Цена вопроса
Профессор Solonian Democracy Institute Рослин Фюллер — об ирландском тесте для «Брексита»
Пережив неделю потрясений, когда Палата общин отвергла план выхода страны из ЕС, с большим трудом избежавшая вотума недоверия британский премьер Тереза Мэй предпринимает новую попытку договориться с парламентом об условиях «Брексита». «План Б», который будет поставлен на голосование 29 января, снова привлек внимание к ключевому вопросу о границе между остающейся в ЕС Ирландией и выходящей из Евросоюза в составе Соединенного Королевства Северной Ирландией, ставшему камнем преткновения в ходе предыдущих дебатов.
Фото: Из личного архива
Прозвучавшее на этой неделе заявление, что Дублин отвергает любую возможность двусторонних переговоров с Лондоном и готов говорить только с Брюсселем, напомнило о том, насколько проблемными остаются отношения Соединенного Королевства с ее меньшим соседом — Ирландией.
По сути, эти отношения были враждебными всегда.
В 1919 году Северная Ирландия, или, как мы здесь говорим, Север, предпочла стать частью Соединенного Королевства, последствием чего стали десятилетия протестов и насилия, продолжавшихся до подписания в 1998 году соглашения Страстной пятницы.
В результате всего этого Северная Ирландия и Ирландская Республика прожили под различными юрисдикциями почти 100 лет (для сравнения, Берлинская стена существовала менее 30 лет).
В Ирландии общество гомогенное — большинство людей считают себя ирландцами, католиками и в той или иной степени «республиканцами». В свою очередь, на Севере общество расколото между протестантами-юнионистами, которые хотят оставаться в Великобритании, и католиками-республиканцами, которые хотят быть частью Ирландской Республики.
Когда в 20-е годы прошлого века Северная Ирландия решила остаться в составе Соединенного Королевства, протестанты составляли большинство.
Тогда в глазах многих Северная Ирландия была самой богатой и высокоразвитой частью острова, в то время как Ирландская Республика выглядела бедными задворками, где жили религиозные фанатики, контролируемые католической церковью.
Но при этом юнионисты, контролировавшие североирландскую политику в течение столь долгого времени, явно не выглядели слишком просвещенными. Они не только дискриминировали католиков, ущемляя их базовые права, но и следовали жесткой, социально-консервативной интерпретации протестантизма.
За 100 лет изменилось многое.
Соотношение католиков-республиканцев и протестантов-юнионистов в Северной Ирландии радикально изменилось: сегодня здесь живут стареющие протестанты и молодые католики.
Если бы мы хотели форсировать процесс воссоединения c Северной Ирландией, то мы бы применили жесткие меры, схожие с тем, как если бы прекратить прием сердечных лекарств или отказаться от инсулина (при диабете),— и «Брексит» нам бы в этом помог.
Но с этой точки зрения для многих людей в Ирландской Республике, которые хотели бы воссоединения, но не намерены форсировать события, все идет более или менее нормально.
То же самое можно сказать и о ситуации на корпоративном фронте.
Ирландская Республика — это место, где находится бесчисленное множество штаб-квартир европейских компаний, и, если вам интересен рискованный бэнкинг или скидка по ставке корпоративного налога, тогда мы (то есть собственно Ирландия) — это то место, которое вам нужно.
Таким образом, если Великобритания, имеющая более многочисленную и разнообразную рабочую силу, хочет перестать быть англоязычным технологическим и налоговым раем Европы, что вызовет смену прописки бизнеса и появление новых сверкающих деловых кварталов вокруг Дублина, почему мы должны жаловаться? А ведь именно англичане направили нас по этому пути, ведущему к успеху, когда заставляли нас разговаривать только на английском языке,— жизнь часто улыбается нам ироничной полуулыбкой.
Таким образом, граждане Ирландской Республики воспринимают «Брексит» со смешанными чувствами. Он может иметь как определенные плюсы, такие как переезд к нам на ПМЖ иностранных корпораций, так и минусы, в частности, осложнение импортно-экспортных операций, идущих через Соединенное Королевство.
Впрочем, есть еще один большой вопрос, злободневный для Юга, но еще более острый для Севера,— это вопросы границы.
Не забывайте, что это страна, где людей взрывали, казнили, калечили на регулярной основе и где «граница» была тщательно укрепленной зоной, патрулируемой с помощью вертолетов и смотровых вышек.
Восстановление границы между Ирландской Республикой и Севером вызовет у людей ассоциацию с тем мрачным периодом в прошлом, который мы называем временем «бед» (Troubles). Уже само слово «граница» вызывает плохие ассоциации.
Объяснение, что эта граница нужна лишь для того, чтобы не допустить попадания на территорию ЕС товаров, не отвечающих европейским стандартам, а не ограничить перемещение людей, ничего не меняет.
В Ирландской Республике любой политик, согласившийся на восстановление границы, нанесет сильнейший удар по своей репутации. А на Севере границе будет рада только небольшая группа наиболее последовательных и непримиримых юнионистов.
На Юге граница между Северной Ирландией и Соединенным Королевством будет принята практически всеми, но юнионисты Севера выступят против. Это обстоятельство имеет особенно немаловажное значение, поскольку одним из удивительных результатов последних британских выборов стала поддержка, оказанная Демократической юнионистской партией (ДЮП) правительству британских консерваторов. Это показало, что ДЮП не может позволить себе бросить вызов правительству, даже если захочет сделать это.
Ко всем этим осложнениям необходимо добавить то, что в ходе референдума по «Брекситу» большинство избирателей в Северной Ирландии проголосовали за то, чтобы остаться в Европе.
Многие молодые люди не испытывают большого желания остаться частью Соединенного Королевства или воссоединиться с Ирландией. Они выросли, имея возможность за небольшие деньги ездить в Италию или Данию, и стали поколением новой, более эгалитарной эпохи, в концепцию которой не вписываются территориальные споры. Они в большей степени чувствуют себя европейцами, чем представители старших поколений.
Таким образом, «Брексит» вернул в повестку дня те вопросы, которые многим казались ушедшими в прошлое. И это обстоятельство — одно из главных препятствий на пути достижения договоренностей, которые бы привели к урегулированию.