Одежда нового человека
Елена Стафьева о мужских коллекциях FW 19
Про ту свободу в обращении со стереотипами мужественности, которую принесла в мужскую моду гендерная подвижность и амбивалентность, мы уже писали. И вот прошедший парижский сезон показов, коллекций FW19, обнаружил, что юбки — это далеко не единственное завоевание новой волны мужской свободы. И даже не основное
Вообще-то, уже несколько даже не сезонов, но лет мужская мода становится все интересней и интересней, а также рынок именно мужской модной одежды в ряде стран, например в России, растет темпами, опережающими женский. Но катаклизмы, которые происходили с модой женской и с женским миром, как-то немного заслонили мужскую одежду. И вот сейчас, когда женский фэшн-мир оказался в напряженном ожидании нового, все внимание внезапно сосредоточил на себе мужской. И тут есть на что посмотреть.
Собственно, пресловутые юбки — это уже почти что общее место, они были во многих коллекциях, от очевидных для такого рода вещей вроде Вёрджила Абло для Louis Vuitton до неочевидных вроде Дриса Ван Нотена. Dries Van Noten в этот раз получился вообще образцовый — будто бы урок обращения с гендерными стереотипами и гендерной свободой был одним из его собственных внутренних заданий, когда он создавал эту коллекцию. Все, что было завоевано, все, что было «женским», а теперь можно и мужчинам, в том числе тем, которые straight, он взял, пропустил сквозь свой внутренний магический кристалл и показал так, что ничего вызывающего и раздражающего — ни идеологического, ни маркетингового — в этом не осталось, а есть только бесконечная человечность, естественность, мягкость и любовь к людям, и мужчинам и женщинам. Ни одного нарочитого лука, ни одного резкого движения — все при этом выглядит безупречно и по-настоящему пленительно. Его игра в мужское/женское построена не на том, чтобы шокировать обывателя юбками — он берет вполне традиционные мужские вещи, например пиджак, просто во вполне узнаваемых женских формах: приталенным и чуть укороченным, без лацканов, с затянутым на талии поясом и чуть удлиненным, и это создает ощутимый гендерный поворот, который при этом никак не выпирает. И даже его юбки выглядят как-то очень мечтательно и похожи на обернутые вокруг бедер пончо. Или, например, его пуховики совсем не мужских форм — трапецией, с хвостами и широкими дутыми палантинами, обернутыми вокруг шеи,— выглядят на мужчинах совершенно органичным образом. При этом он сосредоточенно работает с объемами и пропорциями брюк, и они у него превращаются то в обрезанные дудочки, то в широкие штаны мужских костюмов 50-х, то практически в юбку-брюки. Надо ли говорить, что все эти вещи выглядят дико привлекательными и для женщин, но это нисколько не лишает их мужественности.
Вообще ощущение свободного дыхания было одним из главных на этих показах — и не только у Дриса Ван Нотена, сделавшего одну из самых легких и свободных своих коллекций последнего времени, но и у таких дизайнеров, к которым слово «легкость» раньше как-то было не особенно применимо. Например, Вёрджил Абло, чья первая коллекция для Louis Vuitton была довольно напряженной, сейчас, во второй, как-то задышал спокойней и уверенней. У него тоже были юбки — длинные, гофрированные, хвостами развевающиеся из-под пуховиков и звездно-полосатых свитеров, особенно классно выглядевшие в строгом сером варианте. И тоже широкие шарфы — меховые, сложенные из кусков со звездами и полосами, такие же шубы — опять в нескольких нежных оттенках серого, благодаря которым все ассоциации с нью-йоркскими pimps как-то растворялись в нежности и умиротворенности. Супермешковатые костюмы, объемные пуховики — тоже серые (цвет во второй коллекции Абло был в довольно умеренных дозах),— все выглядело на редкость продуманно и аккуратно. И хотя можно предположить, что часть клиентов, привыкших к стилю Кима Джонса, были несколько шокированы, но определенно теперь появятся новые.
Для самого же Кима Джонса переход в Dior стал очень освежающим — и у него тоже вторая коллекция оказалась уверенней и спокойней, чем первая. Кроме того, что его команда придумала довольно оригинальный способ демонстрации — модели стояли неподвижно на длинном траволаторе,— он уже практически придумал новый стиль для Dior Homme: очень рафинированный, без всякой расхлябанности в объемах, с подчеркнутой структурированностью всех деталей и, что называется, sleek — безупречный, отполированный. Тут тоже были палантины, но шерстяные, обернутые вокруг торса как перевязь, и классная обувь с отстегивающимся верхом, как носили в начале века, но Джонс заправил в нее довольно узкие штанины брюк, и она стала выглядеть урбанистично и модно. В целом же мы наблюдаем тот самый случай, когда перестановки и новые назначения внутри LVMH дали вполне отрадные результаты.
Но самое интересное высказывание — именно высказывание — на тему гендерной подвижности, мужественности и стереотипного ее образа сделал Дзюнъя Ватанабэ. Он показал коллекцию, словно бы целиком скопированную с улиц, кафе и баров всех больших городов, где ходят, сидят и пьют взрослые мужики, совершенно не собирающиеся играть во все эти гендерные игры. В клетчатых рубашках и джинсах, твидовых пиджаках и дутых жилетах, поддетых под них для теплоты, в вязаных шапках или твидовых же кепках, в ботинках на толстой подошве, с седыми патлами и с бородами, в нормальных вязаных шарфах с бахромой — никаких этих ваших юбок и палантинов, не дай бог. Обычные немолодые и довольно помятые дядьки. Ватанабэ, конечно, показывает их нам не as is, а очень аккуратно демонтируя этот традиционный мужской стиль, чуть-чуть сдвигая и перемешивая его элементы,— и создает таким образом пространство настоящего фэшн-дизайна. Но главное и самое остроумное, что он сделал в этой коллекции, определяется именно тем gender-fluid-контекстом, в котором она была показана. Он сказал нам примерно следующее: если вы считаете, что все эти игры с юбками и сетчатыми колготками — это полнейший апокалипсис и падение мужественности, продолжайте одеваться так, как вы всю жизнь и одевались, но хорошо, если вы при этом будете способны как-нибудь творчески подвернуть ваши штаны, например. Эта возможность быть мужественным и даже брутальным — одно из главных завоеваний гендерной амбивалентности, которая эту мужественность как бы очистила от всех неприятных патриархальных коннотаций и дала ее вам (нам) в новом, свежем и современном, виде. И без той самодовольной победительной ухмылки, так раздражающей в адептах всего того традиционалистского комплекса, что принято называть «настоящий мужчина».
А еще важно понимать, что вся эта игра с «женским», которая на наших глазах становится все более изобретательной и наполненной смыслом, все более интересной именно с точки зрения фэшн-дизайна и все менее эпатирующей,— она прежде всего очень льстит женщинам. Многие десятилетия это была дорога с односторонним движением: женщины брали мужские вещи и надевали на себя, они экспроприировали мужские гендерные коды, и это становилось зримым знаком их эмансипации, когда возможность носить брюки и коротко стричься оказывалась чуть ли не в одной плоскости с возможностью голосовать. Мужчины раздражались, снисходительно посмеивались, презрительно усмехались, настойчиво требовали «женственности» — в общем, реагировали любым образом, кроме конструктивного. И вот наконец они сделали первый шаг навстречу — показывая, что они не видят никакого особенного урона своей мужественности в «женских тряпках», что они признают эти гендерные коды равными своим собственным и готовы если не к погружению, то к диалогу, а главное, к игре в мужское/женское, которая, вообще-то, может быть довольно захватывающей. Это, собственно, и есть то главное, что показали нам в начале этого года на парижских подиумах. И видеть это было довольно радостно.