоним Северную Корею!". Тогда Север опережал Юг по всем показателям. ВВП Южной Кореи составлял $10,97 млрд. Врага Пак Чжон Хи решил бить его оружием: установил госконтроль над экономикой, ввел пятилетние планы. Но при этом запретил профсоюзы, политпартии и дал "зеленый свет" олигархам. Когда в 1979 году Пак был убит во время очередного переворота, ВВП Республики Корея равнялся $116,75 млрд.
($3,6 млн — $28 млрд) Отец "сингапурского чуда" премьер-министр Ли Куан Ю, возглавлявший правительство страны с 1959 по 1990 год, чрезвычайно увлекался государственным регулированием экономики. К власти он пришел в то время, когда сингапурский ВВП равнялся $3,6 млн. Для обеспечения стабильности, необходимой для быстрого экономического роста, он создал в Сингапуре жесткий политический режим. Когда Ли покинул пост премьер-министра, ВВП страны составлял уже $28 млрд.
($446,72 млрд — $882,42 млрд) Патриарх китайских реформ Дэн Сяопин любил сычуаньскую поговорку: "Белая кошка, черная кошка — главное, чтобы она ловила крыс". Он убедил товарищей по партии привлечь в китайскую экономику, доведенную до ручки "большими скачками" Мао Цзэдуна, деньги богатых хуацяо — китайцев, бежавших от коммунизма за границу. И сказал не успевшим убежать китайцам: "Обогащайтесь". За время правления Дэн Сяопина (1978-1997 годы) ВВП страны вырос с $446,72 млрд до $882,42 млрд.
($56,027 млрд — $152,517 млрд) Сын генералиссимуса Чан (Цзян) Кайши Цзян Цзинго, женатый на русской женщине и живший в СССР, пришел к власти после смерти отца-основателя Тайваня в 1978 году. Тогда ВВП страны равнялся $56,027 млрд. Цзян Цзинго продолжил каленым железом выжигать сторонников провозглашения независимости от материкового Китая и прочих диссидентов. Но это не помешало ему создать образ Тайваня как райского места для инвестиций. Через десять лет Цзян умер, оставив страну с ВВП $152,517 млрд.
($13,7 млрд — $24,4 млрд) Генерал Аугусто Пиночет в 1973 году сверг правительство президента Сальвадора Альенде, обвинив его, кроме прочего, в неспособности управлять экономикой Чили. ВВП страны в то время составлял $13,7 млрд. Пиночет обещал исправить ошибки прежнего правительства. В 1989 году, когда его вынудили уйти в отставку, чилийский ВВП равнялся $24,4 млрд. Использованы данные Всемирного банка, Университета Киото (Япония) и национальных статистических ведомств. ВВП удвоим? Дмитрий Львов, академик Российской академии наук: — Дело в принципе нехитрое. Проблема в том, каково будет наполнение этого удвоенного ВВП. В послании президента недостаточно четко раскрыто, за счет чего следует добиваться удвоения ВВП. А ведь это можно сделать за счет наращивания объемов добычи нефти, оказания услуг, развития торговли и т. д. Но главные факторы качественного экономического роста — это наукоемкие сектора. Если определяющим в структуре ВВП будет наукоемкий сектор, можно будет снять шляпу перед теми, кто выполнит эту задачу. Евгений Ясин, научный руководитель Высшей школы экономики, в 1994-1996 годах министр экономики России: — Это нереально. ВВП зависит от экономического роста. А его темпы, по самым оптимистичным прогнозам, в ближайшее время составят 6-6,5%, значит, никакого удвоения не получается. Илья Юров, председатель правления инвестиционного банка "Траст": — Задача решаемая, если за дело взяться сразу, реформы ускорить и направление скорректировать. Чтобы существенно повысить экономический рост, надо переориентироваться с экспорта на стимулирование и развитие внутреннего спроса. Запустить механизм ипотеки, создать систему кредитования малого и среднего бизнеса, населения. И тут потребуется более активное участие государства. Нужно хотя бы создать государственное ипотечное агентство. Александр Хандруев, руководитель консалтинговой группы "Банки. Финансы. Инвестиции": — Реально все, если применить искусственные процедуры: искусственно быстро развивать сферу услуг, искусственно наращивать внутриотраслевые потоки. Но темпы — не самоцель. Тут качество гораздо важнее. Увеличение ВВП должно идти в связке с облагораживанием структуры народного хозяйства. И неправильно так ставить цели, это может привести к образованию финансовых пузырей. Давайте еще сейчас всю нефть выкачаем, и у нас будет ВВП в два раза больше. Николай Шмелев, академик Российской академии наук: — Эта задача, на мой взгляд, излишне амбициозная и нереальная, но, как ни странно, выполнимая — если активно начать действовать в этом направлении уже сейчас. И пусть это пожелание президента будет маяком для всех — чтобы все знали, к чему надо стремиться. Евсей Гурвич, научный руководитель экономической экспертной группы: — Вряд ли это реально. На сегодняшний день мы к этому еще не готовы. При нормальных ценах на нефть темпы экономического роста будут вдвое ниже тех, что необходимы для удвоения ВВП. Чтобы выйти на нужные темпы, надо решить множество структурных и институциональных проблем. И в первую очередь — уйти от сырьевой ориентации, преодолеть существующую государственную бюрократию и тотальную коррумпированность нашего чиновничества и всего общества. Александр Хлопонин, губернатор Красноярского края: — Сибирь может выполнить эту задачу. Основным условием высоких темпов экономического роста является стабильная и понятная тарифная политика, особенно в энергетической сфере. Идея усреднения энерготарифов европейской части страны и Сибири не имеет экономического смысла и грозит потерей экономической целостности Сибири. Михаил Леонтьев, телеведущий: — Раз плюнуть. Тем более что ВВП еще недавно хлопнулся в три раза. И никто не спрашивал, реально ли такое или нет. В нынешней экономической ситуации такой рост — не максимум. Впрочем, альтернатива идиотизму найдется всегда. |
