Светопредставление по-русски


Светопредставление по-русски
       130 лет назад, 20 мая 1873 года, на Одесской улице в Санкт-Петербурге зажглись восемь фонарей с лампами новой конструкции — изобретением отставного офицера Александра Николаевича Лодыгина. Это были первые в мире лампы накаливания. Лишь спустя шесть лет, модифицировав идею Лодыгина, аналогичные осветительные устройства создаст в Америке вездесущий Томас Алва Эдисон. Однако в отличие от русского ученого гений патента сумел еще и правильно застолбить в истории свое изобретение, войдя в нее единоличным создателем лампы накаливания.

Подрезанные крылья
       Споры о том, кто изобрел радио — наш Попов или их Маркони, ведутся больше века и породили немало мифов на тему "Россия — родина слонов". Оба начали свои эксперименты с передачей сигнала на расстояние практически одновременно. И хотя Попов раньше осуществил первую радиопередачу, с подачей "прошения на привилегию" (патентной заявки) он явно запоздал. Вместе с тем и заслуги Гульельмо Маркони в радиотехнике сегодня тоже никто не оспаривает, как и справедливость присуждения ему Нобелевской премии. В случае же с электрической лампой накаливания ситуация вышла еще драматичнее. Александр Лодыгин не только первым изобрел ее, но даже запатентовал! Но оказалось, что не менее важно еще и поддержать свой патент, вовремя пролонгировать его, и вот в этих-то материях наш Левша по всем статьям уступил более подкованному американцу. Лодыгин, испытывая финансовые затруднения, не смог защитить свой приоритет. А Эдисон, за долгую жизнь практически ничего принципиально нового не создавший, но зато усовершенствовавший и запатентовавший буквально все и вся (подробнее об этом см. "Деньги" #6 от 20 февраля 2002 года), как всегда, вовремя подсуетился, и лавры в конечном счете достались ему одному.
       Александр Николаевич Лодыгин родился 6 октября 1847 года в селе Стеньшино Тамбовской губернии в обедневшей, но родовитой дворянской семье. Лодыгины вели свой род от некоего Андрея Кобылы, от которого, по утверждениям специалистов в генеалогии, пошли и многие другие известные на Руси фамилии — Романовы, Сухово-Кобылины, Шереметевы, Колычевы, Епанчины. Все тамбовские предки будущего изобретателя были военными: прадед служил прапорщиком (село Стеньшино было приданым его невесты), дед — майором, а отец — поручиком. Семейная традиция и незавидное финансовое положение родителей, едва
сводивших концы с концами, определили их первенцу военную карьеру. 12 лет от роду мальчик поступил в Тамбовский кадетский корпус и окончил его с примерной характеристикой. Далее последовал перевод в Воронежский корпус, частью которого был Тамбовский, где интересы молодого человека переключились с военной науки на физику — Лодыгин стал лаборантом физического кабинета и учеником ("наблюдателем") на местной метеостанции. После службы юнкером в 71-м Белевском полку с перерывом на учебу в Московском юнкерском пехотном училище подпоручик Лодыгин, разочаровавшись в армейской карьере, неожиданно вышел в отставку. Результатом такого самоуправства стал полный разрыв с семьей.
       В эти годы его голова полна проектами один другого фантастичнее. Не имея достаточных средств для их осуществления, отставной офицер поступил на Тульский оружейный завод, где работал простым молотобойцем, благо здоровьем обижен не был. А скопив немного денег, отправился в Санкт-Петербург, где в конце 1860-х начал поиск средств для осуществления самой грандиозной из своих идей — постройки "летательной машины" тяжелее воздуха, приводимой в действие электричеством и способной поднимать до 2 тыс. пудов груза! Принцип действия "электролета" в элементарном изложении молодого изобретателя звучал так: "Если к какой-либо массе приложить работу архимедова винта и когда сила винта будет более тяжести массы, то масса двинется по направлению силы". "Электролет" Лодыгина представлял собой продолговатый сигарообразный снаряд, снабженный двумя воздушными винтами. Один, расположенный на конце снаряда, должен был тянуть его в горизонтальной плоскости, а второй (на боковой поверхности) обеспечивал подъем вверх. Любому, кто хотя бы раз видел вертолет, понятно, что именно его предвосхитил Александр Лодыгин.
Александр Лодыгин родился в родовитой, но обедневшей дворянской семье. Впрочем, с родителями у него случился полный разрыв, как только он ушел с военной службы
Но это был не единственный "бредовый", с точки зрения тогдашнего обывателя и подавляющего большинства светил науки, проект отставного офицера и экс-молотобойца. Среди других выделяется автономный водолазный аппарат с использованием газовой смеси, состоявшей из кислорода, вырабатываемого из воды путем электролиза, и водорода,— непосредственный предок акваланга, изобретенного Жан-Жаком Кусто вместе с инженером Эмилем Ганьяном лишь в 1946 году. Лодыгин, не встретив поддержки научной общественности, забросил своей проект. А вскоре его друг и коллега морской офицер и изобретатель А. Хотинский предложил первое автономное водолазное снаряжение с резервуаром, содержащим запас сжатого воздуха. Позже, сам того не ведая, Хотинский сыграл роковую роль в судьбе Лодыгина, но об этом ниже.
       Как и следовало ожидать, Главное инженерное управление военного министерства, которому досаждал своими прожектами изобретатель, с полным равнодушием отнеслось и к идее "электролета": в начале 1870-х годов время авиации еще не пришло. Отчаявшись пробить родную бюрократическую стену, Лодыгин решил попытать счастья за рубежом. Он написал в Париж и предложил французскому правительству использовать летательный аппарат в только что начавшейся войне с Пруссией. Получив от комитета национальной обороны положительный ответ и, что важнее, 50 тыс. франков на строительство "электролета", изобретатель воспрянул духом и, собрав с помощью друзей 98 рублей на дорогу (за столько можно было доехать на поезде до Парижа), отправился во Францию.
       Однако и там его ждали неприятности. Сначала во время проезда по Германии воры украли чемодан Лодыгина со всеми чертежами. А когда он прибыл на парижский вокзал, полиция арестовала его, приняв за немецкого шпиона. Лодыгину пришлось объяснять подозрительным "ажанам", что он русский изобретатель и направляется на военный завод в Крезо, где строится его летательная машина, которая приблизит победу над пруссаками. В обстановке шпиономании все это звучало не слишком убедительно, однако Лодыгина быстро освободили. Ему пришлось восстанавливать чертежи по памяти и устроиться на работу слесарем, чтобы расплатиться за снятую в Париже комнату.
       Правда, нашелся француз, который поверил чудаку-русскому и даже по мере сил помог восстановить чертежи. Им был командир бригады аэронавтов Феликс Турнашон. Но когда все стало налаживаться и будущее рисовалось Лодыгину в розовом свете, война закончилась. И как назло, разгромом французов, входом пруссаков в Париж — одним словом, национальной катастрофой, так что никому уже не было дела до безумных проектов какого-то русского.
       
Накал страстей
       Обескураженный Лодыгин вынужден был вернуться в Петербург. Он продолжил свои эксперименты, одновременно посещая лекции в университете и Технологическом институте: изобретатель-самоучка остро ощущал недостаток систематического образования. В эти годы, отложив на время масштабные замыслы, Лодыгин смог довести до ума одну на первый взгляд малосущественную деталь своего проекта "электролета" — всего-навсего особую лампочку, которая должна была освещать кабину пилота.
В то время экспериментами по накаливанию электрическим током занимались многие видные ученые разных стран, в том числе два выдающихся британских физика, за заслуги в научной деятельности удостоенных посвящения в рыцари: сэр Гемфри Дэви и сэр Джозеф Уилсон Суон. Однако Лодыгин вполне мог бы подписаться под известным парадоксальным заявлением Эйнштейна, который утверждал, что создал теорию относительности из-за собственного невежества: он просто не знал, что это невозможно. Лодыгин также не был в курсе последних достижений в сфере электротехники, а потому и предложил то, что большинству ученых мужей казалось ересью, а именно: он первым в мире догадался выкачать из стеклянной колбы воздух и поместить туда угольный стержень, который накалялся под действием тока.
       В 1872 году изобретатель впервые публично продемонстрировал свою лампу и в том же году подал "прошение на привилегию" на "способ и аппараты дешевого электрического освещения". Его лампы включались параллельно на одно и то же напряжение и могли иметь разную мощность, а источником питания для них служил генератор постоянного тока. Существенным недостатком новых ламп была их недолговечность — первые образцы работали всего 30-40 минут. Однако последующие усовершенствования довели их срок службы до 700-1000 часов.
       В любом случае это был настоящий прорыв. И окрыленный успехом Лодыгин вместе со своим другом и помощником Василием Дидрихсоном тут же основал собственную компанию "Русское товарищество электрического освещения Лодыгин и К°". А летом следующего года, как уже говорилось, ее продукция вызвала сенсацию городского масштаба, залив невиданным тогда светом одну из столичных улиц. В том же 1873 году Лодыгиным были получены патенты во многих странах: Австро-Венгрии, Испании, Португалии, Италии, Бельгии, Франции, Великобритании, Швеции, Саксонии и других германских государствах и даже в далеких Индии и Австралии. И только спустя год, 11 июля 1874 года, наконец-то спохватилось родное патентное ведомство. Лодыгин получил российскую "привилегию" за #1619 — правда, с "приоритетом", указанным задним числом: от 2 октября 1872 года.
       Все, казалось бы, обещало быстрый успех и процветание лодыгинскому предприятию. Но насколько талантлив и самобытен был Лодыгин в электротехнике, настолько же бездарен он оказался в бизнесе. Его компания вместо того, чтобы энергично заняться производством и усовершенствованием первых опытных моделей ламп (на что, кстати, надеялся сам изобретатель), пустилась в рискованные биржевые спекуляции. Торговля акциями, или, как тогда говорили, паями, как раз вошла в моду. Однако лишь немногим удавалось быстро разбогатеть, уделом же большинства стало не менее быстрое разорение. Этой участи не избежала и компания Лодыгина, прогоревшая столь же стремительно, как и его первые опытные лампочки.
Из всего грандиозного замысла "электролета" была реализована лишь крохотная деталь — лампочка для освещения кабины. Выйди иначе, и братьям Райт, и Игорю Сикорскому нечего было бы изобретать
Краху компании помогло и конкурирующее изобретение — в 1876 году лампа накаливания Лодыгина неожиданно оказалась в тени "электрической свечи" (дуговой лампы) Павла Яблочкова. В отличие от лодыгинских ламп более мощные "свечи" Яблочкова произвели сенсацию не только в России, но и во всем мире. Белые матовые шары, излучавшие невиданно яркий свет, осветили Елисейские Поля и набережную Темзы, улицы Мадрида, Неаполя, Берлина, дворец персидского шаха и короля Камбоджи. Европейские газеты взахлеб писали о "русском солнце" и "свете, идущем с Севера", акционерные общества с участием Яблочкова росли как грибы после дождя, а в европейской части России лампочки с клеймом "Яблочков-изобретатель и Ко." горели от Белого до Каспийского моря.
       Но и у изобретения Яблочкова был существенный недостаток: сгоревшие угольки нужно было регулярно заменять новыми, в то время как лампу Лодыгина можно было зажигать и гасить многократно. Несмотря на многочисленные попытки деловых партнеров Яблочкова столкнуть его с Лодыгиным, первый, надо отдать ему должное, сразу признал, что за лампами накаливания будущее, после чего, презрев все законы бизнеса, не только не препятствовал конкуренту, но и начал оказывать ему финансовую помощь, хотя и изрядно запоздавшую. При этом Яблочков навредил собственному бизнесу. Не понявшие подобного благородства акционеры его компаний начали стремительно избавляться от акций, те обесценились, и изобретатель дуговой лампы умер в крайней бедности в возрасте 47 лет.
       Но и для Лодыгина время было безнадежно упущено. Потому что к концу 1870-х годов у него объявился конкурент за океаном, куда более мощный и на сей раз лишенный каких бы то ни было сантиментов по отношению к сопернику,— Томас Эдисон.

Патентная перегрузка
       Их соперничество, зафиксированное патентными и иными документами с точностью до дня, может составить сюжет захватывающего романа. Конечно, утверждать, что американец украл изобретение у "нашего", можно только в ультрапатриотическом угаре. Эдисон создал свои лампы накаливания, первые эффективные и долгоиграющие, и первым же наладил их промышленное производство. Но правда и то, что саму идею он позаимствовал у русского изобретателя.
       Известно, что лодыгинские лампы впервые попали в США спустя пять лет после их успешной демонстрации в Санкт-Петербурге. В 1877 году за океан отправилась представительная российская военно-морская делегация — договариваться о заказах на строительство на американских верфях четырех крейсеров для императорского флота. В состав делегации входил тот самый лейтенант флота А. Хотинский, о котором уже шла речь. Именно он с законным чувством национальной гордости продемонстрировал лампочки своего друга самому Эдисону, в чем впоследствии горько раскаивался: не оценил по достоинству прагматизм американского коллеги.
Первые удачные опыты со своей лампой накаливания, в которой в отличие от лодыгинской угольный стержень был заменен более эффективной и практичной угольной нитью, знаменитый американский изобретатель провел лишь спустя два года после встречи с Хотинским. Это случилось 21 октября 1879 года, а уже в январе Эдисон подал заявку на лампу с угольным электродом в Патентное бюро США. Одновременно с заявкой последовал судебный иск — Эдисон требовал запрета на изготовление аналогичных ламп в Европе. Нетрудно догадаться, чьих: Лодыгин тогда жил и работал в Париже. Однако вопреки ожиданиям суд отклонил иск Эдисона! После этого конкурент Лодыгина предпринял еще несколько аналогичных попыток в американских и европейских судах. Однако все они поддержали решение первого, а ряд парижских газет устроили "заокеанскому наглецу" форменный разнос за излишне агрессивное отстаивание своих прав.
       Однако и европейские газетчики недооценили стихию, которую они попытались остановить. Поняв своим практичным до гениальности умом, какие деньги сулит новое изобретение, неутомимый Эдисон в том же 1879 году создал собственную электротехническую фирму и начал планомерно модифицировать и усовершенствовать лампу накаливания, готовясь к завоеванию не только американского, но и европейского рынка.
       И добился успеха — правда, не без помощи со стороны Лодыгина, на которую предприимчивый американец вряд ли мог рассчитывать. Дело в том, что его российский конкурент, награжденный в 1874 году ежегодной Ломоносовской премией Петербургской академии наук, на три года почти забросил физику. Его захватило новое увлечение, за которое "русский Эдисон" чуть не поплатился свободой, если не жизнью. Лодыгин, как и многие отечественные интеллигенты той поры, увлекся идеями революционеров-народников и три года провел в их колонии-общине в Туапсе. Тамошние народники в отличие от своих питерских и московских соратников вели себя мирно. Однако местные власти, напуганные вестями из обеих столиц, в конце концов почли за благо колонию запретить. И Лодыгин в 1878 году вернулся в столицу, где работал на различных заводах, а попутно совершенствовал свою лампу.
       Переломным для отечественной электротехнической науки стал 1880 год — год создания VI (электротехнического) отдела Русского технического общества (РТО) и выхода первого номера журнала "Электричество". В том же году наконец-то добившийся признания на родине действительный член РТО Лодыгин опубликовал в парижских научных журналах серию статей, в которых предложил новый вариант лампы — на сей раз заполненной инертным газом и с нагревательным элементом в виде спирали. А за участие в Венской электротехнической выставке 1884 года, где лодыгинские лампы произвели триумф и не знали себе равных, российское правительство наградило изобретателя орденом Станислава III степени.
Павел Яблочков, хотя его изобретения и конкурировали с лодыгинскими, в жизни помогал Лодыгину чем мог. В связи с чем и разорился
Однако в том же году в научную карьеру Лодыгина вновь вторглась политика. В связи с участившимися террористическими актами по всей стране начались массовые аресты народников, и среди разыскиваемых полицией оказались многие знакомые и друзья Лодыгина. И он принял решение уехать за границу.
Новая разлука с Россией затянулось на долгих два десятилетия. За границей Лодыгин женился на немецкой журналистке, родившей ему двух дочерей. Однако семья редко видела его дома: во Франции и США, где Лодыгин работал у главного конкурента Эдисона Джорджа Вестингауза, русский изобретатель трудился не покладая рук. Он руководил строительством заводов и первых метрополитенов и изобрел множество практических бытовых "мелочей" — электропечь, аппарат для сварки и резки металлов, не говоря уже об обыкновенных вилке и розетке, имеющихся сегодня в каждом доме.
       И все эти 20 лет он совершенствовал свою лампу, не желая уступать пальму первенства Эдисону. Лодыгин столь же неутомимо бомбардировал Патентное бюро США своими заявками: 14 сентября 1888 года — на лампочки с нитями из осажденного углерода, из растительных волокон с пропиткой фтористым бромом и добавками кремния и бора (соответствующие патенты получены им в 1893 году); наконец, на лампы с нитью из железа, платины, вольфрама, молибдена, осмия, иридия и других металлов (патенты 1897 года).
       Однако в сфере патентного крючкотворства и бизнеса русскому изобретателю соревноваться с Эдисоном оказалось не под силу. Американец терпеливо выждал, пока истекут сроки рассмотрения лодыгинских заявок (специально их мариновали, создавая привилегированные условия для "своего", или имела место обычная для подобных ведомств бюрократическая волокита, сказать трудно), и в 1890 году получил собственный патент на лампу накаливания с электродом из бамбука, после чего тут же начал производить ее в промышленных масштабах.
Томас Эдисон, возможно, был не таким талантливым изобретателем, как Лодыгин, но организатором был отменным. Ему удалось организовать себе патентную победу в борьбе за лампочку накаливания
Теперь остановить или обогнать его было делом практически безнадежным. И в 1906 году после многолетних мытарств и судебных тяжб Лодыгин решил продать свой патент лампы с вольфрамовой нитью — самой перспективной, как оказалось впоследствии — компании General Electric, в которую к тому времени влилась фирма Эдисона. Отдал он свое изобретение за гроши. Мог бы поторговаться, запросить процентные отчисления с продаж — заработал бы на всю оставшуюся жизнь. А так полученных денег едва хватило на возвращение с семейством в Санкт-Петербург.
       В последние предвоенные годы Лодыгин преподавал в Электротехническом институте и занимал высокий пост в строительном управлении Санкт-Петербургской железной дороги. Он даже был командирован управлением земледелия и землеустройства в Олонецкую и Нижегородскую губернии для выработки предложений об электрификации. Эта последняя командировка выпала как раз на 1914 год. Что последовало затем, общеизвестно.
       
Лодыгин, которого все потеряли
       Начавшаяся мировая война сломала все планы. Лодыгин вернулся к авиационным проектам — в частности, направил в военное министерство заявку на "цикложир", электрический летательный аппарат вертикального взлета (со специфическими винтами в виде огромных колес, в которых вместо спиц множество лопастей, как на вентиляторе). К тому времени авиация успела утвердиться как военная сила. Но для 1914 года проект "вертолета" оказался утопическим, и военные чиновники без тени сомнения завернули его. Окажись они прозорливее, возможно, лавры "отца вертолетостроения" Игорю Сикорскому пришлось бы делить со своим соотечественником Александром Лодыгиным.
Дом-музей Александра Лодыгина в Тамбове не может похвастать обилием экспонатов — богатейший лодыгинский архив остался в Америке
Хотя если бы такое соперничество и состоялось, то во всяком случае не на родине обоих. Как и Сикорский, Лодыгин после Февральской революции окончательно эмигрировал в США (выехал он туда годом раньше в очередную командировку, оказавшуюся пожизненной). Однако в Америке к тому времени все перспективные направления в электротехнике были плотно монополизированы энергичным Эдисоном. Кроме него, вакуумными лампами, рыночный сегмент которых рос год от года, занимались многие видные ученые, включая будущего нобелевского лауреата Ирвинга Ленгмюра, и конкурент из России был явно лишним.
       За шесть оставшихся ему лет жизни в эмиграции Лодыгин так и не смог найти себе достойное место, окончательно обнищал и тяжело заболел. Запоздавшее приглашение от Глеба Кржижановского вернуться на родину для участия в разработке Государственного плана электрификации России (ГОЭЛРО) Александр Николаевич отклонил по соображениям не политическим, а житейским: он уже не вставал с постели. А в марте 1923 года, когда электрификация шла полным ходом, Александра Лодыгина избрали почетным членом Общества русских электротехников. Но он об этом уже не узнал — приветственное письмо из СССР добралось до Нью-Йорка лишь к концу марта, а 16 марта адресат умер в своей бруклинской квартире.
       Богатейший научный архив Лодыгина, сменив нескольких хозяев, в конце концов осел в Русском фонде университета Коламбия в Нью-Йорке. В 1980-х Советский фонд культуры обратился к руководству университета с просьбой продать хотя бы копии материалов, но и их не получил. Так что на родине изобретателя остались лишь миллионы экземпляров обыкновенной бытовой электролампы с вольфрамовой нитью — как сказано в современном Большом энциклопедическом словаре, "изобретенной А. Лодыгиным в 1872 г., усовершенствованной Т. Эдисоном в 1879 г.". Только вот на каждой лампочке этого не напишешь.
ВЛАДИМИР ГАКОВ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...