Споры о том, как реставрировать символ Франции — знаменитый собор Нотр-Дам в Париже,— начались уже в день пожара, 15 апреля. Спустя месяц ясно: реакция на ряд проектов такова, что эта дискуссия тоже грозит ожогами.
Фото: Studio Fuksas
Фото: Miysis 3D Studio
Фото: Vincent Callebaut Architectures
Фото: Alexandre Fantozzi / Aj6 Studio
Фото: DPLG Alexandre Chassang / ABH Architectes
Фото: Nicolas Abdelkader / Studio NAB
Фото: Mathieu Lehanneur
Фото: Vizum Atelier
Итак, что же вызывает вопросы?
Закон суров, но это закон
Начать с того, что текст закона определяет законодательные рамки не только собственно реставрации, но и сбора денежных средств, для нее предназначенных. Последний вопрос важен особо: после того, как крупные предприятия и их хозяева пожертвовали на собор миллионы, деньги продолжают поступать от обычных граждан, и этот ручей спустя месяц после трагедии не пересыхает. К этому стоит добавить: уже в первые дни после пожара стало ясно, что денег слишком много. (Причем это выяснилось еще до того, как в законе прописали серьезные льготы с подоходного налога тем, кто захочет пожертвовать на собор.) Как бы то ни было, сейчас собрано свыше миллиарда евро, а по предварительным расчетам потребуется не более 700 миллионов.
Вдобавок и президент Эмманюэль Макрон, пообещав французам, что все средства до последнего сантима будут использованы на реставрацию Нотр-Дама, погорячился.
На него тут же накинулись защитники наследия и экономисты. Стало ясно: нет, все деньги, скорее всего, на собор не пойдут, довольно много останется. И на какие же нужды их направить? Как регулировать этот процесс? Депутаты пожелали, чтобы оставшиеся средства были отданы на восстановление других церквей и соборов. Во Франции их примерно 50 тысяч, из них 5 тысяч — в особо тяжелом состоянии.
«Еще красивее» или «как раньше»?
Кроме того, президент Франции не исключил, что при «реконструкции» в облике Нотр-Дама может появиться «современный архитектурный жест», и даже с энтузиазмом воскликнул, что собор станет «еще красивее». Вот эти слова мигом вызвали особую ярость: и правые депутаты, и защитники наследия тут же заявили, что они хотят, чтобы он был «как раньше». Отторжение вызвала и терминология — пусть будет не «реконструкция», а реставрация! Даже без отсылок французской истории, языковой нюанс очевиден.
Из других серьезных слов в эти дни прозвучало слово «профанация» — ее также требуют не допустить. А профанацией считают любое отступление от прежнего облика. «Что значит "современный жест"? — возмущались депутаты, в основном с правого фланга, защитники традиционных католических ценностей. Может, фигуры святых нужно поставить на крышу так, чтобы было равное количество мужчин и женщин? Или на стрелу установят ветряной двигатель? Или разобьем под крышей органический огород?
Про огород изначально была, конечно, просто злая шутка, но именно она и обернулась правдой — некоторые проекты уже предлагают органические решения, с садом на крыше…
Генерал-реставратор
В общем недовольстве (свыше 300 поправок по ходу слушаний) закон все же был принят нижней палатой, а 27 мая предстоит голосование в Сенате (верхней палате парламента), там прения будут еще тяжелее: сенаторов, отстаивающих традиционные ценности, больше, чем их единомышленников в Национальном собрании.
Пока же правительству удалось отстоять самое спорное положение закона. В ближайшие шесть месяцев создадут специальную госорганизацию, которой будет поручено ведение работ, а при ней научный комитет, его состав определят специальным декретом. Во главе встанет бывший начальник Генерального штаба генерал Жан-Луи Жоржелен. И главное — закон разрешит этой организации выходить за рамки существующих правил урбанизма и защиты окружающей среды при проведении реставрации. Не для того, чтобы попрать французское и европейское право, а чтобы сэкономить время, как объяснил министр культуры Франк Ристер.
А вот уже на этот раз критика раздалась слева. Строители соборов возводили их для вечности, заговорили депутаты, кто мы такие, чтобы спешить и подгонять их под даты, приспосабливая реставрацию собора к Олимпийским играм (они должны пройти в Париже в 2024 году)?
Но закон принят, и пришло время задуматься, как именно восстанавливать. Правые политики запустили петицию, в которой требуют, чтобы сгоревшая крыша и шпиль архитектора XIX века Эжена Виолле-ле-Дюка (сам собор начали возводить в XII веке) были отстроены «идентично» (идентичность, пусть и архитектурная, а не только этническая,— дорогая для правых концепция). А против «идентичности» выступают экологи. Для восстановления «леса», так называется сложная конструкция крыши XII столетия (не путать со строительными лесами), потребуются лучшие французские дубы, 1300 штук. Их уже предложили поставить французские лесозаводчики. Но экологические организации против того, чтобы спиливали деревья. Тем более что организация SOS Paris, среди прочих, только что отстояла так называемый архиепископский садик позади Нотр-Дама. Деревья собирались спилить и устроить там строительную площадку. «Деревья — тоже парижское достояние»,— заявили организации по защите наследия, и сад устоял.
Свет, стекло, хрусталь и сад под крышей
Тем временем архитекторы и художники уже начали представлять проекты реставрации. Эмманюэль Макрон пожелал, чтобы собор снова получил свой шпиль — в той или иной форме, и с восстановлением стрелы согласны практически все. Вот только в какой именно форме?
Известный художник-график Антуан Сежурне опубликовал в своем Twitter изображение проекта, по которому стрела будет не физическим, а световым сооружением: к небу взойдет световой луч, по форме напоминающий шпиль. Идея, несомненно, повторяет две световые башни, возникнувшие на месте бывшего World Trade Center в Нью-Йорке, разрушенного терактом 11 сентября 2001 года.
Итальянское архитектурное бюро Fuksas предложило стеклянную крышу и стеклянный же шпиль из материала, который напоминает хрусталь. Днем собор пользовался бы естественным освещением, а ночью красиво подсвечивался. Ночное освещение предложил и художник Александр Фантоцци, но крыша, согласно его проекту, должна будет состоять из витражей.
Хрусталь и стекло держат явное лидерство среди архитекторов. Вот и такой авторитет, как Норман Фостер, предлагает стеклянную крышу — тоже ради естественного света. В поддержку слышатся рассуждения: а не ради него ли в свое время готический стиль и предпочли романскому, расширив окна, поставив витражи? К тому же современные проекты из стекла соответствуют сегодняшнему милленаристскому ощущению: мы уйдем, стены собора нас переживут, так разве имеем мы право оставлять что-то другое, кроме бренного следа, такого же хрупкого, как стекло? Впрочем, проект Фостера, кажется, все же рассчитан на то, чтобы длиться: вокруг хрустальной иглы предполагается соорудить раму из нержавеющей стали, а также платформы, на которые смогут подниматься посетители.
А еще есть стрела, предложенная архитектурным бюро Godart+Roussel: по концепции, она металлическая, зато крыша полностью будет составлена из витражей. Таким образом, посетители, которые поднялись на крышу, смогут смотреть через них на сам собор, а оставшиеся внизу — сквозь витражи на небо.
И раз уж нельзя рубить дубы, то почему бы не развести под стеклянной крышей и сад с огородом, совершенно всерьез, без намека на шутки предлагают некоторые архитекторы. А на саму крышу можно будет заново установить ульи. Там и до пожара жили пчелы, которые, напуганные дымом, исчезли на несколько дней, но теперь вернулись.
Каменщики, плотники и витражисты
Как показал опрос общественного мнения Odoxa для газеты Le Figaro, 72 процента французов не хотят, чтобы из закона делались исключения. Историк Александр Гади, глава Общества охраны памятников (Sites et Monuments), например, считает это совершенно недопустимым и, главное, лишенным всякого смысла. Зачем выходить за рамки существующих правил, если и при их применении можно прекрасно восстанавливать собор? Например, если соблюдать Венецианскую хартию. Вот только сроки президент потребовал слишком короткие. Пять лет, то есть к Олимпиаде, по мнению историка, срок нереальный. В первую очередь потому, что собору повредил не столько огонь, сколько вода. А здание еще не высохло, и никто не знает, что с его структурой.
Против того, чтобы спешить, не разобравшись, и французские ремесленники. А к их голосу придется прислушиваться: восстанавливать собор будут они.
Франция — страна, которая развивает ремесла и уважает специалистов, особенно в тех областях, которые могут быть задействованы в реставрации, не меньше, чем Япония. Считается, что французские реставраторы — один из лучших в мире, а возможно, и лучшие. Во всяком случае, их мастерство на очень высоком уровне, а главное — эти ремесла живые: много тех, кто хочет им учиться, и много тех, кто может учить.
В стране, с одной стороны, жив институт «компаньонажа» — это, по сути, средневековая традиция, по которой молодые подмастерья (примерно 16 лет) переходят от одного учителя к другому, совершая таким образом свой «Тур де Франс» (отсюда и название, дословно — «компаньоны по Тур де Франс»). С другой — есть «предприятия живого наследия», работающие с деревом, стеклом, тканями и другими материалами так, как это делалось веками. И таких предприятий больше тысячи. В некоторых работают сотни человек, в других — один или два, но им всем тоже полагаются налоговые льготы. Среди них витражисты, краснодеревщики, столяры, плотники, каменщики… Жан-Люк Руйе, глава одной из трех крупных ассоциаций компаньонажа, рассказывает, что главное в их деле — смирение. «Нужно представить, что тебя нет, а есть только само здание,— пытается объяснить он. И в связи с дискуссией о сроках работ добавляет: — Пять лет — это очень сложно, а главное — что именно определило такую цифру?»
Реставраторы и члены компаньонажей точно так же, как и все остальные французы и просто любители искусства во всем мире, видят в пожаре собора Парижской Богоматери трагедию. Но видят они и другое — возможность прикоснуться к работе над «джокондой», как многие из них признаются, и необходимость продолжить дело, которое было начато задолго до них. Их к этому готовили, они сделают не хуже, чем предки.
Только пусть не торопят.